.
Указанное свидетельство коррелирует с описанием обряда возведения русских знатных лиц в «великие князья». Например, при описании борьбы за Великое княжество во время первой фазы феодальной войны XV в. в 1432 году между Василием Московским и его дядей Юрием Галицким летописцы упоминают о посажении победителя спора Василия на коня и необходимости вести его проигравшим Юрием (правда, Московский князь отказался от этой чести)[647].
Описания совпадают в важной для степной традиции детали. И там и там мы находим обряд посажения на коня. В этой связи примечательно сравнение с домонгольским обрядом возведение в князья: благословение крестом и мечом (возведение в Новгородские князья Константина Всеволодовича в 1206 году: «…и да ему отец крест честный и меч река се ти буди схранение и опасение иже ныне даю ти пасти люди своя от противных»[648].
Необходимо признать, что обряды возведения в нойоны и великие князья во времена монгольского владычества в целом соответствовали друг другу.
Показательно в этой связи, что по данным В.А. Иванова, сопроводительный инвентарь абсолютного большинства (к сожалению, автор не приводит никаких детальных цифровых или процентных выражений) «всаднических погребений» состоит из железных наконечников стрел, помещенных в берестяной колчан, ножа, огнива, очень редко — сабли или сабли и шлема[649].
То есть, вещественные атрибуты, символизирующие принадлежность к элите, в большинстве своем попадали в состав погребального инвентаря. Однако положить в погребение саблю или меч мог позволить себе не каждый. При этом нож или кинжал нередко наблюдается среди сопроводительного инвентаря ордынских захоронений. Можно предполагать, что заменой шапки, украшенной драгоценными камнями, в погребениях становились шлемы, особенно, если деятельность похороненного была напрямую связана с военным делом.
Любопытны в этой связи свидетельства духовной грамоты (завещания) великого князя владимирского и московского Ивана II Ивановича, среди завещанных ценных вещей которого отмечены «шапка злата» и «сабля злата»[650]. Напрямую связать данные вещи с пожалованием ордынского хана невозможно. Однако наличие их среди важных и завещаемых именно старшему наследнику вещей позволяет в них видеть атрибуты именно социального статуса, который для времени правления князя Ивана II (1353–1359 гг.) тесно связан с ордынской властью и пожалованием ярлыка на владения, вероятно, сопровождавшимся и пожалованием соответствующей вещевой атрибутики, подобной высланной сельджукскому султану.
Показательно, что в погребальном инвентаре широко представлен такой элемент, как пояс. В письменных источниках как признак пожалования и, соответственно, как атрибут элитности он отмечается редко. Причем, как правило, это пояс золотой, подчеркивающий принадлежность к верховной власти. К примеру, назначая управителем Джучиева Улуса сына Урус-хана Койричака, Тимур «удостоил его шитого золотом халата и золотого пояса»[651]. Любопытно, что в духовной Ивана Калиты упомянут «поясъ золотъ ц(е)с(а)р(е)вськии»[652], маркировка которого («ц(е)с(а)р(е)вськии») может быть связана с ордынской властью. Однако свидетельств того, что пояс выдается при пожаловании владений и ярлыка, мы не встречаем. Тем не менее, его функциональная принадлежность, как средства для ношения оружия, может свидетельствовать о том, что наделение оружием сопровождалось и выдачей пояса, соответствующего статусу пожалования.
Показательно, что головные уборы и пояса являлись важным элементом при процедуре обновление инвеституры в ходе возведения на престол нового хана. Так, Рашид-ад-Дин неоднократно подчеркивает, что признание элитой власти вновь избранного правителя сопровождалось снятием головного убора и поясов: «Все сняли с головы шапки и перекинули пояса через плечо»[653] (избрание Угедея); «все царевичи сняли шапки, развязали кушаки»[654]; «все сняли с голов шапки и повесили пояса [себе] на плечи»[655].
Таким образом, мы наблюдаем, что принадлежность к знати ордынского государства выражалось в четко определяемой системе атрибутов. Основанием к причислению к элите являлся ярлык, подтверждающий ханское пожалование. Сам обряд пожалования подразумевал дарение колчана, меча/сабли, головного убора, кафтана, золотого пояса. Наблюдается обряд посажения на лошадь и её ведения подчиненными. Показательно, что шлем, по всей вероятности, определял принадлежность к высшему элитарному слою — независимому правителю вне страны или высокого ранга (чингизида или родственника хана по женской линии — ?) внутри государства. Зависимый от хана правитель-нечингизид получал в качестве атрибута не шлем, а шапку украшенную драгоценностями.
Однако необходимо отметить, что данные наблюдения относятся в первую очередь к служилой аристократии, которую по определению В. Парето можно отнести к «правящей элите». Другая часть знати, аристократы по рождению — «неуправляющая элита»[656], будет обладать другим набором вещевой атрибуции, поскольку своё положение её представители получили по праву рождения, а не на основании ханского пожалования. Причем данный набор будет тесно связан с престижностью — мерой признания обществом заслуг индивида. Но от набора вещевой атрибутики, связанной с принадлежностью к элите он может существенно отличаться. Ведь основным признаком элиты является отношение к управлению, тогда как престиж может быть связан с любыми иными достижениями человека[657].
Необходимо также отметить, что принятие ислама в качестве государственной религии привело к значительному его распространению именно в правящем слое Орды. Не удивительно, что во второй половине XIV века в погребальном обряде населения Джучиева Улуса происходят значительные изменения: из могил исчезают предметы всадничества и вооружения. Это явственно свидетельствует о наступлении нового периода, основным содержанием которого является принятие ислама большинством населения. Как следствие — постепенное отмирание языческих погребальных традиций[658]. Д.В. Васильев констатирует, что характерный для данного времени погребальный обряд захоронений в мавзолеях представляется единообразным. В одном комплексе связанных признаков объединяются самые разнообразные черты — языческие пережитки и мусульманский обряд. Соответственно «такой синтез признаков позволяет делать заключение о единстве или глубокой нивелировке погребального обряда в группе захоронений в мавзолеях, что, вероятно, связано с тем обстоятельством, что мавзолеи являются, прежде всего, усыпальницами золотоордынской знати»[659].
Общее количество представителей знати Джучиева улуса, рассмотренное для выявления общих закономерностей функционирования элиты Орды составило 1287 персоналий[660].
Из них к роду основателя империи Чингиз-хана принадлежало 705 человек (55 %). Представителей служилой знати удалось выявить в количестве 387 человек (30 %) (из них эмиров-темников — 93 (7 %), эмиров-тысячников — 294 (23 %)). В числе представителей элиты Джучиева Улуса выявлена 131 женщина (10 %) (жены, сестры, дочери знатных лиц Орды). Духовные лица (представители ислама), персонифицируемые по данным источников, составили 47 человек (3,6 %). Показательно, что из них больше половины — 29 — называет Ибн Батута, посетивший Орду в 1330-е гг. За рассмотренный период выявлено 7 человек принявших православие и один человек — татарин Хазибаба, построивший церковь в Мордовском улусе, что в сумме составило 0,6 % от общего числа. Кроме того, выявлено 65 лиц (5 %), которых сложно отнести к какому-либо слою элиты Джучиева Улуса или же принадлежащих к другим слоям (сотники, десятники, простые жители городов и кочевий и др.) ордынского общества[661].
Становится вполне очевидным, что ордынская элита в XIII — первой трети XV в. представляла собой сложную социальную структуру. Наверху иерархической пирамиды располагался род Джучи, имевший исключительное право на наследование государственной власти. Высокое привилегированное положение занимали эмиры нечингизиды, находившиеся в родстве с правящим домом по женской линии. Довольно близкое к ним место отводилось гвардейцам хана. Родовитая знать, таким образом, принадлежала к самому высшему слою ордынской правящей элиты.
За ними следовала служилая знать: эке нойоны (великие эмиры) и нойоны эмиры — владельцы улусов-туменов и улусов-тысяч. Их социальное положение зависело от пожалований великого хана, который лично назначал их на должности. Именно этими лицами следует ограничить элитарное сообщество Орды. Основными их обязанностями было несение военной службы, которая позволяла им продвигаться вверх по социальной лестнице. Данный слой являлся источником для воспроизводства высшего слоя аристократии. Его резервом были сотники и десятники.
По всей видимости, именно к этой же страте необходимо отнести и большинство представителей национальной аристократии завоеванных стран, например, русских княжеств.
Именно эти слои элиты имели первоочередное право на высшие государственные, военные и административные должности, а также на получение улусных владений.
Принадлежность к знати ордынского государства выражалось в четко определяемой системе внешних атрибутов. Ханское пожалование подтверждалось ярлыком хана, что являлось основанием к причислению к элите Орды. Пожалование выражалось в преподнесении зависимому владетелю колчана, меча/сабли, головного убора, кафтана.