К этой же страте необходимо отнести и большинство представителей национальной аристократии завоеванных стран, например русских княжеств.
Как отметил М. Г. Сафаргалиев, ордынская служилая аристократия оказывала большое влияние на все стороны государственного управления[324]. Более того, элита Орды, судя по тексту «Повести о Михаиле Тверском», отложившейся в Никоновском своде, чувствовала себя неотъемлемой частью государства: «Не хощем бо мы великий царю обидима тебе видети, и нас твоим князей поношаемых: наше бо безчестье — твое безчестье, а твоя слава и честь — всех нас и всеа Орды житье и пребывание»[325]. Составитель свода вложил в уста представителей ордынской знати слова, которые отождествляют государство и элиту, главу политического образования и народ.
На протяжении ХІІІ–ХIV веков наблюдается тенденция к сосредоточению властных полномочий в ограниченном ряде родов. Владетелями правого крыла Джучиева Улуса Ак-Орды (Белой Орды) становятся потомки Бату, стремящиеся к династическому принципу наследования, то есть к передаче власти от отца к сыну. Наследование левого крыла Кок-Орды (Синей Орды) закрепляется за родом Орду-Ичена. Власть в улусе Шейбана переходит также лишь к его потомкам. Выделяются аристократические роды, пытающиеся закрепить за собой высшие административные должности. Перед нами процесс концентрации власти и богатства в высших стратах элиты, который можно сравнить с концентрацией власти в европейских обществах Средневековья, выделяемый Ф. Броделем[326].
Родовой принцип наследования власти в XIII–XV веках пронизывал всю структуру социальной иерархии ордынского общества, затрагивал как кочевую, так и оседлую аристократию Джучлева Улуса. Эта форма наследования позволяла ордынским ханам выбирать на должности из наличных родов наиболее одаренных представителей, то есть соблюдался принцип меритократии, на основе которого формировалась империя Чингиз-хана. Кроме того, важные должности занимали наиболее выгодные центральному правительству кандидатуры. В этом случае на первые роли выдвигались наиболее талантливые и способные или же хотя бы неординарные претенденты, прошедшие сложную конкурентную борьбу, часто связанную с опасностью для жизни.
Необходимо отметить, что наследование власти по родовому принципу характерно не только для кочевых обществ, но и вообще для начальных этапов формирования государства у ряда народов. Примером могут служить общества Великой Степи — хунну, тюрки (данные В. В. Трепавлова[327]). Л. С. Васильев отмечает подобную форму наследования в Древнем Китае[328]; Б. И. Кузнецов — в Эламе[329]. По данным И. Дройзена, характерные черты наследования по родовому принципу наблюдаются в эллинистических государствах, особенно в Македонии[330]. Но если у оседлых народов, как правило, указанный принцип господствовал на начальном этапе формирования государства, то в кочевых обществах, и в особенности в Орде, он доминировал на протяжении всего существования. Таким образом, развитие политических институтов в Джучиевом Улусе проходило в рамках и параллельно с развитием родовых принципов и достигло в ордынском государстве, в отличие от других обществ, максимально возможного уровня[331].
Важным органом регулирования отношений внутри элиты Золотой Орды являлся курултай. Как отметил Г. А. Федоров-Давыдов, «курултай был символом единства правящего рода, символом того, что улус и вся империя рассматривается как общее достояние рода. На курултай съезжались царевичи, эмиры и нойоны. Значительный вес на курултаях имели вдовы покойных ханов. На этих имперских и улусных курултаях улаживались спорные вопросы престолонаследия, а так же… пересматривались границы кочевий и улусов»[332].
Важно, что курултай оказался органом, который, по словам Д. М. Исхакова и И. Л. Измайлова, выражал коллективные интересы ордынской аристократии, «опиравшейся на свое военное могущество»[333]. С одной стороны, он был силой, сдерживавшей стремление ханов к единовластию[334]. С другой стороны, атрибутировал принадлежность к правящей элите государства: только включенный в состав ордынской аристократии человек имел право принимать участие в курултае.
Элита золотоордынского государства несла ряд функций — и в первую очередь она отвечала за сохранение государственных традиций. Аристократия влияла на политическое развитие Джучиева Улуса, на изменение политических институтов, идеологических установок, религиозных верований. Показательной в этом плане является борьба внутри элиты Золотой Орды в 1310-х годах по вопросу о принятии ислама как государственной религии.
Немаловажной составляющей ордынского государства было военное дело. Обязанность поддержания и развития военного искусства также лежала на элите Джучиева Улуса. Более того, основные командные должности, как правило, занимали представители высшего слоя элиты — Джучиды, а наиболее ответственные военные экспедиции возглавляли лично великие ханы (Берке, Токта, Узбек, Джанибек, Токтамыш).
На элиту Золотой Орды — точнее, на ее служилую аристократию — было возложено исполнение посольских миссий. Аристократия Джучиева Улуса не выпускала из-под своего мощного контроля важную дипломатическую функцию, от исполнения которой зависели дела войны и мира, заключение политических союзов, брачных контрактов и торговых договоров.
Служилая аристократия была источником пополнения чиновничества, особенно высшего. Представителями ордынской администрации были и баскаки на Руси. Русские источники, отмечая, что в начальный период некоторые из них являлись откупщиками, называют их «князьями»; тем самым их статус приравнивается к статусу эмира-тысячника. В то же время летописи определяют должность владимирского баскака как «великий баскак»[335]. Возможно, в великие княжества баскак назначался из числа темников (еке нойонов). Такой вывод тем более правомочен, что в 1430-е годы должность даруги («надсмотрщика») Великого княжества Московского принадлежала человеку именно с таким социально-политическим статусом («великий князь ординский… Миньбулат»[336]). Об активном участии аристократии в сборе налогов говорит тот факт, что в переписи населения Закавказья в 1254 году принимал участие Тора-ага, «начальник из рода Батыя», то есть представитель высшего слоя элиты Золотой Орды. Таким образом, элита выполняла и административную функцию.
Но элита выполняла и экономическую функцию — на ордынскую аристократию возлагались обязанности сбора дани и контроля за взиманием налогов.
Ордынская аристократия покровительствовала торговле. Показателен в этом плане ярлык хана Менгу-Тимура: «Менгу Темерево слово к Ярославу князю: дай пути немецкому гости (купцам. — Ю. С.) на свою волость. От князя Ярослава ко рижанам, и к болшим и к молодым, и кто гостит, и ко всем вам путь чист есть по моей волости; а кто ко мне ратный, с ти ся сам ведаю; а гостю чист путь по моей волости»[337].
Одним из основных занятий населения Золотой Орды было скотоводство, причем первое место занимало разведение лошадей, в том числе и в улусах ордынской аристократии. Немаловажное значение для экономической системы Орды имела охота. Согласно установкам Чингиз-хана, охота была важна при подготовке к военным действиям (своего рода учения)[338], и поэтому это занятие принадлежало исключительно элите Орды.
Особое место в составе элиты Орды занимало духовенство. Выделенное из военно-политической иерархии Джучиева Улуса, оно тем не менее занимало привилегированное положение в государственной системе. Объясняется это тем, что власть в Орде требовала идеологического обоснования. Поэтому не случайно в начале ХIV века ислам стал государственной религией, заняв место шаманизма. Другие религии, в частности православная церковь, также были призваны обеспечивать идеологическую поддержку ханской власти (условие «молиться за нас и за племя наше… и род»).
Кроме идеологического обеспечения власти духовенство исполняло культурную функцию. Принятие ислама вызвало бурное строительство культовых сооружений. По указу великого хана Узбека в городе Сарае, столице государства, была построена соборная мечеть[339]. Большая строительная деятельность в Хорезме связана с именем беклярибека и наместника города Кутлуг-Тимура[340]. Безусловно, справедлив вывод А. Ю. Якубовского о том, что «в поволжских городах, особенно в двух Сараях… был… крупный центр богословской мусульманской мысли»[341].
Нельзя не упомянуть и о воспитательной функции мусульманского духовенства, которую оно делило с высшей знатью. Киракос Гандзакеци пишет, что у монголов существовала традиция, когда человек из «татарской высшей знати… поучал молодежь»[342]. Ибн Баттута сообщает, что при ставке великого хана Узбека находился глава ордынских шарифов (потомков пророка Мухаммеда) Ибн Абдель Хамид, который занимался воспитанием второго его сына Джанибека[343], впоследствии взошедшего на престол отца. Ибн Баттута видел его и в свите наследника престола — старшего сына Узбека Тинибека.