Ю. С.) и повеле обвести его по чину на великое княжение. Коня же его повеле вести Володимиру Резанскому да. Ивану Стародубскому, бывшему тогда во Орде. И августа месяца (1264 года. — Ю. С.) отпусти его с послом своим Жанибеком и с ярлыком на великое княжение»[443]. К сожалению, источники В. Н. Татищева не известны, но летописи донесли до нас сведения, подтверждающие слова историка. Например, при описании борьбы за великое княжение во время первой фазы феодальной войны XV века между Василием Московским и его дядей Юрием Галицким летописцы в 1432 году упоминают о посажении победителя спора Василия на коня и необходимости вести его проигравшим Юрием (правда, московский князь отказался от этой чести)[444].
Необходимо признать, что обряды возведения в нойоны и великие князья во времена монгольского владычества в целом соответствовали друг другу. Различия в описаниях В. Н. Татищева и автора «Сокровенного сказания» — Усуна облачили в шубу, а Ярослава Ярославича в доспех — можно объяснить тем, что Усун занял гражданскую должность «начальника времени» («Чингиз-хан сказал: "…пусть назначает и освещает нам годы и месяцы!"»[445], тогда как великий князь Владимирский — должность военная. В то же время описания совпадают в наиболее важной для степной традиции детали: в обоих случаях имеет место обряд посажения на коня. В этой связи примечательно сравнение с домонгольским обрядом возведения в князья: благословение крестом и мечом (например, возведение в новгородские князья Константина Всеволодовича в 1206 году: «…и да ему отец крест честный и меч река се ти буди схранение и опасение иже ныне даю ти пасти люди своя от противных»[446]).
По данным В. А. Иванова, сопроводительный инвентарь абсолютного большинства (к сожалению, автор не приводит никаких детальных цифровых или процентных выражений) «всаднических погребений» состоит из железных наконечников стрел, помещенных в берестяной колчан, ножа, огнива, очень редко — сабли или сабли и шлема[447]. То есть вещественные атрибуты, символизирующие принадлежность к элите, в большинстве своем попадали в состав погребального инвентаря. Правда, положить в погребение саблю или меч мог позволить себе не каждый, но ножи и кинжалы среди сопроводительного инвентаря ордынских захоронений встречаются часто. Можно также предполагать, что заменой шапки, украшенной драгоценными камнями, в погребениях становились шлемы — особенно если деятельность покойника была напрямую связана с военным делом.
Любопытно, что в духовной грамоте великого князя Владимирского и Московского Ивана II Ивановича среди завещанных ценных вещей отмечены «шапка злата» и «сабля злата»[448]. Напрямую связать эти вещи с пожалованием ордынского хана невозможно. Однако наличие «шапки» и «сабли» среди важных и завещаемых именно старшему наследнику предметов позволяет в них видеть атрибуты именно социального статуса, который для времени правления князя Ивана II (1353–1359 годы) тесно связан с ордынской властью и пожалованием ярлыка на владение, вероятно сопровождавшимся и пожалованием соответствующей вещевой атрибутики, подобной той, что была послана сельджукскому султану.
В погребальном инвентаре широко представлен такой элемент, как пояс, который в письменных источниках как признак пожалования и соответственно как атрибут элитности отмечается редко. Правда, если пояс жалуется, то это, как правило, пояс золотой, подчеркивающий принадлежность к верховной власти. Так, назначая управителем Джучиева Улуса сына Урус-хана Койричака, Тимур «удостоил его шитого золотом халата и золотого пояса»[449]. В духовной Ивана Калиты упомянут «поясъ золотъ ц[е]с[а]р[е] вськии»[450], маркировка которого («цесаревськии») может быть связана с ордынской властью. Свидетельств того, что пояс выдавался при пожаловании владений и ярлыка, мы не встречаем. Но коль скоро пояс служил для ношения оружия, то можно предположить, что пожалованию ярлыка сопутствовало не только наделение оружием, но также и поясом, который соответствовал статусу пожалования.
Головные уборы и пояса являлись важным элементом при процедуре обновления инвеституры в ходе возведения на престол нового хана. Так, Рашид-ад-Дин неоднократно подчеркивает, что признание элитой власти вновь избранного правителя сопровождалось снятием головного убора и поясов: «Все сняли с головы шапки и перекинули пояса через плечо»[451] (избрание Угедея); «все царевичи сняли шапки, развязали кушаки»[452]; «все сняли с голов шапки и повесили пояса [себе] на плечи»[453].
Таким образом, очевидно, что принадлежность к знати ордынского государства выражалась в четко определяемой системе атрибутов. Основанием причисления к элите был ярлык, подтверждающий ханское пожалование, а сам обряд пожалования подразумевал дарение колчана, меча/сабли, головного убора, кафтана, золотого пояса. Имел место также обряд посажения на лошадь и ее ведения подчиненными. Шлем, по всей вероятности, определял принадлежность к высшему элитарному слою — это был атрибут человека высокого ранга (в том числе, возможно, Чингизида или родственника хана по венской линии). Зависимый от хана правитель-нечингизид получал в качестве атрибута не шлем, а шапку, украшенную драгоценностями.
Отметим, однако, что данные наблюдения относятся в первую очередь к служилой аристократии, которую по определению В. Парето можно отнести к «правящей элите». Другая часть знати, аристократы по рождению — так называемая «неуправляющая элита»[454], — имела другой набор вещевой атрибуции, поскольку свое положение ее представители получили по праву рождения, а не на основании ханского пожалования. Этот набор тесно связан с понятием престижности и может существенно отличаться от набора вещевой атрибутики, связанной с принадлежностью к элите. Ведь основным признаком элиты является отношение к управлению, тогда как престиж может быть связан с любыми иными достижениями человека[455].
Принятие ислама в качестве государственной религии привело к значительному его распространению прежде всего в правящем слое Орды, а затем и среди большинства населения. Как следствие этого происходит постепенное отмирание языческих погребальных традиций. Неудивительно, что во второй половине ХIV века в погребальном обряде населения Джучиева Улуса происходят значительные изменения и из могил исчезают предметы всадничества и вооружения[456]. Д. В. Васильев констатирует объединение в одном комплексе языческих пережитков и мусульманского обряда и, как результат этого, единообразные захоронения знати в мавзолеях[457].
Глава 3Хроника поездок русских князей ко двору ордынского хана
В течение 1237–1241 годов большинство русских княжеств были разгромлены монголо-татарскими войсками, что вызвало необходимость выстраивания отношений на новых условиях. Русские князья, не сумев отстоять свою независимость с оружием в руках, вынуждены были признать власть более сильного. На протяжении XIII столетия наблюдается процесс признания подчиненности и оформления вассальных отношений.
Особенности развития зависимости русских княжеств от Орды, степень участия русских князей в политических институтах Орды, их места в составе элиты Джучиева Улуса, стиль управления своими владениями в условиях иноземного владычества — все это связано с частотой их поездок в степь, количеством времени, проведенного вне своего княжества — в пути в ставку и из ставки хана и при дворе ордынского правителя. Кроме того, важна доля времени, проведенного в ставке хана, от лет жизни и правления того или иного князя, поскольку степень суверенных полномочий находится в прямой зависимости от необходимости пребывания при дворе правителя более высокого ранга.
В совокупности эти данные помогают лучше понять систему отношений русских князей с Ордой, а также динамику их изменений. Необходимо отметить при этом, что строгость подсчетов сама по себе без взаимосвязи с исторической стороной исследования не означает точности и надежности результатов[458]. Но, как бы то ни было, выявить меру вовлеченности русских князей в элиту Джучиева Улуса на основании количественных характеристик представляется вполне возможным.
Отсутствие в большинстве случаев точных свидетельств о сроках поездок русских князей ко двору ордынского хана обуславливает необходимость вычисления, а затем и использования средних показателей количества времени, затраченного на пребывание в ханской ставке.
1. Русские князья при ордынском дворе в XIII веке
Процесс установления так называемого монголо-татарского «ига»[459] не был одномоментным. В первую очередь завоеватели должны были добиться официального признания своей победы и власти от князей поверженных земель. В частности, в Новгородской первой летописи отмечается, что в 1242 году «князь Ярославъ Всеволодиць позван цесаремь Татарьскымъ, и иде в Татары къ Батыеви, воеводе татарьску»[460]. По мнению Д. Г. Хрусталёва, приглашение было направлено «из ставки великого каана, то есть, возможно, еще Угедеем. Однако Ярослав поехал к Батыю, а в Каракорум послал сына Константина»