«Не подражайте дщерям земель иноплеменных, которые славу свою полагают в искусстве прельщать, не чувствуя влечения сердечного. Тщеславятся они числом побед своих, коварством приобретаемых. Прелестью жизни называют они свободу буйную не покоряться святым законам стыдливости, лучшему украшению пола прелестного. Не подражайте им, дщери российские. Внемлите древней песне моей. Вы познаете, что победы таковы непродолжительны. Время откроет коварство, разврат, сокрытые под личиною кроткой любезности. Тогда исчезнет торжество мнимое, и преступная прелестница будет жертвою несчастною своих замыслов!»
Была причина в XIX веке восхищаться веками давними, как это делал Василий Нарежный в «Вечере VI»:
«Веки отдаленные! Времена давно протекшие! Кто из сынов Славена воспомянет об вас без кроткого трепетания сердца и благодарной слезы на глазах – в дань памяти предкам, великим своими доблестями? Тогда величие и крепость духа возводили на верх славы и счастия и красота была наградою достойною. Не обладал тогда древний, изможденный сластолюбец юными красами дщери славенской, хотя бы обладал он златом Востока целого. Веки отдаленные! Времена давно протекшие! Когда возвратитесь вы на землю Славенскую?»
Да, нравы века XIX, увы, отличались уже от нравов веков древнейших. И райскому цветку, распустившемуся на исконно русских Смоленских просторах, цветку, по имени Аленушка, суждена была доля многих юных пташек-горлинок, вылетевших из дворянских гнезд. Ей суждено было стать супругою нелюбимого…
Весною 1838 года, следующего за печальным годом России, выдана была первая Смоленская красавица Елена Алексеевна Каретникова за соседского помещика Михаила Кузьмича Пржевальского, человека некрасивого, угрюмого, скучного, да к тому же и летами ее старшего.
Выдана была Смоленская Аленушка по воле отца Алексея Степановича Каретникова, но против ее воли. Правда, есть одна немаловажная деталь – отец и сам не хотел того брака, даже за девять месяцев до того отказал от дома чересчур настойчивому просителю руки дочери Михаилу Пржевальскому. И тем не менее весной 1838 году он выдал дочь за нелюбимого ею человека. В те времена подобные браки не были редкостью. Во многих литературных произведениях они уже не раз осуждены.
Но мы не в праве строго судить Алексея Степановича Каретникова за то, что он выдал свою дочь против воли ее за нелюбимого Михаила Пржевальского, поскольку побудили его к тому причины, прямо скажем, существенные и далеко не обычные.
Но прежде чем коснуться этих причин, необходимо познакомиться поближе с самим Алексеем Степановичем.
Был он родом со Смоленщины, служил дворовым у господ, которые в ту пору владели деревней Кимборово. Когда время пришло, призван был на службу государеву и за свой «гвардейский рост и физическую силу» назначение получил в фельдъегерский корпус, а за необыкновенное усердие в службе оказался включенным в свиту государя. В годы Отечественной войны 1812 года не раз был направляем с депешами особой важности к самому Главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Кутузову. К концу службы получил чин магазин-вахтера, а при выходе в отставку награжден был чином коллежского регистратора и соответственно с этим пожалован личным дворянством по Указу императора Николая Павловича, не ведая, разумеется, что судьба незримыми нитями свяжет его с сим великим государем России.
После выхода в отставку остался в Петербурге, где получил должность таможенного смотрителя на пакгаузе. Конечно, новоиспеченному дворянину не очень легко было войти в изысканное столичное дворянское общество, к тому же сплошь помешанное на западничестве и донельзя зараженное вольнодумством. Был он, как и всякий честный солдат, приверженцем государя и не понимал мнимых прелестей западного безвластия, под личиной которого скрывалась жестокосердная тайная власть темных сил. Ему оказалось ближе общество купеческое, которое, может быть, и не отличалось особой манерностью, но, как принадлежавшее к среднему классу, обычно наиболее патриотичному, стояло за твердый порядок в Державе.
В этом обществе и познакомился Алексей Степанович с очаровательной (красоту Елене Алексеевне было от кого наследовать) дочерью купеческой Ксенией Ефимовной Демидовой. Алексей Степанович смог зажечь сердце красавицы, поскольку был не только роста гвардейского и сложения богатырского, но и умом и даже внутренней культурой выгодно отличался от остальных женихов, увивавшихся возле богатой невесты.
Без памяти влюбленный в красавицу Ксению, Каретников с трепетом просил ее руки и получил согласие как самой невесты, так и ее богатого и властного родителя. Демидов дал за дочерью хорошее приданое, и молодые Каретниковы решили перебраться в деревню, где сделаться добрыми русскими помещиками и заняться воспитанием детей.
Алексея Степановича, естественно, притягивало родное Кимборово, и он уговорил наследников своего бывшего барина уступить деревеньку за сходную цену. Так и оказался на Смоленщине, да не один, а с красавицей женой. Провинциальное общество не было столь чванливым, как столичное, – соседи приняли Каретниковых тепло и радушно, а новый кимборовский помещик отплатил им тем, что внес новую, живую струю в провинциальную рутину. Приобщившись еще во время службы государевой к пению и музыке, Алексей Степанович создал в своем поместье небольшую хоровую капеллу, завел музыкантов, и на балах в его доме было всегда одновременно и ярче, и веселее, и в то же время проще и уютнее, чем у других. Не забывал Алексей Степанович и о том, что вышел он не из барского сословия, а потому всегда готов был прийти на помощь бедным, да и просто попавшим в беду людям, никогда не обходил вниманием нищих.
Молва о хлебосольном помещике, интересном собеседнике, блестящем рассказчике быстро облетела округу, а со временем к этой молве прибавилась и молва другая – молва о необыкновенно красивой дочери, выдавшейся в признанную уже на Смоленщине красавицу мать.
Среди соседей тотчас же нашлись и женихи, средь которых, правда, достойных не наблюдалось. Особенно досаждал один – отставной капитан Михаил Кузьмич Пржевальский, человек, по описаниям, «высокого роста, худой, болезненный и некрасивый, с мутными глазами и колтуном на голове», да к тому же еще и бедный. Бедность конечно же не порок, особенно в представлении Алексея Степановича. И вовсе не бедность жениха отвращала от него и саму невесту Аленушку, и ее отца, а прочие вышепоименованные качества этого настырного претендента.
Род Пржевальских восходил к запорожскому казаку Корнилу Анисимовичу Паровальскому, поступившему в середине XVI века на службу к ляхам, угнетавшим окраинные, или, как их именовали, украйные, земли Малороссии, постепенно получившие название Украйны, а затем и Украины. Паровальский успел отличиться не только в боях с малороссами, но за «доблести» при разорении Полоцка и Великих Лук польский король Стефан Баторий в ноябре 1581 года возвел его в шляхетство и пожаловал гербом «Лук», а фамилию повелел изменить на Пржевальский. В переводе с польского означает она – «идущий на пролом». И хотя этот идущий на пролом был осыпан множеством милостей, в числе которых жалование в 1581 году «пяти служб людей» в Сурожской и Велижской волостях, потомки его не пожелали ходить на пролом против России.
У Казимира Фомича Пржевальского, отца уже упомянутого нами незадачливого претендента на роль жениха Елены Каретниковой, что-то не сложилось с ляхами. Определенный на обучение в Полоцкую иезуитскую школу, он неожиданно бросил учебу и бежал в Россию, воевать с которой в то время стало весьма и весьма опасно, а тем более совсем не прибыльно. Безвозвратно минули те времена, когда поляки бесчинствовали в русских пределах. Брат Казимира Франц Фомич уже служил в Русской армии, воевал против Наполеона в чине майора. За отличие при Тарутине он был награжден орденом Св. Анны 4-го класса, позже был дважды ранен, но неизменно возвращался в строй. Очевидно, не без его влияния перешел Казимир на сторону России и при крещении в православную веру стал Кузьмой Фомичем.
Дослужился до штаб-капитанского чина и сын его Михаил. В 1835 году он вышел в отставку по болезни и поселился в Ельнинском уезде, где отец его Кузьма Фомич служил управляющим у помещика Пилибина.
И вот в 1837 году Михаил Пржевальский дерзнул просить руки Елены Алексеевны. Алексей Степанович был так возмущен, что не только отверг это предложение, но и вообще отказал Пржевальскому от дома.
Обратимся теперь к другому участнику описываемых событий, к наследнику престола великому князю Александру Николаевичу. Император Николай Первый был очень недоволен постоянными любовными увлечениями сына. Цесаревич уже в пятнадцать лет ухаживал за фрейлиной матери Натальей Николаевной Бороздиной, которая была старше его на два года. И ухаживание его имели успех. Не обходил вниманием и других фрейлин.
Так, в январе 1837 года, когда ему было уже девятнадцать, избранницей его снова стала фрейлина матери, на этот раз красавица Ольга Калиновская, полячка.
И тогда император Николай Первый решил отправить сына в путешествие по России.
Увлечение Ольгой Калиновской было достаточно сильным. Младшая сестра цесаревича писала по этому поводу: «Саша уезжал с тяжелым сердцем. Он был влюблен в Ольгу Калиновскую и боялся, что во время его отсутствия ее выдадут замуж».
Тем не менее император все же надеялся, что путешествие излечит сына от этой любви.
2 мая 1837 года кортеж великого князя выехал из столицы. Наследника престола сопровождал поэт Василий Андреевич Жуковский.
Не случайно. Жуковский был человеком жестким, и государь не раз поручал ему ответственные дела. Вот и теперь дело было серьезным.
Император хотел, чтобы сын познакомился с Великой Державой, в управление которой ему предстояло рано или поздно вступить.
Маршрут путешествия был составлен самим государем и пролегал по огромному пространству от Санкт-Петербурга через Новгород, Тверь, Ярославль и Кострому на Урал. Намечалось посетить Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, а затем возвратиться в Поволжье. Оттуда – через Воронеж, Тулу, Рязань, Смоленск и Бородино прибыть в Москву. Из Москвы через Владимир, Нижний Новгород и Муром предполагалось проехать на юг. А уже затем вернуться в Петербург. За полгода предстояло объехать всю Россию и даже побывать в Сибири.