Русские и нерусские учёные: мифы и реальность — страница 22 из 71

Таким образом, независимый исследователь, никогда ничего непубликовавший по обсуждаемому вопросу прежде, якобы перtоткрыл практически мгновенно то, что учёные класса Лоренца и Пуанкаре смогли установить только после десяти лет усилий. Более того, вопреки научной этике, в своей статье Эйнштейн не делает никаких ссылок на работы предшественников, что особенно поразило Макса Борна. При этом Эйнштейн, который читал по-французски так же хорошо, как и по-немецки, знал работу Пуанкаре «Наука и гипотеза», а также, без сомнения, и все другие статьи Лоренца и Пуанкаре.

Это не помешало Эйнштейну стать в глазах общественности творцом теории относительности, что обрекало Пуанкаре на забвение. Такое произошло под влиянием немецкой школы и благодаря научному авторитету Планка и фон Лауе. В 1907 году Планк писал: "принцип относительности, намеченный Лоренцем и в наиболее общем виде сформулированный Эйнштейном,…» Пуанкаре был уже полностью проигнорирован.

Этому два главных объяснения. Прежде всего, конфликт двух кланов. Пуанкаре был математиком, а не физиком. Мог ли профессор математики с высоты своей кафедры давать советы тем, кто СНИЗУ ведёт тяжёлую борьбу с грубой реальностью практики? Затем конфликт наций: в начале века наука была немецкой (Рентген, Герц, Планк, Вайн и др.), как могли немцы получать уроки от французов?

Хотя Эйнштейн и работал в Берне, но родился он в Ульме, в Баварии. Он принадлежал немецкой школе. Поэтому он и стал знаменитым- Потом американцы, склонные все преувеличивать до абсурда сделали из него самого великого учёного человечества.

В этом избытке почестей есть, однако, небольшая осечка. Пуанкаре умер в 1912 году, в этом же году, а затем и в последующих, Эйнштейн выдвигался на Нобелевскую премию по теории относительности. В конце концов, он получил эту премию, но не за эту теорию, а за фотоэффект. Для премии по теории относительности было существенное препятствие: Лоренц, престиж которого в шведской Академии Наук был огромен и который лучше, чем кто-либо знал о приоритете Пуанкаре в генезисе релятивизма

.

Глава 2. Зигмунд Фрейд

«Эти люди не подозревают, что я принёс им чуму».

Зигмунд Фрейд

На четвёртом месте, сразу же за Эйнштейном, в списке «еврейской сотни» стоит Зигмунд Фрейд, который «основал психоанализ. Принципы психоанализа он распространил на различные области человеческой культуры. Работы Фрейда повлияли на философию 20-го века» (С. А. Фридман «Евреи — лауреаты Нобелевских премий»). Сразу же отметим, что Фрейд указанным в названии книги лауреатом не был!

Семья как источник психоза

«6 мая 1856 года во Фрайбургской (Фрайбург — город в Моравии, Чехия, ныне — город Пршибор — В. Б.) синагоге молились мужчины. У торговца тканями Якоба Фрейда родился мальчик, наречённый в честь деда Зигмундом. Семья Амалии и Якоба Фрейд на первенца возлагала особые надежды: во время беременности фрау Фрейд предсказали, что её сыну суждено стать великим человеком. Поскольку текстильная промышленность, основа благополучия города, пребывала в упадке, Фрейды жили в стеснённых обстоятельствах. Когда Зигмунду исполнилось три года, семья перебралась в Вену» (Д. К. Самин «Сто великих учёных», М., «Вече», 2000).

Следует отметить, что в 1990 году перед властями города Пршибор стоял выбор: кому больше обязаны чехи, Сталину ли, который спас народ от нацистского уничтожения (во время Второй мировой войны Чехословакия потеряла каждого четвёртого жителя) или Фрейду, принёсшему в этот мир сексуальную «чуму».

Выбор был сделан: одна из центральных площадей города, носившая имя Сталина, была переименована в площадь Фрейда.

Поверив в гениальность своего первенца, родители окружили его особым вниманием в ущерб остальным детям, что наложило отпечаток на его психическое состояние, способствовало развитию мании величия, нашедшей отражение в словах Зигмунда Фрейда: «Человек, в детстве безгранично любимый матерью, на всю жизнь сохраняет в себе чувство победителя, ту веру в успех, которая зачастую действительно стимулирует успех».

Всего в семье было семеро детей, но только старшенькому родители не только выделили отдельную комнату, но у него была там керосиновая лампа, хотя все остальные жили в тесноте и пользовались свечами.

Отметим, что подобное еврейское воспитание, когда ребёнку с детства внушается мысль о его превосходстве над окружающими, чрезвычайно часто приводит к тому, что в случае жизненных неудач его беды приписываются «проискам антисемитов».

Кроме нездоровой любви к матери (эдипов комплекс) вторую психологическую травму ребёнку нанёс случай с его отцом, который в сборнике «Сто великих учёных» описывается так: «Чрезмерная жажда славы была для Фрейда в какой-то мере компенсацией за тот удар, который он получил в возрасте двенадцати лет, когда пошатнулась его вера в силу и авторитет отца. Незнакомец на улице смахнул с головы отца в грязь его новую меховую шапку и крикнул в лицо: «Еврей, убирайся с тротуара! «На возмущённый возглас сына: «И что же ты сделал? «— отец спокойно ответил: «Я сошёл с тротуара и поднял шапку». Эта робкая покорность и смирение глубоко задели Зигмунда; ему предстояло добиться того, чего ждала от него семья, не имея за спиной сильной отцовской фигуры, и понадобилось четыре десятилетия, прежде чем Фрейд сумел преодолеть в себе возникшую ещё в детстве потребность заменить её каким-то другим идеалом. Окончательно избавиться от этой пассивной тяги к сильной отеческой руке ему удалось лишь тогда, когда он полностью уверовал в своё собственное интеллектуальное совершенство».

Изложенная выше история с отцом имела место несмотря на то, что в семье отец Фрейда отличался жёстким и властным характером. Но двумя этими психическими ударами дело не кончилось, а как говорит «Энциклопедия для детей», где-то в районе сорока лет Фрейд пережил тяжелейший душевный кризис, который Карл Юнг квалифицировал как «кризис середины жизни», что-то вроде наваждения на грани помешательства.

После окончания школы в 1878 году Зигмунд Фрейд поступил в Венский университет, выбрав медицинскую карьеру.

Как пишет «Энциклопедия для детей» («Человек», часть 2): «Ещё в студенческие годы Фрейд экспериментировал с кокаином. Принимал его сам, позднее приучил к нему невесту, давал друзьям, поскольку уверился, что кокаин — чудодейственное лекарство от всех недугов, продлевающее работоспособность и побеждающее депрессию. Юноша полагал, будто нашёл средство, которое принесёт ему известность и славу. Даже опубликовал несколько статей, где описал положительный эффект кокаина. Позднее учёного жестоко критиковали за пропаганду наркотиков. Сам Фрейд старался избегать упоминаний об этой ошибке и не указывал злополучные работы в списке своих публикаций».

Отметим, что последний момент очень чётко охарактеризовал научную добросовестность и объективность «учёного».

Период обучения Фрейда был временем, когда с середины XIX века, как пишет В. Лакер в «Истории сионизма» (М., «Крон-Пресс», 2000): «Многие евреи стали поступать в средние школы и университеты, и в течение нескольких лет пропорция евреев в этих учебных заведениях далеко превысила их пропорциональное соотношение среди населения.

В Германии из ста мальчиков-христиан только трое шли в гимназию — среднюю классическую школу, учёба в которой была необходима для поступления в университет. Но из ста еврейских мальчиков в эти школы поступали двадцать шесть. В результате увеличился приток евреев в свободные профессии.

В России после первой мировой войны каждый четвёртый юрист и каждый шестой врач были евреями. В крупных городах, таких как Берлин или Вена, процентное соотношение было ещё большим.

До 1850 года мало кто из евреев достигал выдающегося положения в области науки; теперь же из сыновей и внуков лоточников и уличных торговцев появились целые плеяды химиков и физиков, математиков и врачей, чьи имена вписаны золотыми буквами в анналы науки. Некоторые из них, такие как бактериолог Поль Эрлих, добились успеха почти сразу; другие — как Фрейд и Эйнштейн, чьи работы повлекли переворот в науке, — вынуждены были годами дожидаться признания».

Отметим, что первостепенную роль в рекламе этих двух гениев всех времён и одного народа сыграли еврейские средства массовой информации, заставившие массы людей поверить в то, во что нельзя было верить, чтобы сохранить психическое здоровье нееврейских слоев общества.

В свою очередь, Фрейд не оставался равнодушным к иудейской истории, опубликовав, в частности, в 1939 году работу «Моисей и единобожие»: «То был один-единственный человек, звавшийся Моисеем, кто сотворил евреев таковыми, каковы они есть» — писал Фрейд. И ещё: «Священная Книга и изучение Священной Книги, — вот что сплачивало воедино этот распылённый по свету народ».

В 1881 году Фрейд получил степень доктора медицины и начал практику в качестве клинического невролога.

Фрейд выдвинул идею о роли сексуального влечения как главного двигателя поведения людей, определяющего всю историю развития человечества, развитие культуры, что придало фрейдизму специфическую (маниакальную) окраску, свело всё многообразие человеческой жизнедеятельности к чисто животным половым инстинктам. При этом «учёный» считал, что мужской член в обыденной жизни символизируют «длинные и торчащие вверх предметы, например, палки, зонты, шесты, деревья… Также вполне понятна замена мужского члена предметами, из которых льётся вода: водопроводными кранами, лейками, фонтанами и т. д.»

И, видимо, представление дырки в заборе или замочной скважины в виде соответствующего женского органа способствовало тому, что Фрейд до тридцати лет боялся подойти к живой женщине.

История же женитьбы Фрейда рассказана в сборнике «Сто великих учёных»: он познакомился с Мартой Бейрнайс, дочерью раввина, коляска которой окатила его грязью, за это она пригласила пострадавшего на «бал». Там он познакомился с сестрами-близнецами Мартой и Минной; через четыре года после обручения Фрейд женился на Марте, а через какоето время после женитьбы он получил возможность систематически путать сестёр в постели.