Дяг смотрел на сцену, полуприкрыв глаза, с блаженным выражением. На сцене появился старец с палкой, и неистовый танец первородной силы стал затихать. Теперь первобытное славянское племя должно было выбрать самую красивую и здоровую девушку, чтобы принести ее в жертву матери-земле.
Вдруг эта сцена стала для Миси символичной, ей показалось, что этот спектакль вовсе не о ритуалах, которые сегодня кажутся бессмысленными и жестокими. Балет «Весна священная» о том, что природа, или Господь, или мать-земля, если угодно – сейчас, в начале двадцатого века! – выбрала жертву. Страну, которая будет распята, в назидание и на пользу другим странам, чтобы другие не погибли. «Так вот почему Дяг жаждал заново поставить „Весну священную“! Он хотел показать, что Россия, потерянная для него и его близких, мучается не зря. Дягилев сам, как этот старейшина на сцене, старик с посохом, все понимает, смотрит будто сверху». Мися схватила Дяга за руку и не отпускала.
«Господи, как же это страшно, – почувствовала Мися. – Их жизнь, их страна, место, где лежат их предки, – все растерзано и принесено в жертву. Они, мои русские друзья, творят волшебный мир на сцене взамен утерянного своего угла на земле. Они оказались без опоры, лишились корней, родительских соков и при этом имеют мужество не доживать, сетуя на судьбу изгнанников и отщепенцев, а творить, создавать сказку, воображаемые миры для других. Может быть, поэтому у них так хорошо получается? Как Дяг спросил меня однажды: а разве нельзя быть живым на небесах? Они все уже словно не небе, потому что у них нет здесь своей земли! Странники мои… да я и сама такая».
Когда балет закончился, Мясин и Стравинский вышли на поклон. Мися встала, вытирая слезы, кричала восторженно, изо всех сил хлопала. Дягилев, Корибут-Кобутович, Нувель аплодировали и выкрикивали «браво».
– Серж! Это невероятно! – Мися обняла Дягилева. – Какое потрясение!
– Мися моя! Ты видишь, что Лёля гений?! Он лучше всех! Ну что, друзья! – обратился он к остальным. – Леонид Федорыч-то наш как справился!
Дяг сделал плечами несколько танцевальных движений:
– О-ла-ла, получилось! Пафка, тащи корзины с цветами, тащи на сцену! А другую корзину, с шампанским, принцессе де Полиньяк. Пойдемте, друзья!
Спектакль ясно показал Мисе, что Леонид стал достаточно сильным, чтобы выпрыгнуть из «семьи» создателя.
– Я не пойду сегодня с вами, – шепнула она Дягу во время аплодисментов. – Поздравь Лёлю от меня, Стравинского тоже обними и поздравь. Отпразднуйте хорошо, прошу тебя.
– С ума сошла, миленькая? Без тебя никак!
– Мне нехорошо. Правда, Серж… прости, моя голова в последнее время болит. До вашего отъезда позвоню тебе.
– Мися, без тебя не может быть праздника! И как же, я хочу тебя познакомить с Сережей Прокофьевым! Вон, посмотри, он там, – он подвел Мисю к краю ложи. – Стоит рядом с Гончаровой.
Мися увидела длинную с залысинами голову хорошо одетого молодого человека.
– Сережа Прокофьев гений, он солнечный мальчик! Непременно напишет для меня балет, и даже не один, я уверен, – Дягилев приветственно махал то одному, то другому знакомому.
– И как Стравинский это переживет? – поинтересовалась Мися и тоже помахала знакомым журналистам.
– Пусть соревнуются. – Дягилев вставил в глаз монокль, с довольной улыбкой оглядывая толпу журналистов, художников и нарядных людей внизу. – Знаешь, забавно, – он понизил голос, – как Сережа Прокофьев говорит про музыку Стравинского? «Бахизмы с фальшивизмами»! Бахизмы! – Дягилев расхохотался, и люди в зале подняли головы, улыбаясь его смеху. – Фальшь-фальшивизмы!
– Боже, это же барон Жувенель с Мартой Бибеску. Злодей! – увидела Мися. – Они там с итальянским послом, пойду поздороваюсь.
– Сергей Павлович, пойдемте на сцену, все вас ждут! – позвали из «свиты Дягилева».
– Ну, идем с нами? – потянул он ее за руку. – Сережа Прокофьев нам поиграет свою музыку!
– Прости, я не могу, прости.
Мися впервые не праздновала парижскую премьеру вместе с труппой «Русского балета». Она провела этот вечер с Русудан.
Шанель вернулась в Париж из Биаррица, когда «Русский балет» был уже в Мадриде. Перед отъездом Игорь Стравинский зашел к Мисе, принес еще одно письмо для Коко и просил передать, что его семья очень благодарна за возможность пожить на вилле Шанель в Граше.
– Что-то ты завяла, – определила Шанель, встретив Мисю. – Давай-ка съездим в Ниццу на несколько дней, мне тоже надо отдохнуть наконец. Прокатимся, поболтаем. Заодно узнаем насчет этого дела – то, что ты говорила насчет подарков…
– Подарков?
– Сама же придумала. Княжна дала адрес, это около Канн, познакомимся с парфюмером из России.
Мисе не хотелось покидать Париж, даже ненадолго. Она почти каждый день встречалась с Русей и при этом следила, чтобы Жожо, наоборот, со скульпторшей не встречался или виделся только в ее присутствии. Оторваться от обоих у нее не было сил.
Но все же они отправились на юг на автомобиле Шанель, с ее шофером, бесцветным и молчаливым бывшим военным. В дороге Мися заставляла себя любоваться пейзажами, но утешаться природой у нее не получалось.
– Ты прочла письма Стравинского? – спросила Мися, когда они остановились выпить кофе.
– Да. Ты представляешь, как сильно он влюбился? – Шанель с улыбкой покачала головой.
– Ага, в твою силу и деньги, – буркнула Мися.
– А что, не может быть такого, чтобы я сама ему понравилась? – Коко раздраженно прищурилась.
– Вряд ли, – мрачно пожала плечами Мися. – Ну ладно, не знаю. Расскажи лучше про русских князей. Ты развлекала их в Биаррице?
– Мися, почему ты злишься? Ты сама ведь уехала, и, конечно, я была с ними. Мы катались с князем Дмитрием, потом был турнир поло. Они мне нравятся, и брат, и сестра.
Мися понимала, что напрасно грубит, но быть добрее у нее не получалось.
– Значит, с князем Дмитрием у тебя роман? – недовольно покосилась она на подругу. Мися хотела добавить: «Как быстро ты забыла своего Боя», но все же промолчала.
– Ну что… – Коко поболтала ногой, вытянула носок, полюбовавшись бликами на чулках. – Я скажу тебе так. Он слишком молодой, конечно, и знаешь, в общем-то, он мне не так уж и нравится. Н-но!
– Значит, ухаживал? – усмехнулась Мися. – Прямо искренне?
– Ты снова хочешь сказать, что интересоваться мной можно только из-за денег, которые я, в отличие от вас, других дамочек, научилась зарабатывать? – вспылила Коко и прихлопнула ладонью по влажной столешнице. – Надоели твои нападки, Мися!
– Извини, – Мися протянула руку через столик и положила на ладонь подруги. – Расскажи.
– Князь Дмитрий слабый человек. Может быть, от природы он и не был таким, и в любом случае не этого добивались его воспитатели. Мать у него, как и моя, рано умерла, отца и любимого брата расстреляли большевики, еще двух лет не прошло, представляешь?! Потеря кузена, российского императора, который, кстати, воспитывал его и любил как сына… все это его сестру, например, закалило – а Дмитрия разрушило, кажется. Он будто без жизненных сил; красивый, но беспомощный. И может быть, ты права, поэтому ему нравится быть рядом со мной. Я сильная. Дмитрию нужна опора.
– А тебе зачем?
Коко курила со спокойной усмешкой.
– Для продаж, конечно, – догадалась Мися и закивала с улыбкой.
– Сколько заказчиц, безродных богатых и титулованных, придут ко мне в магазин, хотя бы чтобы посмотреть на меня, если будут считать, что за мной ухаживает Дмитрий Романов? Его высочество! Другие прибегут в надежде встретить там его самого, – Коко хохотнула низким голосом. – Мой бог, уверяю тебя, ни у меня, ни у Дмитрия нет желания быть любовниками. По крайней мере, долго. Кроме того, – Коко смеялась и не могла остановиться, – у меня нет времени, а у него нет сил!
– Умно, – равнодушно констатировала Мися. Ей самой никогда не были нужны ухищрения и специальные расчеты, чтобы делать жизнь вокруг искрящейся. Расчетливость подруги впервые покоробила ее. «Черты простонародного происхождения все-таки, – усмехнулась она, глядя на упрямые завитки челки Коко, которая за лето отросла до бровей. – Хватать и использовать, ага. Принцам может это нравиться – они сами ведь не умеют вцепиться и удерживать, они наблюдают такой экземпляр с любопытством, во все глаза. Да и я тоже».
– Я даже обещала работу его сестре, – подмигнула ей Коко. – Мой бог, я помогаю принцу и принцессе выжить! Представляешь?! Не только гениальному Стравинскому!
Мися не отреагировала на самодовольный возглас, лишь спросила:
– Если уж ты помогаешь, не могла бы взять Русю, ну, Русудан Мдивани, в манекенщицы? Мне кажется, будет хорошо, если мы поможем их семье.
«Может, Руся заработает и уедет в Америку?» – размышляла Мися.
– Не знаю, – задумалась Коко. – Она высокая? Манеры хорошие?
– Не строй из себя идиотку! Ты ее видела в «Ритце» на завтраке.
– Я не помню ее, я ведь уже работаю с разными девушками, и, кстати, многие из них аристократки из России.
– Она красавица! Она тоже княжна! – вспомнила Мися главный аргумент.
– Надо присмотреться. Приходи с ней в рабочее время.
Всего одну ночь переночевав в Ницце и съездив к парфюмеру, они возвратились в Париж. Коко торопилась вернуться к работе, Мися – к мужу.
Шанель наметила показ новых платьев на пятое ноября и теперь работала каждый день с раннего утра. В небольшой душной комнате она сидела на высоком табурете у стола, заваленного рулонами с тканью и отрезами, с ножницами в одной руке и сигаретой в другой. Она часами сосредоточенно работала над тканью, накинутой на высокую манекенщицу. Рядом с Коко целый день должна была стоять пожилая женщина с хмурым лицом и всклокоченными рыжими волосами, Полетт, – она держала подушечку с булавками и запоминала все указания хозяйки. Другие манекенщицы, полуодетые, всего их было восемь, дожидались примерки в маленькой комнате по соседству, двери туда были закрыты. Полетт после команды Коко, вернее после ее кивка, выводила из соседней комнаты очередной «манекен», так хозяйка мастерской называла неулыбающихся красавиц.