Но некто бодрствует и духом не крушится:
Средь бомб вдруг белый конь является в огне.
В кавказской папахе усатый всадник мчится –
И слышен клик его: «Голубчики, ко мне!»
Действительно, генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулев, сразу оценив обстановку, в нужный момент появился на Малаховом кургане и, увидев отходящих воинов, скомандовал:
– Благодетели, стена! Стой! Дивизия идет на помощь!
И громко, чтобы слышали все, отдал распоряжение ординарцу скакать к Белостоцкой церкви к генералу Павлову за дивизией, которой, как знал сам, там не было. Лишь шесть рот Якутского полка мог он взять на атакованный участок, о чем и сказал ординарцу уже вполголоса.
Однако появление обожаемого предводителя произвело впечатление на солдат, подняло их боевой дух.
Как молния в сердцах доверие блеснуло
Любимого вождя всесилен громкий зов.
Полтавцы строятся, к ним севцев горсть примкнула
И выбили врага под крик: «Ура! Хрулев!»
Хрулев! Ты победил любовию солдатской, –
Наградой верною достоинства вождя.
Она нам говорит, что сам любовью братской
Ты меньших возлюбил, их к чести приведя…
Севцы, о которых упоминает поэт, воины Севского полка, в тот критический момент возвращались с работ по восстановлению разрушенных вражеской артиллерией укреплений. Увидев их, Хрулев скомандовал:
– Благодетели! Бросай лопаты. Вперед!
Полнокровная рота Севского полка, оставив шанцевый инструмент, взяла ружья наперевес и ринулась в штыки.
Хрулев восстановил положение на участке вражеского прорыва. В тот день он, как всегда, был одет в бурку. На голове была папаха, под ним – белый красавец конь. Генерал словно дразнил вражеских стрелков, которые сразу узнавали его и открывали огонь.
Хрулеву часто говорили, что так опасно, но… Это не было бравадой – это было примером для подчиненных, ведь в Севастополе вряд ли можно сыскать в то время безопасное место.
Солдаты любили Хрулева за мужество, за то, что он в самые трудные дни обороны делил с ними все невзгоды и тяготы. Он и обращался к ним по-особому, с мужественной нежностью: «Благодетели!»
Это был генерал, во всем следовавший суворовским принципам и заветам. Он гордился тем, что состоял в дальнем родстве с великим русским полководцем. В седьмом колене перекрещивались их роды.
Принципы русской национальной школы, лучшими представителями которой были П.А. Румянцев, Г.А. Потемкин, А.В. Суворов, М.И. Кутузов, С.А. Хрулев, М.Д. Скобелев и многие другие русские генералы, нашли свое отражение в завершающем четверостишии:
В том тайна русских сил, доступная немногим, –
На подвиг доблести и в мире, и в войне
Не нужно русских звать команды словом строгим,
Но встанут все на клик: «Голубчики, ко мне!»
Стихотворение приведено полностью. Его Аполлон Майков прочел в 1856 году на обеде, который дала петербургская общественность в честь Степана Александровича Хрулева. Поэт постиг тайну русских сил, ту тайну, которую многим агрессорам удавалось постичь лишь после понесенных поражений.
«Он испытал блаженство быть любимым»
Наступило мирное время. Пора было возобновить подготовку армии к новым схваткам с бесчисленными врагами.
В августе 1857 года под Полтавой проходили большие маневры. Император Александр Второй, полтора года назад вступивший на престол, присутствовал на них. А на обратном пути в столицу остановился на отдых в имении князя Михаила Михайловича Долгорукого, потомка старинного дворянского рода. После обеда вышел прогуляться по саду и увидел там девочку лет десяти. Поинтересовался, как ее зовут и что она там делает. Девочка бойко ответила, что она дочь Михаила Михайловича Катя и что приехала домой на каникулы. А потом добавила, что очень хотела увидеть императора России. Государь улыбнулся, поговорил немного с девочкой и велел проводить ее в дом.
Биограф Александра II Морис Палеолог писал: «Увидев ее на следующий день, Александр II был поражен прирожденной грацией княжеской дочки, прелестными манерами и большими глазами испуганной газели. Изысканно-любезно, словно она была придворной дамой, император попросил ее показать ему сад. Они долго гуляли вместе, девочка была в восторге. Воспоминание об этом событии прочно укрепилось в детской памяти Кати».
После смерти князя Михаила Михайловича император взял под свою опеку всех шестерых детей князя. У князя было четыре сына и две дочери.
Катю вместе с ее младшей сестрой он определил в Смольный институт.
Современники отмечали, что сестры, когда вышли из возраста детского, буквально сразили всех редкой красотой.
Быть может, император давно уже забыл о той десятилетней девочки, которую видел в имении под Полтавой, но в ту пору существовала у царствующего дома такая традиция – покровительство над Смольным институтом. Государь периодически посещал Смольный, но после того, как увидел среди воспитанниц Екатерину Долгорукову, которая необыкновенно расцвета, стал ездить туда очень часто.
Окончив институт, Екатерина осталась в столице, в доме своего старшего брата, князя Михаила Михайловича Долгорукова. И вот однажды, прогуливаясь по Летнему саду, она встретила императора… Ей было 17 лет, а ему 47. Император подошел к Екатерине и заговорил с нею. Он напомнил их встречу в имении ее отца, их разговоры – да, собственно, Екатерина их тоже не раз вспоминала с необыкновенным удовольствием. Император говорил о своем восхищении ее красотой, манерами, воспитанностью, а теперь и отменным образованием. А потом неожиданно признался ей в любви. Екатерина была ни жива ни мертва. Она робко сказала, что не может ответить на эти чувства, она была поражена, смущена. Но «при следующем свидании, – как отметил Морис Палеолог в книге “Роман Императора”, – лишь только их взгляды встретились, она вздрогнула от внезапного сердечного потрясения, как бы вся переродилась».
А далее в романе говорится, что 1 июля 1866 года в одном из уединенных павильонов Петергофа была встреча влюбленных, и Александр Николаевич сказал: «…В течение целого года, когда ты отталкивала меня, а также и в течение того времени, что ты провела в Неаполе, я не желал и не приблизился ни к одной женщине», а затем 19-летняя Катя, «взволнованная до потери сознания, отдалась не менее взволнованному Александру…» и ‹…› «Он испытал блаженство быть любимым очаровательным ласковым созданием не как Государь, а как человек».
Весьма прямо и смело, конечно, написано, но, видимо, посол Франции при Российском Императорском Дворе в 1914–1917 годах и признанный биограф Александра II Морис Палеолог (1859–1944) имел основания так написать. Впрочем, то, что Екатерина Михайловна стала любовницей императора Александра Второго, факт общепризнанный. Приведено в книге и обещание императора, данное возлюбленной: «Отныне и навеки я считаю тебя своею женою перед Богом… До завтра!.. Благослови тебя Бог».
В 1870 году, во время поездки с императором на воды, Екатерина Михайловна призналась, что ждет ребенка. Александр Николаевич воскликнул: «Слава Богу! Хоть этот-то будет настоящий русский!»
Тем не менее тот факт, что у него появится внебрачный ребенок, он старался всячески скрывать.
И вот 29 апреля 1872 года Екатерина Михайловна родила сына Георгия, которого тут же поспешили спрятать в доме начальника личной охраны государя.
Но разве возможно утаить такое событие? К примеру, рождение сына у Елизаветы Алексеевной Каретниковой утаили. Ну, во-первых, кроме Василия Андреевича Жуковского и ближайших друзей Александра Николаевича, никто о его кратковременном романе не знал. Во-вторых, спешно «исправлены» были документы – дата рождения перенесена с таким расчетом, чтобы никак не могло получиться, что это сын Александра, в то время еще наследника престола, а не императора. А здесь?! Все произошло в центре столицы, в покоях Зимнего дворца, в комнате, утроенной для тайных встреч императора с возлюбленной.
Но всегда находятся «народные мстители», которым то ли завидно, то ли подлость их главное оружие. Германскому послу удалось добыть данные о рождении ребенка, через «болотников» и «белоленточников» того времени.
Позднее, уже в свое время, Николай Александрович Бердяев выразил презрение к таковым действиям:
«Когда мне рассказывали о романах знакомых мне людей, я всегда защищал право их на любовь, никогда не осуждал их, но часто испытывал инстинктивное отталкивание и предпочитал ничего не знать об этом».
И прибавил к тому: «Настоящая любовь – редкий цветок».
То есть, редкий цветок необходимо беречь.
Не нам судить императора, ведь не надо забывать, что его жена по состоянию здоровья уже не могла исполнять супружеские обязанности. А княжне Екатерине Михайловне он был верен и после сближения с ней прекратил все свои романы. Вспомним, что и его дед Павел Петрович, оказавшийся в подобных обстоятельствах, начал было ухаживать на Анной Лопухиной, но… узнав о ее чувствах к князю Гагарину, поспешил устроить их счастье, отказавшись от своих намерений.
Да ведь и не вправе мы судить… Не говоря уже о том, что важно помнить заповедь «Не судите да не судимы будете». И особенно это касается осуждения и хулы на государей – помазанников Божиих. То есть тех, кто прошел обряд помазания на Царство.
Святитель Дмитрий Ростовский прямо указывал, что хула на Царя – Помазанника Божьего есть хула на Господа. Он писал: «Как человек по душе своей есть образ и подобие Божие, так и Христос Господень помазанник Божий, по своему Царскому сану есть образ и подобие Христа Господа. Христос Господь первенствует на Небесах, в церкви торжествующей, Христос же Господень по благости и милости Христа Небесного предводительствует на земле в Церкви Воинствующей».
Как указал Святитель, Православный Царь есть живой образ Господа и предводитель Воинствующей Церкви. Это положение касается только Православного Царя, законодательно закрепляя его священную миссию. Недаром только Православный Государь именуется Помазанником Божиим. Тем более что греческое «Христос» в переводе… на русский – Помазанник Божий.