[596] Михаила Всеволодовича Черниговского, который принял в ставке Батыя мученическую смерть. О пребывании в Орде князя Михаила и его гибели повествуют как русские летописи, так и участники католической миссии в Монгольскую империю Плано Карпини и брат Бенедикт Поляк.
Русские летописи и францисканские миссионеры говорят и о пребывании в Орде черниговского князя Андрея Мстиславича, который также был казнен по приказу Батыя. Причем, если русские летописцы лишь отмечают его гибель[597], то папские посланники упоминают и обвинения, которые были против него выдвинуты. По словам Плано Карпини, князю поставили в вину то, что он «уводил лошадей из земли и продавал их в другое место; и хотя это не было доказано, он все-таки был убит»[598].
В исследовательской литературе нет однозначного мнения, к какой из ветвей черниговского дома принадлежал Андрей, его отец Мстислав и его не названный по имени брат. Он может быть сыном Мстислава Святославича (князя Козельского и Черниговского — дяди Михаила Всеволодовича Черниговского), либо Мстислава Глебовича (князя Черниговского — младшего двоюродного брата Михаила Всеволодовича), либо сыном рыльского князя Мстислава Святославича (однако ни он, ни его отец не являлись черниговскими князьями). В. М. Коган и В. И. Домбровский-Шагалин называют его сыном Мстислава Романовича Старого, князя Смоленского и Киевского[599], что, вероятно, следует признать ошибкой.
Наиболее вероятным претендентом на роль отца князя Андрея следует признать Мстислава Святославича Козельского[600]. Основой такого отождествления служит поминание в Любецком синодике «в[еликого] к[нязя] Пантелеймона Мстислава Черниг[овского] и княгиню его Марфу»[601]. Филарет (Гумилевский) полагал, что в памятнике упомянут именно князь Мстислав Святославич Козельский, а Пантелеймон — его крестильное имя[602]. Это тем более вероятно, что в Елецком и Северском синодиках вслед за Пантелеймоном/Мстиславом поминаются его дети: «к [нязь] Димитрий, к [нязь] Андрей, к [нязь] Иоанн, к [нязь] Гавриил Мстиславичи»[603]. С точки зрения сложившийся системы наследования власти после смерти Михаила Всеволодовича (1245 год) и Мстислава Глебовича (после 1239 года) очередными претендентами становились именно дети Мстислава Святославича. Однако его старший сын Дмитрий Мстиславич погиб вместе с отцом в сражении на Калке в 1223 году[604]. Судя по свидетельствам Елецкого и Северского синодиков, следующим по старшинству сыном Мстислава был именно Андрей. По праву старшинства в роду он и отправился в 1246 году в Орду за ярлыком на черниговское княжение. Однако, как уже было отмечено, его поездка закончилось казнью, а в ставку хана в 1246/1247 году прибыли супруга Андрея и его младший брат. В синодиках, однако, упомянуто два его младших брата — Иван и Гавриил.
По свидетельству Плано Карпини, условием Батыя, на котором он согласен был передать власть над Черниговом младшему брату Андрея, было взять в жены вдову старшего брата «согласно обычаю татар»[605]. Однако оба, и жена Андрея, и его брат, отказывались от этого, причем князь заявил, «что лучше желает быть убитым, чем поступить вопреки закону»[606]. Несмотря на это, Батый, заставил их: «и плачущего и кричащего отрока положили на нее и принудили их одинаково совокупиться сочетанием не условным, а полным»[607]. Данные пояснения францисканца позволяют видеть в младшем брате Андрея мальчика, юного годами. Но коль скоро их (Андрея и его брата) отец погиб в 1223 году, то, даже если самый младший из сыновей родился в год смерти князя, ему должно было бы быть около 23 лет. Правда, Р. А. Беспалов обратил внимание на то обстоятельство, что слово «puer», переведенное как «отрок», может быть переведено и в смысле «молодой человек, не состоящий в браке»[608]. В отчете брата Бенедикта, спутника Плано Карпини, данный эпизод описан короче и иначе: «они принудили младшего брата князя Андрея (убитого ими по ложному обвинению) взять в жены вдову брата, уложив их на одно ложе в присутствии других людей»[609]. Таким образом, необходимо согласиться с Р. А. Беспаловым и признать в младшем брате Андрея молодого человека, не успевшего к моменту поездки в Орду жениться. Такая вероятность выглядит наиболее предпочтительной для самого младшего сына Мстислава — Гавриила. Однако составители синодиков нередко путают последовательность рождения детей, и нельзя не учитывать возможность, что в таком положении оказался Иван Мстиславич.
Вероятно, жена князя Андрея и его брат пережили мировоззренческий кризис, ведь брак не сопровождался православным ритуалом, а главное, вступал в противоречие с устоявшимися традициями. А. Ф. Литвина и Ф. Б. Успенский обратили внимание на тот факт, что «русский князь не мог, например, жениться на вдове другого русского князя… неписаное правило работает таким, образом, что если овдоветь случалось князю, то для него вступление во второй брак представлялось с династической точки зрения безусловно желательным; если вдовой становилась русская княжна, выданная за пределы Руси, то для нее повторное замужество оказывалось делом возможным и вполне обыкновенным. Жена же русского князя, потерявшая мужа, либо навсегда оставалась вдовой, либо дальнейшая ее матримониальная жизнь складывалась за пределами Руси»[610]. Таким образом, положение жены Андрея и его брата с точки зрения правил и традиций Руси оказывалось не вполне приемлемым. Их дальнейшая судьба не известна. Но можно предполагать, что если они не приняли монашеского пострига и составили супружескую пару, то наследников не оставили. Не исключен вариант, что от власти в Черниговском княжестве они отказались.
Плано Карпини весьма щепетильно относился к доказательствам достоверности своих путевых заметок и перечислил множество людей, встретившихся ему в дороге. В том числе он указывает, что на обратном пути из ставки Батыя между 9 мая и 9 июня 1247 года у «Мауци нашли наших товарищей, которые оставались там, князя Ярослава и его товарищей, а также некто из Руссии по имени Святополк и его товарищей. И при выезде из Комании мы нашли князя Романа, который въезжал в землю татар… И все это русские князья»[611]. Несомненно, что упомянутые лица действительно были владетелями русских княжеств. Однако их отождествление оказывается непростой задачей.
Князя Романа, упомянутого Плано Карпини, исследователи вполне справедливо соотносят с князем Романом Брянским[612]. Более сложным вопросом оказывается отождествление князей Ярослава и Святополка. В свидетельствах летописных памятников о рассматриваемом периоде южнорусских князей с такими именами не зафиксировано, хотя мы можем достаточно уверенно предполагать, что через ставку Мауцы проезжали владетели юго-западных и южных княжеств Руси. Князья Северо-Восточной Руси добирались в ставки ханов по водоразделу Дона и Волги, объезжая лагерь Мауци.
Единственной, на наш взгляд, подсказкой, которая каким-либо образом может локализовать владения упомянутых князей, могут быть данные княжеской антропонимики. В частности, А. Ф. Литвина и Ф. Б. Успенский обратили внимание на ряд случаев, когда имянаречение князя осуществлялось «не только и не столько по родству, сколько» по наследованию власти (иногда и после политического противника). «Так, Святополк Изяславич, по-видимому, унаследовал свое имя от Святополка Окаянного, врага своего родного деда. Отец Святополка Изяслав получил Турово-Пинское княжество, которое перед ним принадлежало Святополку Окаянному. Давая своему сыну имя Святополк, Изяслав, возможно, стремился подчеркнуть преемственный характер его прав на это княжество»[613]. Показательно для данного вопроса, что трое из четверых известных по русским источникам Святополков связаны с Турово-Пинской землей[614]. В династии Изяслава Ярославича (сына Ярослава Мудрого) часто встречается и имя Ярослав[615]. В этой связи можно сделать осторожное предположение, что представители Турово-Пинской династии около 1247 года предпочли оформить зависимые отношения с Батыем и отправились в его ставку. Примерно в это же время, около 1247 года, участие в столкновении литовцев с галицкими и волынскими князьями принимает пинский князь Михаил (предположительно — внук Святополка Юрьевича, что позволяет предполагать его имянаречение в честь деда — Святополк)[616]. Возможно, что кто-либо из упомянутых Плано Карпини князей (Ярослав или Святополк) носил крестильное имя Михаил. И до или после описанных в Галицко-Волынской летописи событий этот князь отправился в Орду за инвеститурой и сопровождавшими ее покровительством и военной силой. Показательно, что безымянные туровские и пинские князья упомянуты в Галицко-Волынской летописи под 1274 годом как князья, «находящиеся в воли татарской»[617].
Еще одного представителя Черниговской земли — новосильского князя Александра — называют летописи, описывая в 1326 году казнь Дмитрия Михайловича Тверского: «да князя Александра Новосилскаго, единаго дни на единомъ месте на реце, нарицаемеи Кондраклии»