вских князей прерогатив верховных властителей»[132].
В первую очередь необходимо подчеркнуть, что со второй половины XV столетия упоминания об Орде и татарах носят редкий и отрывочный характер. Это говорит о том, что отношения Руси и Орды для летописца стали не столь актуальны, как в предыдущие годы. Орда становится для русских писателей внешнеполитическим фактором. Показателем этого может служить восприятие в источниках ордынских послов именно как представителей иноземного государства («Того же лета (6982 (1476) года. — Ю. С.) месяца нуля 7 пришел из Орды Микифоръ Басенков с послом царевымъ Ахмутом Болиша орды с Кара Кучумом, а с ним множество татаръ пословых было 6 сот, коих кормили, а гостей с коньми и со иным товаром было 3 тысячи и двесте, а коней продажных было с ними боле 40 тысяч, и иного товару много… Того же месяца 19 отпустил князь великы посла Болшиа Орды Кара Кучюка. А с ним посла своего Дмитрея Лазарева, да и Венецеиского посла Ивана Тривизана с ним же отпустил, а помогши ему всем, и людьми и коньми и поминкы»[133]).
Во-вторых, внимание летописцев распыляется в связи с распадом Орды на отдельные ханства. Авторы различают казанских, крымских татар, татар Большой Орды. Важное значение в этот период приобретают взаимоотношения с Казанским ханством. В 1460-е годы в московском правительстве созревает план поставить на ханство своего ставленника. При этом летописец подчеркивает, что все действия Москвы связаны с борьбой за веру: «все хотим на оканных Татаръ за святые церкви и за своего государя великого князя Ивана и за православное христианство» (1469 год)[134].
Наибольшую актуальность с начала 1470-х годов приобретают отношения Москвы и Большой Орды. Происходящее в это время также рассматривается в рамках борьбы за веру. В частности, при описании событий 1472 года, когда хан Ахмат попытался прорваться на Русь в районе города Алексина, летописец отмечает, что ордынская армия отступила от границ Руси «по не же бо всемилостивый человеколюбець богъ, милуя род христианьски, посла и смертоносную язву на Татаръ, начаша бо напрасно умирати мнози в полце их, и убоавшеся бегу яшася… Сице бысть милосердие господа нашего Исуса Христа на нас грешных, и толика победа на противных сырбядецъ, молитвами и молением пречитыа матери его владычица нашеа богородица и приснодевы Мариа и заступлениемъ честных небесных сил бесплотных и всех святых и святых чюдотворець Русскых, пресвященных митрополит наших Петра, Алекея и Ионы и прочих всех»[135].
Наибольшее число откликов в русской письменной традиции получили события конфронтации Москвы и Орды летом-осенью 1480 года. Летописная «Повесть о стоянии на Угре» оценивает эти события однозначно — противостояние православной веры и иноверцев. В первую очередь летописец отмечает, что «царь Ахмат идеть со своею ордою и царевичи, уланы и князьми… хотя разорити христианство»[136]. Beликий князь Иван III в Москве совершает молитвы, «прося помощи и заступления православному християнству». При этом на совете с митрополитом Геронтием, с матерью Марфой, дядей Михаилом Андреевичем, архиепископом Вассианом великого князя «молиша его великим молением, чтобы стоял крепко за православное християнство противу бесерменству»[137]. Отступление ордынских войск рассматривается как Божья милость: «И тако избави богъ и пресчитая Рускую землю от поганых… прииде князь великий на Москву из Боровска и похвали бога и пречистую богородицу, глаголюще: "Ни аггел, ни человекъ спасе нас, но сам господь спасе нас пречистые и всех святых моленми"»[138].
Немаловажна в «Повести…» оценка эвакуации жены Ивана III великой княгини Софьи. Автор отмечает: «Тое же зимы прииде великая княгиня Софья из бегов, бе бо бегала на Белоозеро от татаръ, а не гонялъ никто. И по которым странам ходила, темъ пуще стало татаръ, и отъ боярьскых холоповъ, от кровопийцев христианских. Воздай же им, господи, по делом их и по лукавству начинания их, по делом рук их, дай же им. Быша бо их жены тамо, возлюбиша бо паче жены, неже православную христианскую веру и святые церкви, в них же просветишася и породившеся банею святаго крещения, согласившеся предати християнство, ослепи бо я злоба их»[139]. Таким образом, подвергаются осуждению все те, кто в суровую пору 1480 года уклонился от борьбы. Они объявлены отступниками от веры, и их ждет наказание Всевышнего.
Те же мотивы борьбы за православную веру мы встречаем в публицистических произведениях. В частности, в послании митрополита Геронтия Ивану III на Утру говорится: «…и о подвизе вашем, еже с божьею помощью и заступленьем мужествене добре стоите за дом святыя и живоначалныа Троици, отца и сына и святого духа, и за дом Пречистыя Богородици и великого чюдотворца Петра, и за вся святыя божиа церкви всея Рускиа земля, и за свою святую чистую нашу пречестнейшую веру, еже во всей поднебесней яко же солнце сиаше православье в области и державе вашего отчьства и дедьства, и прадедьства великого твоего господьства и благородия, на ню же сверепует гордый он змий вселукавый, враг диавол, и въздвизаеть на ню лютую брань поганым царем и его пособники, поганых язык, их же последняя зрят во дно адово, идеже имут наследовати огнь вечный неугасимый и тму кромешнюю»[140]. И далее подчеркивается: «А еже, господине и сыну, во ополчении вашего пречестнаго подвига и благочестия случится кому от православных на той брани убьену быти задом Пречистыя Богородици и за святыя церкви, и за все множество народа, дюдей православных, их же Христос искупи от мучительства адова честною своею кровию и той по реченному господню словеси второе святое крещение мученическое приимет и пролитием своея крове очистится и отмыет от душа скверну своих согрешений, и добре место небесная и во труда место и хождения вышняго града наследье…»[141].
Таким образом, митрополит объявляет войну с Ахматом битвой за веру; гибель русских воинов в этой войне приравнивается Геронтием к жертвенной смерти Иисуса Христа.
Еще более концентрированно призыв к открытой борьбе с Ахматом как противником истинной веры прослеживается в «Послании на Угру Вассиана Рыло». Оно появилось как следствие обеспокоенности ростовского архиепископа Вассиана (1467–1481) сведениями о колебаниях Ивана III во время «стояния на Угре». Вассиан призывает великого князя к решительным действиям против Орды, приводя в пример библейские сюжеты и деятельность его предков[142].
Оценка позиции ростовского архиепископа в историографии различна. Некоторые авторы считают, что спор Вассиана с великим князем свидетельствует о принадлежности его к так называемой «консервативной группе феодалов». К примеру, П. Н. Павлов полагает, что «не выступает Вассиан в роли "мужественного патриота" и "прогрессивного деятеля"»[143]. И в этом мнении он примыкает к А. Е. Преснякову, который писал, что «"церковники-иерархи" с преувеличенной риторикой требовали битвы в самый неподходящий момент, а затем по-своему окрасили изложение всей этой истории»[144].
Однако большинство исследователей (например, Л. В. Черепнин[145], А. Н. Насонов[146], Ю. Г. Алексеев[147]) видели в Вассиане одного из идеологов складывающегося Русского государства. Н. М. Карамзин, в частности, подчеркивал, что Вассиан был «старец ревностный ко славе отечества»[148]. И. М. Кудрявцев делает вывод: Вассиан считал, что «пришло время освобождения и великий князь Московский должен выполнить свою великую миссию вождя-освободителя, миссию нового библейского царя-судьи». И аргументы Вассиана «усиливаются тем, что пронизаны идеями своего времени… главные из которых — идея богоизбранности русского народа, идея богоустановленности власти великого князя, идея преемственности власти московского князя от великих князей Киевских и другие. Все это идеологическое снаряжение подчинено главному стремлению к национальному освобождению и укреплению русского централизованного государства»[149].
А. А. Горский в своем исследовании «Москва и Орда» отмечает, что Вассиан призывал к активной вооруженной борьбе с ордынским ханом, который на протяжении XIII–XV веков считался сюзереном русских земель и носил титул «царь». Однако ростовский архиепископ, чтобы подвигнуть Ивана III на активные действия, «объявляет Ахмата самозваным царем», поскольку «и сам Батый, завоевавший Русь, не был царем, и не был царским род, к которому он принадлежал, то есть род Чингисхана»[150].
В то же время позицию ростовского архиепископа можно уточнить, рассмотрев взгляд Вассиана на историю отношений Руси и Орды с момента завоевания до второй половины XV столетия.
В певчую очередь Вассиан связывает историю Руси с библейской историей: «Ныне же дерзнух написати къ твоему благородству (Ивану III. —Ю. С.), нечто же мало хощу воспамянути от божественаго Писаниа, елико Богъ вразумит мя»[151]. При этом Русь называется «новым Израилем»[152]