Прости, печальный мир,
Где темная стезя над
бездной для меня лежала,
Где жизнь меня не утешала,
Где я любил, где мне любить нельзя!
Елизавета? Неужели? Неужели речь идет об императрице Елизавете Алексеевне? Неужели стихи посвящены той, которая была супругой императора, известного нам в истории под именем Александра Первого?
Читателям может показать странным уточнение «известного… под именем». Почему вдруг не написано просто и ясно: «супругой Александра Первого»? Это совсем другая история, но раз уж сказано «А», будет сказано «Б», то есть мы еще вернемся к этому моменту, но на последующих страницах. Поскольку тема эта слишком близко соприкасается с темой настоящего повествования. А пока главное все же то, что Пушкин вычеркнул имя Екатерины Бакуниной из дневника, указывая тем самым, что не ей посвящены восторженные строки и не ей посвящались стихи лицейского цикла.
Но каким образом даже не юный, а отрок Пушкин мог влюбиться в императрицу России, где он впервые увидел ее, где услышал ее голос? В стихах воспеты и красота и голос Елизаветы Алексеевны.
19 октября 1811 года состоялось открытие нового привилегированного учебного заведения, названного «Царскосельским Лицеем». Лицей был размещен в Царском Селе, в четырехэтажном флигеле Екатерининского дворца. Флигель был построен по проекту архитектора В. Стасова. Специальный переход вел из дворца непосредственно в залы Лицея. Первым директором Царскосельского лицея стал Василий Федорович Малиновский.
На открытие прибыли император с супругой, великие князья, знатные и великие люди России. Праздник продолжался весь день, а вечером всех удивил великолепный фейерверк. На этом празднике Пушкин и его сокурсники впервые увидели императора и императрицу. Не только Пушкин был сражен красотой, добротой, проницательностью, величайшим тактом Елизаветы Алексеевны. Многие лицеисты были с первого взгляда влюблены в нее. Но Пушкин был поэтом, не просто поэтом, он был Русским гением – а гений и любит по-иному, и чувствует иначе. И чувства его обострены, и поступки его непредсказуемы… Потому вполне понятны и «трагические мотивы» в его творчестве, вызванные этой еще по-мальчишески безрассудной, но уже по-взрослому всепобеждающей любовью.
И рождались строки:
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Ее чела я помню покрывало.
Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,
В венце сияющем, царем я зрел себя;
Мечталось, я любил тебя –
И сердце билось наслажденьем.
Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял,
Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили?
Но боги не всего теперь меня лишили:
Я только – царство потерял.
Юношеская влюбленность – особая влюбленность. Тут нет компромиссов. Известно отношение Пушкина к императору. Известны его стихи…
Воспитанный под барабаном,
Наш Царь лихим был капитаном:
Под Австерлицем он бежал,
В Двенадцатом году дрожал!
Зато он фрунтовой профессор!
Но фрунт герою надоел –
Теперь коллежский он асессор
По части иностранных дел.
Но только ли возмущение по поводу царствования? А быть может, Пушкин в то время был еще достаточно далек от политики и занимали его совершенно другие мысли? Мысли о том, как поступал император со своей супругой? Именно этого он не мог понять и принять? Ведь его мысли могли быть и таковыми – она, совершенство, божество, любит его, а он фактически бросил ее. Их супружество оставалось лишь внешним, поскольку царствующие особы ограничены в своих действиях в этом направлении. Юношеская ревность к тому, кого любит возлюбленная, сменилась ненавистью… Биографами было найдено письмо, по понятным причинам не отправленное, в котором юный Пушкин обещал убить императора за этакое его отношение к супруге. Но впоследствии, когда прошло время, и главное, когда императора уже не было в живых, во всяком случае, не было на престоле, когда уже было известно, что в последние годы царствования он неожиданно повернулся всей душой к супруге, вдруг, совершенно вскользь, промелькнули строки, на которые историки не обратили внимания. Эти строки появились в 1833 году в «Медном всаднике»:
…Народ
Зрит божий гнев и казни ждет.
Увы! все гибнет: кров и пища!
Где будет взять?
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил…
Со славой правил… Эта строка говорит о том, что в юношеской эпиграмме было все-таки больше личного, была обида за возлюбленную хоть и недосягаемую, но боготворимую и поэтически обожествляемую, о которой он сказал «которая была мне в мире Богом». Это строка из Элегии («Я видел смерть…»):
Я видел смерть; она в молчанье села
У мирного порога моего;
Я видел гроб; открылась дверь его;
Душа, померкнув, охладела…
Покину скоро я друзей,
И жизни горестной моей
Никто следов уж не приметит;
Последний взор моих очей
Луча бессмертия не встретит,
И погасающий светильник юных дней
Ничтожества спокойный мрак осветит.
…
Прости, печальный мир, где темная стезя
Над бездной для меня лежала –
Где вера тихая меня не утешала,
Где я любил, где мне любить нельзя!
Прости, светило дня, прости, небес завеса,
Немая ночи мгла, денницы сладкий час,
Знакомые холмы, ручья пустынный глас,
Безмолвие таинственного леса,
И все… прости в последний раз.
А ты, которая была мне в мире Богом,
Предметом тайных слез и горестей залогом,
Прости! минуло все… Уж гаснет пламень мой,
Схожу я в хладную могилу,
И смерти сумрак роковой
С мученьями любви покроет жизнь унылу.
А вы, друзья, когда, лишенный сил,
Едва дыша, в болезненном боренье,
Скажу я вам: «О други! я любил!..»
И тихий дух умрет в изнеможенье,
Друзья мои, – тогда подите к ней;
Скажите: взят он вечной тьмою…
И, может быть, об участи моей
Она вздохнет над урной гробовою.
1816
Элеонора Лебедева в «Тайнах и преступлениях» раскрывает еще один удивительный факт…
Она пишет, что горькая ирония состоит в том, что Пушкин «женился на дочери той, что когда-то причинила боль обожаемой Государыне».
Вот это загадка! Посмотрим пояснение. Пушкин узнал, ему постарались сообщить, видя каковы его отношения с тещей, что «тот Охотников, в которого была влюблена Императрица, на самом деле любил Наталию Ивановну, так что тут была ревность».
Далее Элеонора Лебедева сообщает: «Здесь нужен комментарий: глава о тайной любви Елизаветы Алексеевны и кавалергарда Алексея Яковлевича Охотникова по требованию Императора Николая II была исключена при публикации 3-томной биографии Императрицы. В наше время историки докопались, опубликовали эту главу, и теперь трагедия Елизаветы, одинокой в семье Романовых, покинутой мужем, потерявшей двух маленьких дочерей, вышла на передний план в современных гламурных повествованиях об августейшей семье…»
Ну и далее сообщается, что «Алексей Охотников получил удар кинжалом при выходе из Эрмитажного театра. Он умирал три месяца и умер 30 января 1807 года. А 27 января фрейлину Наталию Ивановну Загряжскую обвенчали с Николаем Афанасьевичем Гончаровым в церкви Зимнего Дворца в присутствии августейшей семьи (т. е. с почетом удалили от Двора: как замужняя дама, она уже не могла быть фрейлиной…)».
Далее в статье напоминается, что дата 27 января стала в какой-то степени мистической, ведь спустя 30 лет 27 января 1837 года он был смертельно ранен на дуэли Дантесом. Не исключено, что день дуэли был назначен не случайно. Много загадочного и в самой дуэли, и в ее подготовке.
В журнальной статье отмечено и еще одно событие: «Последняя встреча с Императрицей связана с текстом злобного пасквиля, в котором Пушкина назначили заместителем великого магистра орлена рогоносцев Дмитрия Львовича Нарышкина, тем самым напомнив об Александре I и Марии Антоновне Нарышкиной, многолетней фаворитке Императора… которая много крови попортила Елизавете».
Так что Пушкину было нанесено сразу два оскорбления – лично ему и его возлюбленной, что перенести было невозможно.
Но как объяснить то, что необыкновенная пара, какою были великий князь Александр Павлович и баденская принцесса Луиза Мария Августа, пара, которую сравнивали с голубками, которой восхищались современники, не выдержала испытаний и фактически распалась? У него появилась Нарышкина, у нее – Охотников.
Многие объясняют это примитивно и просто – не все любящие друг друга до бракосочетания сохраняют свою любовь в браке. Но тут случай особый. Чтобы понять это, достаточно прочитать, что писали о великом князе и его супруге современники. И вдруг любовь исчезла… Но мы пытаемся объяснить все с точки зрения официальной историографии, подразумевая, что в 1801 году на престол русских царей вступил Александр Павлович. А если это был внебрачный сын Павла Петровича Симеон Афанасьевич Великий, как две капли воды похожий на него? Не могла же Елизавета Алексеевна перенести автоматически свою любовь на него. И он не обязательно должен был полюбить супругу своего единокровного брата, убиенного вовсе не им, а теми, кто заварил эту кашу, пытаясь превратить ее в смуту.
Если внимательно отнестись к исследованиям Г.С. Гриневича, все встанет на место…
Ну и с этой точки зрения увлечение императора вполне объяснимо. Он был свободен от обязательств, на нем лежали лишь обязательства, которые он принял на себя вместе с именем того, кого заменил в наследовании престола, а следовательно, когда время пришло, и на престоле.
Мария Нарышкина была неотразима, даже Михаил Илларионович сказал как-то, что женщин стоит любить, раз есть среди них такая, как Мария Антоновна Нарышкина.