[427]. Путь эмира с востока на запад дает возможность предположить во владениях Тангута именно Дженд и его округу. При этом весьма показательно, что характер чеканки на монетном дворе Дженда позволяет видеть в нем в XIII веке центр одного из значительных ордынских улусов[428].
Однако никаких более точных сведений, подтверждающих или опровергающих существование в этом районе улусного владения, нет.
Таким образом, основываясь на сохранившихся в источниках сведениях, на территории Джучиева Улуса можно выделить двадцать два улуса. Их названия условны и даются нами по географическим ориентирам или по именам известных нам владельцев (как правило, первых). В ХІІІ–ХIV веках на территории Золотой Орды существовали следующие улусы: «Ногая», «Бурундая», «Мауци», «Крым», «Картана», «Северный Кавказ», «Дербент», «Астрахань», «Сартака», «Червлёный Яр», «Мордовия», «Сарай», «Булгар», «Башкирия», улус в междуречье Яика и Эмбы, «Щейбана», «Тюмень», «Ишим», «Сингкума», «Орду-Ичана», «Хорезм», «Мангышлак».
Установление общего числа улусов степного государства позволяет нам определить общую численность войск Джучиева Улуса, поскольку каждый владелец улуса должен был выставлять точно определенное количество воинов: десятник — десять, сотник — сто, тысячник — тысячу, темник — десять тысяч человек. Исходя из этого, общее число войск Орды можно определить в 220–230 тысяч воинов (улусов-десятитысячников было 22 или 23). Такое положение дел косвенно подтверждается известиями источников о количестве войск эмира Идигу (Едигея) (1395–1411 годы) и хана Ахмата (1465–1481 годы). Независимые друг от друга источники называют в первом случае цифру в 200 тысяч человек[429], а во втором — более 150 тысяч человек[430].
В течение ХІІІ–ХIV веков в изменении внутренних границ Золотой Орды можно выделить несколько этапов:
• первый — 1240-е годы — период образования государства, выделения улусов и пожалование ими представителей ордынской элиты;
• второй — 1250–1260-е годы — эпоха активизации западной политики Орды; завоевание земель между реками Дунай и Днепр и образование на этой территории двух улусов: один в междуречье Дуная и Днестра, другой в междуречье Днестра и Днепра;
• третий — 1280–1290-е годы — период образования в Орде второго политического центра — Ногаевой Орды и борьбы за единовластие; уничтожение в результате гражданской войны войск западных улусов привело к сокращению территории Орды; западная граница переместилась к реке Сирет;
• четвертый — эпоха наивысшего могущества ордынского государства в правление ханов Узбека и Джанибека (1300–1359 годы); характеризуется стабильностью внешних и внутренних границ, а также расширением территории Орды за счет закавказских земель (присоединение Азербайджана);
• пятый — эпоха «великой замятии» (1359–1380 годы). Период распада государства на мелкие владения и сокращение территории Орды (потеря двух западных улусов; раздел государства между Мамаем и Токтамышем);
• шестой — время объединения Токтамышем Орды от Днепра до Иртыша (1380–1395 годы); характеризуется активизацией военной экспансии во владения Тимура, что приводит к двум походам Тимура на Джучиев Улус в 1391 и 1395 годах и в итоге к полному краху государства; в дальнейшем владения великих ханов не восстанавливались даже в границах земель, подвластных Токтамышу.
6. Признаки принадлежности к элите Джучиева Улуса в вещевой атрибутике
Принадлежность к знати не могла не найти выражения во внешних признаках, в вещевой атрибуции элиты ордынского общества — ведь, по словам А. Г. Юрченко, «тот, кто облачился в монгольский костюм, был интегрирован в имперские структуры (независимо от его вероисповедания)»[431]. Однако подобная система выражения включения в Состав аристократии почти не нашла отражения на страницах письменных источников.
На возможность детализировать социальную структуру Орды на основе археологического материала обратил внимание В. А. Иванов. Учитывая 850 погребений ордынского периода от Урала до Карпат, он отмечает, что «всаднические погребения» составляют почти треть из них — 29,7 процента. Причем 12,7 процента содержат в том или ином виде конские захоронения, а 17 процентов — принадлежности конской сбруи, но без коня[432]. Эти данные позволили В. А. Иванову сделать следующие выводы. В первую очередь он отмечает, что «"всаднические погребения" у кочевников эпохи Золотой Орды Поволжья и Южного Приуралья, вероятнее всего, играют роль не этнического, а социального репера (курсив мой. — Ю. С.) и указывают на имущественное положение погребенного или погребенной»[433]. Одной из главных характеристик достатка для кочевого общества В. А. Иванов вполне справедливо определяет наличие коня. При этом имущественный признак тесно связан с местом человека на общественной лестнице — «забить коня и зарыть его в землю вместе с умершим хозяином могла себе позволить семья с одним уровнем материального достатка и соответствующим местом в социальной иерархии. Захоронить шкуру коня, использовав его мясо для проведения поминальной тризны, — это уже другой уровень и достатка, и общественной значимости, а поместить в могилу конскую узду — третий уровень»[434]. Выделяет автор и четвертый уровень — «может быть, самый низший уровень материального достатка и социальной значимости» — это погребения, не имеющие признаков «всаднического», «но содержащие предметы вооружения — железные наконечники стрел, колчаны, костяные накладки лука, то есть воинские»[435].
Погребальный инвентарь позволяет относить к верхнему слою ордынского общества — знати — тех людей, которые захоронены с предметами вооружения и с останками коня. Подобный обряд захоронения описывает участник францисканской миссии в Монголии в 1245–1246 годах брат Ц. де Бридиа: «Если умирает богатый, его хоронят тайно в поле вместе с его юртой сидящим в ней, и вместе с [деревянным] корытцем, полным мяса, и чашей кобыльего молока. Также с ним хоронят кобылицу с жеребенком, коня с уздой и седлом, лук с колчаном и стрелами»[436]. Таким образом, свидетельства письменного памятника соответствуют археологическим данным, подтверждают и детализируют их. Правда, эти свидетельства в большей мере относятся к имущественной дифференциации, позволяя только предполагать социальный контекст.
В то же время в исследовательской литературе утвердилось мнение, что «о высоком общественном положении степняка свидетельствовали его лошадь, пояс, оружие, парчовый халат и головной убор»[437]. Это обобщающее суждение, в целом справедливое, на наш взгляд, можно уточнить.
Так, свидетельство персидского автора Ибн Биби позволяет нам выделить ряд обязательных вещественных атрибутов принадлежности к элите Орды. По его сведениям, Батый, оправляя в обратный путь послов сельджукского султана Гияс-ад-Дина, «…пожаловал для султана колчан, футляр для него, меч, кафтан, шапку, украшенную драгоценными камнями, и ярлык»[438]. Аналогичный вещевой набор, по сообщению Хафиза Абру, жалует Чингизиду Йасавуру ильхан Улджайту: «…падишахский халат, золотую пайцзу, каба, шапку, ремень, лошадь, оружие, палатку, исшитый золотом шатер (шадурван, сара-парде), литавры и знамя». Этот же автор приводит слова владетельной особы Арпа-хана: «…мне достаточно золотого ремня, шапки, украшенной драгоценными камнями, шерстяной одежды и русской войлочной шапки»[439].
Некоторые элементы вещевой атрибутики упоминаются при описании принятия на службу ильханом Газаном двух эмиров: «Государю ислама (Газану. — Ю. С.) их прибытие пришлось весьма по душе, он счел его за счастливое предзнаменование, пожаловал и одарил их кафтанами, шапками и поясами с драгоценным набором»[440].
В летописи арабского автора Ибн Дукмана упомянуто, что послы хана Узбека к египетскому султану преподнесли ему подарок от ордынского правителя, который состоял «из 3 соколов и 6 невольников, из кольчуги, булатного шлема и меча». При этом автор особо подчеркнул, что «никто из царей их прежде этого не присылал ничего подобного, потому что у них в обычае бережливость…»[441].
Таким образом, кроме документального подтверждения политического признания служебного положения — ярлыка, мы видим вещественные атрибуты, сопровождающие пожалование. По сути, это признаки, по которым человека выделяют из числа прочих, — признаки знатности и элитности, выраженные в предметах вооружения (колчан, меч), одежды (кафтан, халат, украшенная драгоценностями шапка, ремень/пояс).
Еще один атрибут, указывающий на знатность, мы находим при описании существовавшего в государствах Чингизидов обряда возведения в нойонский сан. Согласно «Сокровенному сказанию», обряд этот выглядел следующим образом: «…сказал Чингиз-хан, обратясь к старцу Усуну: "…По Монгольской Правде существует у нас обычай возведения в нойонский сан — беки… Пусть же примет сан беки — старец Усун. По возведении его в сан беки, пусть облачат его в белую шубу, посадят на белого коня и возведут затем на трон"»[442].
Подобный обряд сопутствовал выдаче ярлыков русским князьям. Описание его есть у В. Н. Татищева: «Егда прииде Ярослав во Орду, и хан прият его с честию, даде ему доспех (в "доспех", по-видимому, входили все те же колчан, футляр для него, меч, шапка, украшенная драгоценными камнями. —