«Рогожский летописец» — летопись первой половины XV века; единственный ее список середины XV века состоит из нескольких частей. Интересующая нас часть, за 6836–6882 (1328–1374) годы, представляет собой систематическое соединение двух источников — тверского, сходного с Тверской летописью, и общерусского, сходного с Симеоновской летописью и восходящего, очевидно, к тексту, близкому к Троицкой летописи. Скорее всего, в его основе лежал протограф Троицкой летописи, а редакция была составлена в Твери около 1412 года[108].
Начиная с ХIV века авторы или редакторы летописи последовательно отмечают именно ханское «пожалование». Под 1304 годом: «Того же лета на осень князь велики Андреи вышелъ изъ орды съ послы съ пожалованиемъ царевымъ…»[109]; под 1329 годом: «…божиимъжалованиемь выиде изо Орды князь Костянтинъ въ свою отчину въ Тферь…»[110]; под 1336 годом: «Князь Иванъ Даниловичь поиде въ орду; тое же зимы и прииде изъ орды съ пожалованиемъ въ свою отчину»[111]; под 1338 годом: «На ту же зиму выиде изъ орды во Тферь князь Александръ, пожалованъ животом отъ царя…»[112] и «…и приать пожалование отъ царя, въсприимъ отчину свою»[113]; под 1339 годом: «Того же лета и на Русь прииде изъ орды князь велики Иванъ, а въ свою отчину, пожалованъ Богомъ и царем»[114], «…а князя Семена и брата его съ любовию на Русь отпустиша, и приидоша изъ орды на Русь пожалованы Богомъ и царем»[115] и «…того же лета на Русь прииде изъ Оржы князь Иванъ, а въ свою отчиноу пожалованъ Богомъ и царемъ»[116]; под 1344 годом «…выиде изъ орды князь великии Семенъ Ивановичъ, а съ нимъ братья его, князь Иванъ, князь Андреи, пожаловании Богомъ да царемъ Чинибекомъ»[117]; под 1348 годом: «…прииде изо Орды на Русь князь велики Семенъ Иванович съ пожалованиемь, и съ нимъ брать его князь Андреи»[118]; под 1348 годом: «…постигоша его гонци киличеи изъ орды. Онъ (князь Семен. — Ю. С.) же възвратися на Москву слышати слова царева и жалованиа…»[119]; под 1350 годом: «Того же лета выиде изъ орды на Русь князь велики Семенъ съ своею братьею и съ пожалованиемь»[120].
«Рогожский летописец», созданный, скорее всего, в Твери, подчеркивает, что «пожалование» исходило не только и не столько от хана, сколько от Бога. То есть тверская письменная традиция старалась выделить в первую очередь волю Всевышнего, а не власть иноверного «царя». Игнорируя наличие воли ордынского хана, авторы или составители летописца ставили под сомнение необходимость подчиняться власти хана, а стало быть, и саму власть.
Надо полагать, что изменение терминологии отражало и изменение восприятия характера взаимоотношений князей с верховной ордынской властью. В чем же заключалось это изменение?
В первую очередь необходимо отметить, что слово «честь» относится к словам, «которые выражают высшую оценку деятельности или являлись атрибутами высшей власти и силы…»[121]. При этом честь «исходит от человека или дается ему»[122].
В. В. Колесов пишет, что «по наблюдениям Ю. М. Лотмана, который ссылается на других исследователей, в древнерусских источниках эпохи Киевской Руси слава и чъсть различаются сразу по многим семантическим признакам: нематериальное или материальное выражение высшей оценки (при этом слава выше чести), небесное или земное ее выражение (маркирована слава), вечность или временность проявления (только слава вечна, честь же дреходяща)»[123]. Кроме того, Ю. М. Лотман отмечает, что «в русских источниках… честь всегда дают, берут, воздают, оказывают… Честь неизменно связывается с актом обмена, требующим материального знака»[124].
В то же время П. С. Стефанович, рассматривая понятие чести на предмет принадлежности к рыцарской чести и славе, пришел к выводам, немаловажным для поставленной нами задачи. Во-первых, «основное значение этого слова — "почет, уважение"». Во-вторых, «в силу образности и синкретичности древнего мышления под "честью" могли понимать не только уважение, которое следовало оказывать лицу, облеченному той или иной властью или саном, обладающему тем или иным статусом, но и сам сан, статус, власть». В-третьих, «в древнем понятии чести яснее всего просматривается материальная и социальная сторона»[125].
Содержательную сторону термина «пожаловать», «жаловать» проанализировал А. Л. Юрганов. В частности, он отметил, что «природа монгольского "пожалования" заключалась в том, что, по словам Плано Карпини, "всё настолько находится в руке императора, что никто не смеет сказать: ‘Это мое или его’…", — а потому любой владелец получал как бы часть родовой собственности семьи монгольского хана во временное пользование»[126].
Далее А. Л. Юрганов подчеркивает: «Любопытно, что слово "пожаловати" является калькой тюркского слова "soyurga" Монгольский термин "сойургал" в XIII веке означал пожалование государя служилому человеку в самом широком смысле. Источники XIV–XV веков фиксируют то, что сойургалом называют особый вид земельного владения, которым жаловался человек за службу»[127]. А. Л. Юрганов делает вывод, «что слово "жаловать" семантически связано со словом "служить" (жалуют тех, кто служит)»[128].
Таким образом, в XIII веке для русской письменной традиции характерно восприятие взаимоотношения русских князей и ордынских ханов как неравноправные, но все же высшего порядка. Русским князьям оказываются достойные их статуса уважение и почет, но распоряжение их властными полномочиями исходит от ордынского хана. Тем не менее как подданные «царя» русские князья обладают определенной самостоятельностью во внешней и внутренней политике, а также в распоряжении своими княжествами.
Книжная традиция рассматривает происходящие явления в традиционных категориях: «честь» связана с материальными проявлениями зависимых отношений. При этом, кроме подарков со стороны русских князей, подразумевается отдарок от хана. Вероятно, в состав такого «отдарка» входили: колчан, футляр для него, меч, шапка, украшенная драгоценными камнями[129]. Данное перечисление сохранилось при описании в сокращенной редакции «Сельджук-намэ» Ибн Биби пожалования Бату-ханом. власти турецкому султану. Кроме перечисленных предметов, как атрибут власти султану был передан ярлык. Надо полагать, что подобные материальные атрибуты власти тесно связаны и с древнерусским представлением о «чести».
В ХIV столетии зависимость русских князей от ордынских ханов воспринимается как служба. Данное положение дел и отражает термин «пожаловать». Изменение восприятия статуса русских князей должно было вызвать и изменение оценки земельной собственности: русские княжества теперь рассматривались как владения хана. Этот вывод подтверждается формулировкой, встречающейся в русских летописях при описании событий 1349 года: «И слышавъ царь жалобу князя великаго, оже Олгердъ съ своею братьею царевъ улусъ, а князя великого отчину испустошилъ»[130]. То есть русская письменная традиция хотя и считала владения великого князя Владимирского и всея Руси его отчиной, но при этом также улусом ордынского хана. И это не требовало дополнительных пояснений: такое положение дел для книжника того времени и, вероятно, его читателей было в порядке вещей.
Благодаря Симеоновской летописи мы можем зафиксировать переходный момент в восприятии зависимости Руси от Орды — от «чести» к «пожалованию». Под 1278 годом авторы или редакторы летописи отмечают: «Тое же зимы в Филипово говеино преставися князь Глебъ Василковичь Ростовский, живъ отъ рожениа своего летъ 41. Сесь оть уности своея, по нахожении поганыхъ Татаръ и по пленении оть нихъ Русскыа земля, нача служити имъ…»[131]. Здесь появляется термин «служить», тесно связанный, как показал А. Л. Юрганов, с понятием «жаловать».
Таким образом, категории «чести» и «жалования», встречающиеся на страницах древнерусских памятников, отражают изменение восприятия отношений русских князей к ордынской верховной власти. Это, в свою очередь, показывает, по всей вероятности, изменение властных и поземельных взаимоотношений Руси и Орды в пользу усиления собственнических претензий последней на протяжении XIII–ХIV столетий. Содержательный смысл данных изменений выражался в приобретении русскими князьями статуса не только «улусников», но и «служебников» ордынского хана.
5. Оценка русско-ордынских отношений в правление Ивана III и концепция ордынского владычества Вассиана Рыло
По мнению А. Н. Никитина, «изучение древнерусских текстов XIII — первой трети XVI века показало системообразующее значение ордынского периода в процессе формирования российской государственности». Он считает, что «в джучидский период на северо-востоке и на северо-западе Руси сложилось представление о существовании на ордынском пространстве системы царств во главе с верховным властителем», но при этом полагает, что этот «период был также временем развития идеи русского царства. Подчиняясь повелителям всех татар и русских, князья Северо-Восточной Руси постепенно обретали прерогативы царей Орды». То есть «формирование российской государственности определялось не антиордынской борьбой, а сосредоточением в руках моско