Такое же отношение к послам сохранилось и в Джучиевом Улусе.
Как правило, дипломатические миссии осуществлялись именно представителями элиты золотоордынского государства. Чаще всего в качестве послов выступали нойоны — тысячники, которыми на протяжении XIII–ХIV веков было большинство послов в Египет. Например, Джелаль-эд-Дин в 661 году хиджры (15.11.1262–03.11.1263)[299]; Намун в 706 году хиджры (13.07.1306–02.07.1307)[300]; Мангуш в 714 году хиджры (17.04.1314–06.04.1315)[301]; Хасан в 786 году хиджры (24.02.1384–11.02.1385)[302]. В таком же статусе эмиров (князей) — тысячников выступает большинство послов на Русь.
Источники зафиксировали такие случаи, когда дипломатические миссии возглавляли eкe нойоны (великие эмиры). В 717 году хиджры (16.03.1317–04.03.1318) этот статус имел Шерин, посол к египетскому султану[303]. Такой же статус был у Баянджара (Бабуджи) — главы посольства, которое в 720 году хиджры (12.02.1320–30.01.1321) сопровождало хатун Тулунбий, родственницу Узбека, просватанную за египетского султана[304].
Русские летописи называют послом Тоглу-бая (Товлубея), который зимой 1339–1340 годов прибыл в Рязанское княжество. Однако его миссия носила скорее военный, нежели дипломатический характер. Великий эмир возглавлял поход ордынских войск на Смоленское княжество[305].
Крайне редко выступают послами Чингизиды. В 1294 году посольство великого хана Токты к ильхану Ирана Гейхату возглавлял царевич Калынтай (Калинтай)[306].
Посольскими полномочиями ограничивают миссию царевича Чол-кана (Щелкана) в Твери в 1327 году русские летописи[307]. Мятеж в княжестве и убийство, с одной стороны, посла, а с другой стороны, Чингизида послужили тогда причиной карательного похода на Тверь ордынских войск. На Руси этот поход стал известен как «Федорчукова рать», по имени татарского командующего Федорчука.
Определенное место в системе золотоордынской социальной иерархии занимали представители духовенства. Известно, что монголо-татары отличались веротерпимостью. Однако — и об этом уже говорилось — власть в кочевых обществах носила сакральный характер. Поэтому служители культа неба играли огромную роль еще при образовании империи. В частности, близок к трону был шаман Тэб-Тенгри[308] Посол французского короля Людовика IX Вильгельм де Рубрук отмечал, что «прорицатели, как признал сам хан, являются их жрецами, и всё, что они предписывают делать, совершается без замедления»[309]. О роли шаманских обрядов при дворе Бату свидетельствует «Повесть о убиении Михаила Черниговского»[310]. Ал-Бирзами отмечает, что великий хан Токта «был неверным [державшимся] религии поклонения идолам, любил уйгуров, то есть лам и волшебников, и оказывал им большой почет»[311].
В силу закрепленной в Ясе традиции служители различных культов имели прежде всего налоговые и иные экономические привилегий. Русское православное духовенство получало иммунитетные ярлыки, в которых оговаривалось условие «молиться за нас и за племя наше… и род»[312].
Особо привилегированное положение при ордынском дворе с середины XIII века стал занимать ислам. Первым ханом, перешедшим в мусульманство, был Берке. При нем же отмечено принятие ислама представителями элиты Золотой Орды — эмирами и Чингизидами. Большую роль играло мусульманское духовенство при дворе великого хана Туда-Менгу и беклярибека Ногая. Покровительствовал исламу и хан Токта, не будучи, однако, сам мусульманином[313].
Роль государственной религии ислам приобрел с приходом к власти в 1313 году хана Узбека. Одним из вдохновителей переворота в пользу Узбека был Ала-эд-Дин Энноман Эльхарезми, ордынский имам, путешественник, врач, ученый. С приходом к власти Узбека высшая ордынская аристократия обязана была принять ислам[314]. Те, кто был не согласен с политикой хана и активно противостоял новой власти, были казнены[315].
Устоялось мнение, что с этого времени исламское духовенство занимает исключительное привилегированное положение. Правда, гонений на другие конфессии со стороны властей не наблюдалось. Положение русской православной церкви не изменилось[316], о чем можно судить[317], опираясь на многочисленные свидетельства русских источников и подробное описание исламского духовенства арабским путешественником Ибн Баттутой.
В 1330-х годах, когда Ибн Баттута посетил Улус Джучи, здесь, по его мнению, был один из центров исламского мира.
Он отмечает значение, которое приобрел имам Ала-эд-Дин Энноман Эльхарезми. Его каждую пятницу посещал великий хан Узбек. Причем Эльхарезми, сообщает Ибн Баттута, «не выходит к нему на встречу и не встает перед ним. Султан (хан Узбек. — Ю. С.) садится перед ним, говорит с ним самым ласковым образом и смиряется перед ним, шейх же [поступает] противоположно этому». В то же время «обхождение его с факирами, нищими и странниками было иное, чем обхождение его с султаном: он относился к ним снисходительно, говорил с ними ласково и оказывал им почет». Ибн Баттута говорит, что «это один из отличнейших шейхов, прекрасного нрава, благородной души, чрезвычайно скромный и чрезвычайно строгий к обладателям благ мирских»[318].
Как утверждает Ибн Баттута, религиозным центром Улуса Джучи и Улуса Джагатая был город Хорезм. Он выделил Джелаль-эд-Дин Эссамарканди — шейха одной из общин под Хорезмом и преподавателя (он «благочестивый, добродетельный… [один] из великих праведников»); Абухавса Омара Эльбекри — кади-старишину Хорезма (он «по летам юноша, по делам старик… тверд в своих приговорах и силен в благочестии»); Нур-эд-Дина Элькермани — помощника Абухавса Омара Эльбекри и одного из «великих правоведов»; Хатыба Хусам-эд-Дина Эльмешати, жителя города Хорезма (он «красноречивый оратор и один из четырех проповедников, лучше которых я не слышал на свете»)[319].
В то же время количественный анализ показывает, что из 1287 выявленных представителей высшего слоя Орды[320], духовных лиц (представителей ислама), персонифицируемых по данным источников, — 47 человек (3,6 процента). При этом больше половины из них — 29 (2,2 процента) — называет именно Ибн Баттута, посетивший Орду в 1330-е годы. Во все остальные периоды истории Орды доля представителей исламского духовенства составляет лишь 1,6 процента. Эти показатели позволяют усомниться в суждении, например, Ю. Шамильоглу о расцвете религиозной жизни в Орде при хане Узбеке. Однако его вывод об «интеграции Улуса Джучи в исламскую религиозную культуру, как в смысле богословской мысли, так и на уровне народного ислама»[321], следует признать обоснованным: в Орде фиксируется оживление исламского богословия, что особенно подчеркивает Ибн Баттута. Необходимо при этом отметить, что слишком малый процент представителей мусульманской культуры в составе элиты Орды говорит об относительно небольших масштабах исламизации в XIII — первой трети XV века. А с учетом того, что чаще всего представители исламского духовенства упоминаются в узкий временной отрезок 1333–1334 годов (время посещения Орды Ибн Баттутой), можно поставить под сомнение и их определяющую роль в выработке политических и идеологических концепций развития Джучиева Улуса.
Тем не менее нельзя не признать, что религиозные деятели составляли в Орде отдельный слой элиты, который оказывал большое влияние на ордынскую аристократию. Г. А. Федоров-Давыдов отмечает практику, характерную для ордынской аристократии ХIV века, давать детям мусульманские имена[322]. Д. В. Васильев указывает на широкое распространение мусульманского погребального обряда на территории Орды[323].
4. Ордынская элита и ее функции
Итак, ордынская элита в XIII — первой трети XV века состояла из нескольких слоев, что свидетельствует о сложной организации не только правящего слоя, но и всего ордынского общества. Высшей стратой был род Джучи, имевший право на наследование государственной власти. Привилегированное положение занимали эмиры-нечингизиды, находившиеся в родстве с правящим домом по женской линии. Близкое к ним место отводилось гвардейцам великого хана. Эти слои элиты имели первоочередное право на высшие государственные, военные и административные должности, а также на получение улусных владений.
Далее следовали еке нойоны (великие эмиры) и нойоны эмиры — владельцы улусов-туменов и улусов-тысяч. Их социальное положение зависело от пожалований великого хана, который лично назначал их на должности. Основной их обязанностью было несение военной службы, которая позволяла продвигаться вверх по социальной лестнице. Этот слой являлся источником для воспроизводства высшего слоя служилой аристократии. Его резервом были сотники и десятники.