ия образования, а по выпуску его производили в первый обер-офицерский чин. Дворяне, по обычаям того времени, как правило, сызмальства записывали детей в полки. Потемкина зачислили в конную гвардию.
В университете он учился превосходно, даже в 1756 году был удостоен золотой медали, а в 1757-м избран в число двенадцати достойнейших воспитанников, приглашенных в Петербург графом Иваном Ивановичем Шуваловым для представления императрице Елизавете Петровне.
В годы учебы в Московском университете он пристрастился к чтению и проглатывал одну книгу за другой. Летом, приезжая к родственникам в деревню, забирался в библиотеку и, случалось, засыпал с книгой в руках на стоявшем там бильярдном столе.
Однажды его товарищ Матвей Афонин, впоследствии профессор Московского университета, купил специально для Потемкина «Натуральную философию» Бюффона, только что изданную в России. Потемкин вернул ему книгу на следующий день. Афонин с обидою упрекнул Григория в том, что тот даже не открыл книгу. Но упреки были напрасными, что доказал Потемкин великолепным знанием содержания. В другой раз он сам попросил Ермила Кострова, тоже однокашника, дать с десяток книг. Тот принес их Григорию, а через пять дней все до единой получил обратно.
Как тут было не удивиться? Трудно поверить, что человек способен прочитать за несколько дней такое количество книг. Ермил Костров с насмешкой сказал:
– Да ты, брат, видно, только пошевелил страницы в моих книгах. На почтовых хорошо летать в дороге, а книги – не почтовая езда…
– Я прочитал твои книги от доски до доски, – возразил Потемкин. – Коли не веришь, изволь, экзаменуй.
Теперь, вслед за Афониным, настал черед удивиться Кострову;
Любовь к чтению, подчас, отвлекала от занятий, но ведь она давала знания, и знания по тем временам увлекательные. Но вдруг после успеха в Петербурге Потемкин был в 1760 году отчислен из университета «за леность и не хождение в классы».
По-разному объясняли это биографы Потемкина. Вероятнее всего, охлаждение к наукам произошло оттого, что состав преподавателей университета в то время, среди которых были и подобные тем, что описал Мессельер, оставлял желать лучшего. Запоем читая книги, Потемкин приобретал знания, которые часто превосходили знания его учителей.
Потемкин, хоть и не окончил университет, прекрасно осознавал роль этого учебного заведения и важность образования. Впрочем, при императрице Екатерине порядки поменялись, и государыня высказалась по этому поводу со свойственным ей юмором: «С тех пор как в государственные учреждения стали приходить выпускники университета, я стала понимать поступающие ко мне бумаги».
С прекращением учебы для Потемкина закончилась и отсрочка от службы в полку. Надо было выбрать дальнейший путь в жизни. Кисловский пытался отговорить племянника от вступления на воинскую стезю, даже отказался снабдить средствами, которых немало требовалось в то время для службы в гвардии. Были некоторые колебания и у самого Григория Александровича. В те годы он коротко сошелся с протодиаконом греческого монастыря отцом Дорофеем и с архиепископом Крутицким и Можайским Амвросием Зертис-Каменским. От Потемкина можно было услышать такие заявления: «Хочу непременно быть архиереем или министром». Или: «Начну военную службу, а, коли нет, стану командовать священниками».
Живой и гибкий ум Потемкина не мог мириться с косностью и невежеством университетских преподавателей. Юношу влекло к общению с наиболее образованными людьми своего времени, которых он нередко встречал в доме дяди. Такие люди на протяжении всей его жизни были самыми желанными его собеседниками. Его племянник Л.Н. Энгельгардт писал: «Поэзия, философия, богословие и языки латинский и греческий были его любимыми предметами; он чрезвычайно любил состязаться, и сие пристрастие осталось у него навсегда; во время своей силы он держал у себя ученых раввинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение: когда все разъезжались, призывать их к себе и стравливать их, так сказать, а между тем сам изощрял себя в познаниях». Кипучей натуре Потемкина были свойственны многие крайности, которые нередко являются признаком людей, наделенных дарованиями.
Архиепископ Амвросий, покровительствовавший юноше, не настаивал на том, чтобы тот обязательно избрал духовный путь; более того, когда Потемкин объявил о своем желании ехать в полк, дал на дорогу и на обзаведение всем необходимым для службы 500 рублей, сумму по тем временам немалую.
Прибыв в полк, Григорий Александрович уже в первые месяцы своей службы обратил на себя внимание командования прилежанием, старательностью и стремлением к совершенствованию знаний и навыков в военном деле, которые, естественно, у него, не нюхавшего пороху, были более чем скромными. Богатырское телосложение, прекрасное знание языков, особенно немецкого, очень пригодились на первых порах. Вступивший на престол Петр III пригласил в Петербург своего дядю, принца Георга Людвига, которого сделал генерал-фельдмаршалом и приписал к Конной гвардии. Тут же понадобились адъютанты и ординарцы. Одним из них стал Потемкин, выбранный самим принцем, обожавшим великанов.
Должность ординарца дядюшки императора сразу приблизила его к царскому двору, выделила из среды гвардейцев. Вскоре Потемкину был пожалован чин вахмистра. Однако эта служба не радовала Григория Александровича. Не любил он своего начальника за жестокое и бессердечное отношение к русским.
В тот период на Потемкина обратили внимание не только принц и его окружение, но и патриоты, которые были крайне недовольны новым потоком иноземцев, все гуще облепляющих уже не только престол, но и командные посты в армии.
Все это переполнило чашу терпения, и гвардейцы, хорошо помнившие переворот 25 ноября 1741 года, в результате которого на престол вступила Елизавета Петровна, стали подумывать о свержении Петра III, как о единственной возможности спасти Россию от полного разграбления.
О роли вахмистра Потемкина в подготовке переворота сохранилось немного данных. Известно, что действовал он смело, решительно и, скорее всего, был в числе тех, кто заранее знал о готовящемся событии. В день переворота он сумел убедить колеблющихся солдат присягнуть императрице Екатерине Алексеевне.
Существуют предания о том, что якобы государыня впервые обратила свое внимание на Потемкина именно в день переворота. Граф Сегюр, ссылаясь на рассказ самого Григория Александровича, писал: «Еще в начале царствования Екатерины Потемкин был не более как девятнадцатилетний унтер-офицер; в день переворота он один из первых встал на сторону Императрицы. Однажды на параде счастливый случай привлек на него внимание Государыни: она держала в руках шпагу, и ей понадобился темляк. Потемкин подъезжает к ней и вручает ей свой. Он хотел почтительно удалиться, но его лошадь, приученная к строю, заупрямилась и не захотела отойти от коня Государыни; Екатерина заметила его, улыбнулась и между тем обратила внимание на молодого унтер-офицера, который против воли все стоял подле нее; потом заговорила с ним, и он ей понравился своею наружностью, осанкою, ловкостью, ответами».
Примерно так же рассказывается и в ряде отечественных источников. Только С.Н. Шубинский уточняет, что случай произошел не на параде, а именно во время присяги 28 июня 1762 года в Конногвардейском полку.
Ну а теперь попробуйте представить себе строевой плац, равные шеренги конногвардейцев и государыня перед ними верхом, в гвардейском мундире лейб-гвардии Преображенского полка. Из-под треуголки, украшенной дубовыми листьями, спадали на мундир длинные красивые волосы. Екатерине Алексеевне едва исполнилось 33 года, она была хороша собой, и подданные не могли без восторга смотреть на нее. Она не могла не прочесть восхищения и в глазах 23-летнего вахмистра лейб-гвардии Конного полка Григория Потемкина, который первым пришел на помощь, когда ей понадобился темляк, кожаный ремень, сделанный в форме петли с кистью на конце и служивший для крепления холодного оружия у пояса.
Так произошла встреча Потемкина и Екатерины, сыгравшая невероятную роль не только в их судьбе, но и судьбе России.
Первый список награжденных, в котором значатся фамилии всего лишь 36-ти участников переворота, открывает Григорий Орлов, а закрывает Григорий Потемкин. В одном документе, в частности, сообщается: «…вахмистр Потемкин – два чина по полку да 10 000 рублей». В другом документе, в котором также отмечены немногие, говорится о том, что «жалуется Конной гвардии подпоручику Григорию Потемкину 400 душ» в Московском уезде Куньевской волости. Известно, что вахмистр Потемкин был представлен к очередному чину, но императрица своей рукой написала «два чина по полку», произведя его сразу в подпоручики.
Несколько позже, к одной из годовщин восшествия на престол, императрица вновь отметила ближайших своих соратников. И опять-таки имя Потемкина было поставлено рядом с именами маститых мужей. Достаточно сказать, что список открывал генерал-фельдмаршал, Ее Императорского Величества генерал-адъютант, действительный камергер, лейб-гвардии Измайловского полка подполковник, сенатор и кавалер граф Кирилл Григорьевич Разумовский.
Уже при первых встречах императрица произвела на Потемкина неизгладимое впечатление, хотя, как показали дальнейшие события, в мечтах своих он не заходил слишком далеко. Он почитал Екатерину II более как императрицу, нежели как женщину. Она тоже не выделяла его среди ближайших своих соратников, отличая наградами и милостями народу с остальными.
Вскоре после переворота Григорий Александрович стал камер-юнкером. В 1763 году он получил назначение на должность помощника обер-прокурора Синода. Это императрица сделала не случайно – она знала об увлечении Потемкина духовными науками и полагала, что никто лучше его не сможет представлять ее интересы в Синоде. В указе по поводу назначения говорилось, что он направляется для того, чтобы «слушанием, читанием и собственным сочинением текущих резолюций… навыкал быть искусным и способным к сему месту».