Дважды в ставке хана побывали Василий II Васильевич (в том числе в плену в 1445 году), Василий Михайлович Кашинский, Иван Борисович Нижегородский (и еще дважды в ХIV веке — всего четыре раза), Иван Владимирович Пронский, Иван Михайлович Тверской (и один раз в XIV веке — всего три раза), Юрий Всеволодович (в 1407–1408 и 1408 годах за ярлыком на Тверское княжество — безуспешно).
Трижды зафиксировано пребывание в степи Даниила Борисовича Нижегородского.
Дольше всех — пять лет — при ордынском дворе провел Василий I Дмитриевич Московский. Совершив всего четыре поездки, из них только одну в XV столетии, он большую часть своего пребывания в Орде провел в статусе заложника — три с половиной года. При этом от времени жизни (53 года) это составило чуть больше 9 процентов, от времени княжения — около 14,5 процента.
В процентном отношении больше всего времени провели при ордынском дворе нижегородские князья Иван и Даниил Борисовичи. Первый, четырежды побывав в ставке хана, провел в Орде около 50 процентов времени своего княжения. Второй, будучи в степи трижды, — около 25 процентов. Судьбы князей Борисовичей ярко продемонстрировали, что ордынская власть уже не может влиять на политические процессы внутри Руси.
Еще яснее проявилось нежелание русских князей считаться с волей хана в споре московского князя Василия и его дяди Юрия Звенигородского. Избрав хана в качестве арбитра, оба тем не менее не сочли нужным исполнять его решения. Лишь пленение московского князя в 1445 году на какое-то время оживило претензии хана Улуг-Мухаммеда на главенство над Русью, но в тот же год ордынский властитель умер, и все его военные успехи пошли прахом.
В первой половине XV века в Московском княжестве начинают появляться служилые Чингизиды. Как отметил А. В. Беляков, «статус любого Чингизида в то время был значительно выше Рюриковичей». Именно поэтому «русские князья не могли отказать таким Чингизидам, тем более что любой из "казакующих" царевичей со временем мог стать ханом»[809]. Вероятно, именно такой случай мы наблюдаем в 1407–1408 годах, когда, как отмечают арабские авторы, на Руси укрылись потерпевшие поражение от Идигу (Едигея) сыновья Токтамыша Джелаль-ад-Дин и Керим-Берди[810]. Обвинение в укрывательстве детей Токтамыша содержится и в Послании Едигея Василию I[811]. В памятниках XVII века оба царевича обозначаются как люди, служившие великому князю Московскому[812]. Как отмечено выше, Джелаль-ад-Дин и Керим-Берди один за другим стали ханами в 1411–1412 годах.
В источниках сохранились указания не только на завершение практики регулярных поездок князей в ставку хана, но на прекращение выплат дани в Орду именно при Василии II. В частности, в одном из поздних родословцев говорится: «От великово ж князя Василия Васльевича не начаша Рустии великие князи ходити к царем в Орду и дани и выход не начаша давати по пророчеству двоих святителей, пресвятейшего Ионы, митрополита всея Росии и Ионы, архиепископа Великого Новаграда»[813].
Заключение
Входе монголо-татарского завоевания в первой половине XIII столетия было прервано мирное развитие русских княжеств. Многие представители русской знати погибли в сражениях, а те, что уцелели в ходе войн, были позже уничтожены, проданы в рабство, и только малая их часть оказались включены в состав элиты Джучиева Улуса, что тоже не гарантировало сохранение жизни. За период ордынского владычества по решению ханского суда было казнено 14 русских князей.
Русские князья вынуждены были признать власть монгольского кагана (позже — ордынского хана). Покоренные русские земли попали в полную и во всех отношениях зависимость от Орды — они не имели права самостоятельно собирать налоги, принимать решения, как административные (в русских княжествах появились особые ордынские чиновники — численники, баскаки, даруги), так и военные; высшая судебная власть также принадлежала кагану (хану).
Система зависимости Руси от Орды представляла собой особую форму, в полной мере не находящую соответствия в иных видах подчинения. Именно поэтому для обозначения ее, а также всего периода подчинения русских княжеств Джучиеву Улусу следует употреблять устоявшийся в историографии термин «иго» (от лат. jugum), который в прямом латинском значении «воротца из двух вертикальных копий, воткнутых в землю, и одного горизонтального, под которым римляне заставляли пройти побежденных в знак их покорности»[814]. Этот термин позволяет в полной мере учитывать все формы подвластности и динамику их изменений в течение времени зависимости Руси от Орды.
Ордынское иго — как система зависимых отношений — не было статичным. Взяв за критерий изменение степени суверенитета и юрисдикции ордынского хана в отношении русских княжеств, можно выделить семь периодов:
• 1223–1242 годы — время завоевания;
• 1242–1245 годы — оформление зависимости (условно — вассально-ленный период);
• 1245–1263 годы — период максимального проявления всех признаков зависимости от центрального правительства Монгольской империи (условно — имперский период);
• 1263–1290–1310-е годы — период широкого участия в делах русских княжеств ордынских чиновников — баскаков (условно — баскаческий период);
• 1290–1310-е–1389 годы — время сокращения деятельности баскаков и усиления княжеской власти (условно — министериальный период);
• 1389–1434 годы — период перехода утверждения княжений в сферу полномочий князей (передача по наследству) (условно — переходный период);
• 1434–1480 годы — время, когда основным и единственным признаком зависимости остается выплата ордынской дани — «выхода» (условно — даннический период).
Максимальную степень зависимости мы наблюдаем в 1245–1263 годах, минимальную — в 1434–1480 годах.
Ордынская элита в XIII — первой трети XV века представляла собой сложную структуру. Верхнюю ступень занимали представители рода Чингизхана — точнее, его старшего сына Джучи. Они имели первое и исключительное право на наследование государственной власти в пределах Джучиева Улуса. Привилегиями высокого уровня наделялись эмиры-нечингизиды, находившиеся в родстве с правящим домом по женской линии. Близкое к ним положение занимали гвардейцы хана. Эти слои элиты составляли самый высший слой ордынской правящей аристократии.
Следующую по значению ступень на иерархической лестнице ордынского общества занимала служилая знать: еке нойоны (великие эмиры) и нойоны (эмиры) — владельцы улусов-туменов и улусов-тысяч, чье положение напрямую зависело от пожалований великого хана. Обязанности несения военной и административной службы позволяли отдельным представителям служилой знати продвигаться вверх по социальной лестнице, и вполне закономерно, что она была источником для воспроизводства высшего слоя аристократии, а ее резервом, в свою очередь, были сотники и десятники.
Таким образом, элитарное сообщество Орды следует ограничить теми лицами, которые получали назначения на управленческие должности лично от хана. К их числу необходимо отнести и большинство представителей национальной аристократии завоеванных стран — например, русских княжеств.
Принадлежность к знати ордынского государства четко определяло наличие внешних атрибутов: зависимому владетелю выдавался ярлык, который подтверждал ханское пожалование, выраженное в преподнесении колчана, меча/сабли, головного убора, халата/кафтана, пояса.
Ордынская аристократия, организованная в аппарат власти, выполняла функцию господствующего слоя, господствующего класса, который определял политику государства, формировал культурное поле в обществе, осуществлял социально-политическое представительство, основанное на сакральности и авторитетности, которая, в свою очередь, основывалась на родовитости и служебном продвижении.
Военное поражение, понесенное русскими княжествами во время вторжения монголо-татар в 1237–1241 годах, привело к необходимости оформления отношений (в соответствии с иерархией) с каанами Монгольской империи и ханами Джучиева Улуса (Золотой Орды).
Признавая власть ордынского хана, русские князья соглашались с нормами монгольской политической культуры. Получая ярлыки на свои княжества, выплачивая дань и участвуя в военных акциях ордынских ханов, русская знать оказалась включена в систему взаимодействий элиты Джучиева Улуса на правах улусных владетелей (темников и тысячников). Это означало включение их в состав правящего слоя Орды. Большинство политических вопросов отныне решались при дворе ордынского хана. Поэтому посещения, а порой долговременное нахождение русских князей в ставке степного правителя на протяжении длительного периода были неизбежны.
Эти обстоятельства обусловили пребывание при ордынском дворе в течение двухсот с небольшим лет (с 1242 по 1445 год) 108 князей и трех княгинь, которые в общей сложности совершили 266 поездок в Орду. Таким образом, в среднем каждый из этих князей совершил за свою жизнь 2,5 поездки.
Подавляющее большинство поездок ко двору ордынского хана совершили великие князья либо ближайшие претенденты на великокняжеский титул, то есть те русские правители, от которых зависели пути развития княжеств и Руси в целом. Это наводит на мысль о том, что именно в столице Орды решались все важные вопросы и в конечном счете судьбы великих княжеств. Лишь с началом XV века, с ослаблением центральной ханской власти, опасные дальние путешествия теряют смысл, и русские князья перестают их совершать.
Среднее время, которое уходило на дорогу в Орду и пребывание в ставке хана, составляло около полугода (поездка же в столицу Монгольской империи в 1220–1260 годах Каракорум и обратно занимала до полутора лет).