Вскоре от огня флагмана загорелся фрегат «Фазли Аллах», он бросился к берегу и сел на мель.
В это время громовое «Ура!» долетело до кормы флагмана с «Великого князя Константина» и «Чесмы». Они взорвали бомбами пушечный фрегат «Навек Бахри». Его горящие обломки упали на четвёртую батарею, турецкую часть Синопа, и там занялись первые пожары. Второму противнику «Константина» — фрегату «Несима Зефир» меткие канониры перебили якорь-цепь, его понесло вдоль берега, и он так же приткнулся на мель.
Завершился лишь первый час сражения, а Синопская бухта походила уже на гигантский кипящий котёл.
Ближе к краю, в сизой туманной мгле пожарищ, бешено отстреливались турецкие суда, а сама кромка бухты ежесекундно озарялась зловещими вспышками береговых батарей.
«Чесма» после взрыва «Навек Бахри» развернулась на шпринге и убийственным шквалом огня уничтожила и срыла до основания третью и четвёртую турецкие батареи.
Батареи противника били всё время прицельно калёными ядрами. Раскалённые до красна ядра зажигали палубу, разрываясь на батарейных деках, грозили взорвать крюйт-камеру.
Калёное ядро попало в одно из орудий на средней батарейной палубе «Ростислава» и разорвало его. Осколками ранило десятки матросов, пробило палубу. Загорелся и взорвался кокор с картузами. Взрывом приподняло сукно, закрывающее вход в подбатарейную камеру. Там, рядом с крюйт-камерой, взорвались приготовленные для стрельбы ещё 20 кокоров, а до открытой крюйт-камеры рукой подать.
— Братцы, за мной! — крикнул батарейный командир мичман Николай Колокольцев и спрыгнул вниз.
В тот же миг он хлопнул дверью крюйт-камеры и, навалившись на неё телом, запер на задвижку. Следом за ним спрыгнули матросы, среди них и раненые, и принялись тушить пожар.
— Закрывай люк сверху! — крикнул Колокольцев.
Отрезанный от воздуха огонь постепенно затух. Обгорелых, полуживых матросов подняли наверх и окатили водой…
Турецкие батареи продолжали губительный обстрел кораблей, и командир «Парижа», капитан 1-го ранга Истомин, решил заставить их замолчать. Выполняя предписание Нахимова, фрегаты «Кагул» и «Кулевич» крейсировали у входа в бухту. Заметив, что из бухты выходит пароход «Таиф» под командой английского капитана Слейда, фрегаты двинулись наперехват. Едва фрегаты произвели первые выстрелы, как пароход вдруг застопорил ход, затем отработал машинами назад и стал выворачивать на ветер. И вдруг вдалеке из-за мыса появились три парохода, это был отряд под флагом вице-адмирала Корнилова. Увидев турецкий пароход, Корнилов сразу отослал фрегаты на помощь Нахимову, поднял сигналы «Крыму» и «Херсонесу». «Атаковать неприятеля, поставив его в два огня», а сам устремился навстречу «Таифу».
Английский капитан вновь показал нежелание вступать в бой. Он резко изменил курс, уклоняясь от встречи, и развил полный ход.
Отстреливаясь, «Таиф» отрывался, как мог, но пре имущество в скорости не замедлило сказаться, и погоня вскоре прекратилась.
В бухте тем временем сражение подходило к концу. Боевое ядро турецкой эскадры было уничтожено. Все корабли турок или взорвались, или, потеряв управление, сидели на мели. Часть из них полыхала. Разгорались пожары и на берегу.
Как бы подводя итог, с невозмутимым видом Нахимов распорядился:
— Передайте на все корабли: «Прекратить бой. Всем кораблям переменить место стоянки, отойти от берега». Не ровен час, ветер зайдёт, огонь перекинется на них.
Слабый ветер постепенно разгонял клубы дыма, но небо не просветлело. Его заволокло серыми тучами, пошёл мелкий дождь.
В бухту вошёл отряд вице-адмирала Корнилова. Тепло обнялись адмиралы. Корнилов сердечно поздравил товарища:
— Виктория славная, Павел Степанович, выше Чесмы и Наварина, — взволнованно воскликнул он, — сокрушён цвет турецких фрегатов и корветов!
Нахимов, смущённо улыбаясь, развёл руками:
— Не вижу своих заслуг особых, Владимир Алексеевич, это всё они, — он показал на матросов, на корабли, — а я только верный выученик Михаила Петровича.
Вечером пожары усилились. Команды сидевших на мели у берега судов, не желая отдавать корабли, поджигали их. Когда огонь добирался до крюйт-камер, они взрывались и горящие обломки залетали на берег. Мощный взрыв потряс бухту, когда взлетел на воздух фрегат «Фазли Аллах». Горящие головешки от него упали и подожгли турецкую часть города. Ветер крепчал, и пламя разгоралось всё быстрее.
При зареве бушующих пожаров команды принялись за ремонт судов. Узнав от Корнилова подробности бегства «Таифа», Нахимов выразил опасение:
— Полагаю, Владимир Алексеевич, елико возможно, быстрее исправиться и уйти в море, чем чёрт не шутит. Всполошатся англичане и французы в Константинополе.
Корнилов согласился и сказал:
— А те суда, что не успеем исправить, возьмём на буксир. Завтра должен подойти «Громоносец».
Утром Нахимову доложили рапорты командиров кораблей о потерях:
— Всего на эскадре выбито тридцать восемь офицеров и матросов и двести тридцать раненых, у неприятеля убитыми не менее четырёхсот человек.
— Раненых около тысячи наберётся, много пленных…
— Ко всем взятым в плен человеческое обращение непременно проявлять, довольствовать пищей и одеждой, раненым оказать помощь, — распорядился Нахимов.
Утром 20 ноября эскадра Нахимова покинула Синоп. Корнилов на «Громоносце» отправился в Севастополь, чтобы сообщить радостную весть о разгроме турецкой эскадры.
Спустя два дня первые корабли эскадры бросили якоря на Севастопольском рейде.
— Севастополь и флот гордится вами, Павел Степанович, — сказал Корнилов, поднявшись на борт, сопереживая с Нахимовым радость победы.
За Синоп Нахимов удостоился ордена Святого Георгия II степени. И всё же разгром турок при Синопе навевал иногда Нахимову тревожные мысли. Однажды он высказал их адъютанту штаба, своему земляку, лейтенанту Ухтомскому:
— Только ужасно то, господин Ухтомский, — сказал адмирал, — что эта победа подвинет против нас войну, ибо англичане увидят, что мы им действительно опасны на море, и поверьте, они употребят все усилия, чтобы уничтожить Черноморский флот.
Нахимов интуицией предчувствовал то, о чём не знал. Война с Турцией ещё не началась, а русскому послу в Лондоне Бруннову было заявлено: «Флоты Англии и Франции войдут в Чёрное море, в случае, если русские атакуют турецкие порты».
23 декабря 1853 года англо-французская эскадра вошла в Чёрное море.
25 декабря Корнилов отдал приказ о приведении флота в боевую готовность. Командующему эскадрой Нахимову придавались в поддержку все береговые батареи и предписывалось «быть в полной готовности принять атаку, равно, как сняться с якорей и выйти в море».
Всю весну и лето флот приводил в порядок корабли после Синопа, выходил в море, следил за неприятелем.
14 марта Англия и Франция объявили войну России, а в конце апреля начали высадку войск в Варне. После позорного отступления войск за Дунай, союзники начали подготовку к высадке десанта в Крым.
1 сентября неприятель беспрепятственно начал высадку войск у Евпатории, а 7 сентября армия Меншикова потерпела поражение на рубеже реки Альмы.
Критическое положение Севастополя вынудило моряков безотлагательно решать, что делать флоту?
Утром 9 сентября Корнилов созвал совет, на котором присутствовали флагманы и командиры кораблей Черноморского флота.
Корнилов высказался за выход кораблей в море[33], чтобы постоять за честь флота. Он предложил атаковать неприятеля у мыса Лукулл. Если его удастся уничтожить, армия союзников останется без припасов и не сможет уже получить подкрепление. В случае неудачи он предложил сцепиться на абордаж и умереть со славой, взорвав свои корабли и часть неприятельского флота. Враг не решился бы атаковать сильные приморские батареи, а без его содействия неприятельская армия вряд ли сломит оборону русских войск. Наши войска могли бы продержаться до подхода подкрепления, а потом разбить врага превосходными силами.
Его поддержал Истомин.
— Надо выйти в море, Владимир Алексеевич, — сказал он, — погибать флоту, так погибать с честью.
«Истомин решительным голосом поддержал мнение Корнилова, — заметил командир парохода „Эльбрус“ Асланбегов — я, Ильинский, Вукотич — также. Но все остальные задумались и стали рассуждать. Какой неувядаемый блистательный венок, — Асламбегов высказал своё видение дальнейших событий, — готовился Черноморскому флоту: 14 кораблей, 7 фрегатов и 10 пароходов хотели сразиться с 33 кораблями и 50 пароход-фрегатами. С какой дивной чудной памятью погрёб бы себя в волнах Чёрного моря Черноморский флот! Если ему назначено уже погибнуть, то может ли быть славнее смерть? И какие чудеса храбрости увековечил бы за собой этот сонм героев, эта гордость храбрых? Россия бы отпела по нас вечную память; родные и друзья гордились бы, считая нас в числе этих доблестных русских, которые так мужественно презрели жизнь.
Но с выходом флота и удалением армии, что бы последовало? Город был бы взят, и неприятель торжествовал бы занятие первого русского порта. А что важнее для России: порт или флот? Конечно, порт — это ключ Чёрного моря».
Вечером, покидая город, Меншиков никого не поставил в известность о своих намерениях, не отдал ни каких распоряжений по обороне, не сообщил даже о том, где будет располагаться его армия. Вопрос о командовании гарнизоном в это трудное время князь решил легкомысленно: поручил престарелому бездеятельному начальнику 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Моллеру. Под его подчинение поступили как Нахимов, на которого возлагалось руководство морскими частями на Южной стороне, так и Корнилов, которому вверялась Северная сторона Севастополя.
Получив распоряжение князя, пока он не уехал, Нахимов направился к нему объясняться:
— Ваша светлость, увольте, не гожусь я в пехотные начальники-с, не обучен и непривычен.
Меншиков, как всегда, не переносил обсуждений своих приказов.