: «Как только мы соберёмся хоть немного с силами, сразу же пойдём на них и будем биться pro aris et focis[239]. 3 августа король достиг Беескова. «Мы прибыли сюда после продолжительных и тягчайших маршей. <…> Я не спал уже шесть ночей»»[240]. 4-го в Мюльрозе он соединился с Веделем и, кроме того, перевёл к себе ещё 10 тыс. чел. генерала Финка из-под Торгау. Тем не менее Фридрих вполне осознавал всю опасность своего положения.
«Я хотел бы, — писал он всё тому же Финкенштейну, — прислать вам столь же добрую весть, как только что полученная мною (о победе, одержанной Фердинандом Брауншвейгским 1 августа при Миндене. — А.Р.), однако мои сибирские медведи это вам не французы, а артиллерия Салтыкова в сто раз лучше, чем у Контада»[241].
Пока Фридрих II поспешал к Франкфурту, что же делал тот самый Даун, который клялся «следовать по его пятам»? Захваченные у Гадика обозы обескуражили его, и он даже не осмелился напасть на остатки войска принца Генриха в Загане, а велел Гадику идти на соединение с Лаудоном, через которого представил Салтыкову весьма странный план совместных действий.
Лаудон начал с того, что запросил 30-тысячный русский корпус и 500 тыс. талеров из миллиона франкфуртской контрибуции.
4 августа Салтыков принял парад австрийского контингента, командиры которого салютовали ему шпагами и преклонением императорских знамён при звуках труб и барабанов. Лаудон уведомил Салтыкова о намерениях своего шефа и открыл великий «секрет», так и не понятый Салтыковым — предложение об отступлении русских на Кроссен с последующим присоединением к Дауну в Силезии. Русский главнокомандующий указал на всю затруднительность того, чтобы развернуть назад весь громоздкий обоз и все лазаретные фуры. Тягловые артиллерийские лошади и прислуга и так уже были измотаны столь продолжительными маршами; у многих пушек при ужасающей канонаде 23 июля повредились лафеты, а во время сражения было потеряно множество лошадей. К тому же недоставало ещё и снарядов. Свирепствовавший падёж скота достигал 80 быков в день. Тогда Лаудон предложил задержать обоз и 10 тыс. русских во Франкфурте, а поскольку в Силезии ощущалась нехватка фуража, оставить казаков на правом берегу Одера. На вопрос Салтыкова, как долго предполагается держать русский корпус в Силезии, было отвечено: «Всю зиму». Русский главнокомандующий не возражал против отступления к Кроссену, но не согласился уходить далеко и надолго в Силезию. Если австрийцы только о ней и думали, то Салтыкову тем более надлежало заботиться о собственной армии, которая в случае разделения на три части неизбежно погибнет, а также и о Восточной Пруссии, окажущейся в этом случае беззащитной от покушений неприятеля. Впоследствии Конференция вполне одобрила все его решения. Салтыков, в свою очередь, предложил австрийским генералам перейти на правый берег Одера, для чего он уже навёл мост у Щетнова.
Известие о появлении Фридриха II в Мерцдорфе не позволяло союзникам безнаказанно оставаться на левом берегу. По этой и некоторым другим причинам пришлось отложить и наступление на Берлин. Самое большее, что представлялось тогда возможным — это послать туда корпус Румянцева для сбора контрибуции, продовольственных припасов и лошадей. Уже во второй раз накануне генерального сражения его хотели отдалить от армии. Однако быстрое приближение прусского короля помешало этому.
Армия союзников охранялась казаками. Тотлебен руководил организацией линии аванпостов и разведкой. Полковник Туровинов произвёл набег до предместий Кюстрина, захватил пленных и сжёг воинские магазины. Другие отрады мешали сообщению на дороге между Франкфуртом и Берлином. 7 августа гусарский поручик Венцель переправился через Одер у Лебуса, дошёл до Мюнхеберга и, посеяв тревогу в неприятельском корпусе, отступил на Щетнов. Он донёс, что вся местность на Шпрее между Рауеном и Пильграмом уже занята пруссаками, которые повсюду реквизируют лодки.
Если ранее можно было предполагать, что Фридрих II явился лишь для защиты Берлина, теперь уже явно обозначились его намерения перейти Одер. 9 августа со стороны Вальдова были слышны пушечные залпы — король салютовал победе при Миндене. В тот же день военный совет с участием Салтыкова, Фермора и Лаудона принял решение идти на Кроссен, однако исполнение его было ненадолго отложено. 10-го стало известно о приготовлениях Фридриха к переходу через Одер у Лебуса, между Франкфуртом и Кюстрином. Поскольку отступление на Кроссен было принципиально решено, не делалось и никаких попыток помешать переправе пруссаков, которая завершилась без малейших затруднений 11 августа. Это событие полностью переменило всю ситуацию. Уже нельзя было и думать об отступлении. Наименее опасным оставалось только одно — принять сражение.
Русская армия состояла из четырёх корпусов: 1-го (Фермора), 2-го (Вильбуа), 3-го (Румянцева) и 4-го (Голицына, или Обсервационного). В ней было 33 полка пехоты, 5 кирасирских полков, 5 конно-гренадерских, 1 драгунский, 3 гусарских и, кроме того, чугуевские казаки. Всего 45 тыс. чел. при 200 пушках. Вновь прибывшие корпуса лишь восполнили недостачу от потерь на маршах и во время Пальцигского сражения. Почти вся лёгкая кавалерия, гусары и казаки были разосланы по разведкам и набегам.
Австрийцы имели 6 пехотных полков, 33 эскадрона и конногренадер Лаудона, всего 18.523 чел. при 40 пушках. Этой объединённой шестидесятитысячной армии Фридрих II мог противопоставить только 48 тыс. чел. и 114 больших орудий. Его армия состояла из двух совершенно различных частей: армии Веделя, полки которой были уже испытаны при Грос-Егерсдорфе, Цорндорфе и Пальциге, и войск, пришедших из Силезии и Саксонии (10 тыс. чел.). Следует отметить, что при общем численном преимуществе союзников прусская кавалерия обладала превосходством, имея 93 эскадрона против 71, а артиллерия Фридриха, уступая в количестве, имела преимущество больших калибров.
Утром 12 августа 1759 г., так же как и год назад, 25 августа, восточное крыло русских располагалось вблизи Одера и прусского города, на сей раз занятого ими, — Франкфурта, в то время как в 1758 г. взять Кюстрин так и не удалось. Но теперь битва происходила почти в самых городских предместьях. Здесь, подобно Цорндорфу, линию холмов, ориентированную с востока на запад, перерезали овраги.
Армия Салтыкова расположилась на этих высотах, и если бы её сбили к востоку или югу, она увязла бы на болотистых берегах Одера. Но и пруссаки имели опасные секторы, поскольку в тылу у них были или Одер, или Варта.
Русская армия построилась на трёх высотах: западное крыло (Фермор и Вильбуа) — на Юденберге; центр (Румянцев) — на плато Большого Шпитцберга, а восточное крыло (Голицын) — на Мюльберге. Что касается австрийцев, то они ещё не заняли позиции на холмах и были сосредоточены у франкфуртского форта Ротфорверк.
Салтыков не сомневался в атаке неприятеля с севера и прикрыл свой фронт оборонительными сооружениями, которые ещё более усложнили профиль холмов, где были поставлены батареи большого калибра. При таком расположении оставалось только два пути к отступлению: дороге из Франкфурта на Кроссен и по четырём наведённым через Одер мостам. Первое неудобство, аналогичное уже бывшему при Цорндорфе, заключалось в том, что русская армия оказалась разделённой на три части двумя глубокими оврагами, и поэтому отдельные корпуса могли лишь с большим трудом приходить друг другу на помощь. Во-вторых, Обсервационный корпус, сократившийся до пяти слабых полков и всё ещё не изживший свои первородные пороки, стоял на самом низком и наименее защищённом из холмов.
Салтыков перевёл тяжёлые обозы обеих армий на другой берег Одера у Щетнова, и там был сооружён вагенбург, охранявшийся одним пехотным полком. Для сообщения с ним навели ещё и пятый мост с тет-де-поном[242], занятым тремя австрийскими полками.
В самом Франкфурте Салтыков оставил только двести солдат и пять офицеров для защиты жителей.
Русская лёгкая кавалерия сосредоточилась между тет-де-поном и Юденбергом, а также у северного склона горы Шпитцберг. И, наконец, по течению Хюнера (или Хюнерфлюсса — Куриного ручья) располагались аванпосты.
Фридрих II перешёл Одер у Лебуса по пяти мостам. Затем, не желая атаковать русских по фронту, он совершил обходной манёвр их восточного крыла. Этот манёвр оказался чрезвычайно тяжёлым, так как пришлось пробиваться через лес и болота да ещё тащить за собой большие пушки, взятые в Кюстрине. 11 августа в два часа основная масса его войск заняла позиции между высотами Треттина и прудами Бишофзе. На холмах король поставил батареи и выслал аванпосты к Хюнерфлюссу.
Салтыков уже понял, что Фридрих II выйдет к деревне Кунерсдорф, то есть прямо на тылы союзников, и скомандовал общий поворот кругом для всех войск. Повторялась ситуация Цорндорфа — фланги менялись местами.
Всё то время, пока прусские войска были на марше, то есть с 11 часов дня и часть следующей ночи, Салтыков мог заниматься укреплением своей позиции. Пушки крупного калибра он переместил на южную сторону. Юденберг ощетинился тремя большими батареями, одна из которых могла простреливать мосты у Франкфурта и Щетнова. Вторая, направленная на юг, держала под прицелом склоны холмов. Огромная батарея была установлена на господствующей высоте Большой Шпитцберг, а рядом с нею ещё одна. На холме Мюльберг расположились две батареи и звездообразный редут для обстрела Малого Шпитцберга и Хюнерфлюсса. Все эти батареи соединялись куртинами[243], с которых могла вести огонь и пехота, и полковая артиллерия. У подножия холмов были вырыты волчьи ямы против кавалерийских атак. Таким образом, все три холма представляли собой цитадель с замкнутой круговой обороной, где роль бастионов играли большие батареи. Теперь Салтыков не беспокоился ни о Юденберге, который неприятель мог атаковать, лишь имея за спиной ручей, ни о северном склоне, где уже и раньше были укрепления, не говоря о болотах, делавших его неприступным.