[765]. Простой подсчет показывает, что лишь 19 процентов князей от общего их числа ездили ко двору ордынского хана. С другой стороны, подавляющее большинство из них — великие князья, то есть те, на ком лежала главная ответственность.
В первой половине ХIV века русский князь в среднем проводил при дворе ордынского хана 3,5 процента от времени своей жизни и 15,3 процента от времени правления. Ближе всего к среднему показателю князь Александр Васильевич (князь Суздальский в 1309–1331 годах) и великий князь Владимирский (в 1328–1331 годах) — он провел в Орде 2,3 процента от времени удельного княжения и 16,7 процента от времени княжения великого.
Во второй половине ХIV века средние показатели пребывания при дворе ордынского хана составили — 3,4 процента от времени жизни и 11,6 процента от времени правления. Ближе всего к ним оказался Михаил Васильевич Кашинский — соответственно 2,6 и 9,1 процента.
Большинство поездок в Орду совершено в 1330–1340 годах, то есть в последние годы правления хана Узбека и первые годы нахождения на престоле Джанибека.
5. Русские князья при дворе ордынского хана в XV веке. 1402–1445 годы
На рубеже ХIV–XV столетий в русско-ордынских отношениях стали проявляться новые черты. По всей вероятности, после поражения Токтамыша от войск Тимура в 1395 году и до 1412 года Москва не выплачивала в Орду дань[766]. Связано это было с явным ослаблением центральной ханской власти. В 1398 году Токтамышу вновь удалось закрепиться на престоле (поздний Никоновский свод констатирует: «…в радости велице бывшу царю Тохтамышу Большия Орды, от супротивных свободошуся, и послы своя посылающу по всем странам»[767]), но уже к концу года «прииде некоторый царь, именем Темиръ Кутлуи, и прогна царя Тахтамыша и седе в Орде». Токтамыш бежал в Литву[768]. Власть нового хана поддерживалась авторитетом эмира Идигу (Едигея), который возглавил ордынское правительство.
Русские князья, однако, не спешили с оформлением вассальных отношений (по крайней мере, источники не донесли до нас известий о поездке князей или их послов в степь). Москва последовательно не признавала марионеточных ханов, от имени которых правил эмир Идигу (Едигей).
Только в 1399 году, после смерти великого князя Тверского Михаила Александровича, его сын Иван получает инвеституру от ордынского хана и тем самым признает правительство Едигея. Однако делает он это не посредством личной явки в ставку, а «посла во Орду ко царю Темир-Кутлую киличеев своих…»[769]. В том же году, уже от нового хана, «выидоша изо Орды от царя Шадибека с честью Феодор Гуслен да Константин, а с ним посол Сафряк, и вынесоша ярлыки на великое княжение Тферское князю Ивану Михайловичу по отчине и по дедине его»[770].
В 1402 году в связи со смертью великого князя Рязанского Олега Ивановича (5 июля) фиксируется официальное признание своей зависимости от правительства Едигея Рязанью. Сын князя Олега Федор отправился в Орду к хану Шадибеку «з дары и со многою честию, возвещая кончину отца своего». Шадибегу «даде ему отчину его и дедину, великое княжение Рязанское, улус свой, и отпусти его. Он же пришед сяде на отчине своей и дедине, на великом княжении Рязанском»[771].
В то же время в договоре от 25 ноября 1402 года между Федором Ольговичем Рязанским и Василием Дмитриевичем Московским появляются положения, направленные на ограничение прямых отношений Рязани с Ордой: «А не пристати ти к татаром никоторою хитростью»; «А что ти слышев от Орды, а то нам поведати. А вести ти нам отсылати»; «А отдалитися от нас Орда, тобе с нами учинити по думе»[772].
Летом 1407 года источники фиксируют политические противоречия в Тверском княжестве. Тогда «поиде со Твери князь Юрий Всеволодович на Москву, и с Москвы в Орду»[773]. По мнению Э. Клюга, Юрий и его московские союзники поставили целью возведение князя Холмского в великие князья Тверские[774]. Тут показательно, что князь Юрий, владевший Холмским уделом в Тверском княжестве, искал поддержки против великого князя Тверского Ивана не только в Орде, но и в Москве.
Но великий князь Тверской не собирался отдавать княжество без борьбы. «Того же лета июля в 20 князь Иван Тверской поиде в Орду в судех по Волзе к царю Шадибеку»[775]. Однако в это время в степи вспыхнула очередная междоусобица, и Юрий и Иван предстали перед судом нового хана — Пулад-Салтана. Ордынское правительство во главе с Едигеем отказало в тверском столе московскому ставленнику, и Юрий был даже вынужден бежать из ставки хана «к Азтороканю». А великий князь Тверской Иван Михайлович, пробыв в Орде шесть месяцев, вернулся в Тверь 25 января 1408 года «от царя с великим жалованием»[776].
Весной того же 1408 года в Москву прибыл Юрий Всеволодович, «а с ним посол царев Мамаит Дербишь». Юрий остался в Москве. Посол же прибыл в Тверь «и глагола великому князю Ивану: "царь дал Юрию Кашин и десять волостей тверских"»[777]. Э. Клюг считает, что после неудачной попытки сделать Юрия Всеволодовича великим князем Тверским «была предпринята не менее опасная для тверской самостоятельности акция, преследующая цель расколоть Великое княжество Тверское на две почти равные части между Иваном и Юрием»[778]. Однако Иван заявил, что он недавно вернулся из Орды «и посол царев днесь у мене есть, и ярлык царев дан ми есть на всю землю Тверскую и сам Юрый в ярлыце царем дан ми есть; да того раде тебе не послушаю, дондеже ко цареви шлю»[779]. В результате посол вернулся в Москву, а оттуда направился в степь: «А Едигеева посла великий князь честив и отпусти». Юрий же вновь отправился в Орду летом 1408 года[780].
Вполне возможно, что ярлык на владение Кашинским уделом Юрию выдал Шадибек, который продолжал чеканить свои монеты и после 1407 года в Дербенте[781]. Данный вывод тем более вероятен, что русские источники сообщают о Шадибеке лишь как о согнанном с ханского престола (а не убитом)[782]. Таким образом, ни правительство во главе с Едигеем, ни Шадибек не пожелали отдать тверской великокняжеский стол ставленнику Москвы. Отметим важный факт: судьба тверского стола решалась пусть и в условиях внутриполитической борьбы, но при дворе ордынского хана.
Столь же показательна ситуация в Рязанском княжестве, где в 1407–1408 годах также разразилась схватка за стол. 6 сентября 1407 года от Пулад-Салтана прибыл князь Иван Владимирович Пронский «с пожалованием и с честью на Русь и сяде в Пронске, а с ним посол царев»[783]. А весной 1408 года Иван Пронский «пришед с татары безвестно, великого князя Феодор Олговича Рязанского с Рязани согнал»[784]. Правда, по сведениям Московского летописного свода конца XV века, «того же лета помиришася князи Рязанские Федор с Иваном»[785]. На каких условиях произошло примирение, летописи не указывают. Тем не менее Федор Ольгович вернулся на стол Великого княжества Рязанского.
В январе 1410 года обострилась ситуация в Нижегородском княжестве. Нижегородские князья Даниил и Иван Борисовичи с отрядом татар во главе с князьями «болгарскими и жукотинскими» нанесли поражение «на Лыскове» московским войскам во главе с братом великого князя Петром Дмитриевичем и князьями «ростовскими и ярославским». В бою погиб суздальский князь Данила Васильевич «и инии мнози пэдоша от обоих сторон; сташа же на костях князи Новогородского Нижняго и князи Казаньстии»[786].
Летом того же 1410 года, по сведениям русских летописей, князь Даниил Борисович «приведе себе царевича Талычю». Русско-татарский отряд в триста человек совершил набег на Владимир. В полночь 3 июля, когда жители спали, татары «приидоша к Володимерю лесом безвестно из-за реки Клязьмы». При этом Владимир не имел городских стен, и город покинул наместник Юрий Щека. Татары «первое за Клязмою стадо градское взяша и по том на посад пришедще начаша люде сечи и грабити». Затем отряд ворвался в город и «изграбиша вся церкви и град весь и люди попленивши, иных изсекши, огнем град запалиша и многое множество злата и серебра вземше»[787]. Был разграблен и кафедральный собор — татары «пригониша к церкви святыя Богородица и, вшедше в ню, икону Богородица одраша, тако же и прочая иконы и всю церковь разграбиша»[788]. Отходя от города в степь, ордынцы ограбили также Стародуб и Муром[789].
Таким образом, нижегородские князья не смирились с упразднением Великого княжества Нижегородско-Суздальского. Однако они не пользовались поддержкой центрального ордынского правительства. Татары, которых призывали на помощь братья Борисовичи, приходили с периферийных территорий Орды (Булгарский улус). При этом активизация действий нижегородских князей происходила в условиях очередной смены хана, сопровождавшейся смутой, то есть при ослаблении центральной власти в Орде.