. При возвращении в степь татары разорили территорию Курского княжества[856]. Галицко-Волынский летописец охарактеризовал положение в данный период русских князей по отношению к ордынскому хану в емкой и четкой фразе: «Тогда бо бяху вси князи в воли в тотарьской»[857].
В 1276–1277 гг. русские князья участвовали в походе на Северный Кавказ (на «Ясы»), который возглавлял лично хан Менгу-Темир. Русско-ордынские войска подошли «ко Яскому городу ко славному Дедякову взяша его месяца февраля в 8 и многу корысть и полонъ взяша, а противных избиша бесчисленно, град же их огнем пожгоша»[858]. Причем, летописец особо подчеркнул, что участвовавших в походе князей Глеба Белозерского, Федора Ярославского, Андрея Городецкого «Менгутемиръ добре почести… и похвали их вельми и одаривъ их отпусти въ свою отчину»[859].
А в следующем 1277 г. Федор Ярославский и его зять Михаил Ростовский участвовали со своими дружинами в войне ордынцев в Дунайской Болгарии[860].
Таким образом, участие русских княжеских дружин в военных действиях в интересах ордынских ханов свидетельствует о продолжении фактического втягивания русских княжеств в ордынскую систему государственности.
Следующим этапом, связанным с усилением зависимости русских земель от Орды необходимо признать 1280–1290-е гг. Непосредственно это было связано с появлением фактически второго политического центра в степи. Как подчеркнул А.Н. Насонов, один «из выдающихся золотоордынских военачальников темник Ногай занял обширную территорию к северу от берегов Черного моря, охватывающую значительную часть Южнорусской равнины к востоку от реки Десна»[861]. Со смертью в 1280 г. хана Менгу-Тимура принято связывать прямое образование второго военно-политического лагеря в Орде[862].
Именно в начале 80-х гг. XIII столетия, а, точнее, зимой 1281–1282 гг. в Северо-Восточной Руси начинается усобица между братьями-Александровичами. Андрей Александрович, удельный князь Городецкий, «испросивъ собе княжение великое подъ братомъ своимъ»[863], выдвинулся с «погаными Татары» на Переяславль, где был удельным князем его старший брат Дмитрий, который и являлся великим князем владимирским. Ордынские войска разорили Муром и окрестности Владимира, Юрьева, Суздаля, Ростова и Твери, а 19 декабря 1281 г.[864] захватили Переяславль. Князь Дмитрий покинул город и попытался укрыться в Копорье. Однако новгородцы, чьей территорией считалась крепость, отказали ему в убежище и он укрылся, скорее всего, у своего зятя Довмонта во Пскове. Андрей сел на столе в Новгороде.
Однако, как только ордынский отряд покинул пределы русских земель, несмотря на поддержку новгородцев, Андрей вынужден был уступить власть своему старшему брату. Тогда Городецкий князь вновь привел войска на Русь и, как отмечает Симеоновская летопись «сътвори зло въ земли Суждалскои такоже якоже преже сказахом»[865]. Князь Дмитрий предпочел бежать в Ногаеву Орду. Здесь ему удалось получить подтверждение своих властных полномочий, и уже в конце 1283 г. он с ордынским отрядом и братом Андреем подводит войска к Великому Новгороду и восстанавливает свои княжеские права[866]. На небольшое время усобица затихает.
По всей видимости, после смерти хана Менгу-Тимура, Андрею удается первым прибыть ко двору нового хана Туда-Менгу (вступил на престол в августе 1281 г.) за ярлыком на удел и убедить последнего, что великий князь Дмитрий не соответствует великокняжескому статусу. Необходимо отметить, что источники не фиксируют поездок Переяславского князя в степь до отъезда его к Ногаю в 1282 г. Возможно, инициатива походов исходила вовсе не от Андрея (или не только от него), а от новой верховной власти, потребовавшей личной явки великого князя ко двору хана за ярлыком. Когда же Дмитрий прибыл в ставку, пусть не хана, но не менее могущественного правителя[867], формальности были соблюдены, и ордынская власть перестала поддерживать Андрея. Кроме того, по справедливому мнению А.А. Горского, «можно полагать, что за время длительного пребывания Дмитрия в его улусе Ногаю удалось, используя свое влияние при дворе Туда-Менгу (который вскоре после воцарения отошел от государственных дел) добиться подтверждения ярлыка на великое княжение, полученного Дмитрием прежде от Менгу-Тимура»[868].
Данная логика вписывается в следующий этап эскалации событий. В 1285 г. «князь Андреи приведе царевича, и много зла сътворися крестьяномъ. Дмитрии же, съчтався съ братью, царевича прогна, а боляры Андреевы изнима»[869]. Никаких карательных последствий данный шаг Дмитрия не имел. Такое могло быть лишь в случае, если «царевич» (а «царевичами» в русской письменной традиции называли чингизидов) действовал без ханского указа. Но, тогда, «царевич» должен был быть наказан ханом. Вероятно, такой факт не ускользнул бы от внимания летописца. Сложившиеся обстоятельства возможны при учете того факта, что именно в период 1285–1286 гг. был отстранен от власти хан Туда-Менгу. Ведь, по сведениям Рашид-ад-Дина он царствовал «некоторое время». Затем власть узурпировали, «под тем предлогом, что он помешан», сыновья Менгу-Тимура, Алгуй и Тогрыл, и сыновья Торбу — Тула-Бука и Кунчек и «сами совместно царствовали пять лет». Поскольку убийство Тула-Буки и Алгуя произошло в 1291 г. (4 января — 23 декабря), то отречение Туда-Менгу необходимо отнести к 1285–1286 гг. При этом арабский автор Бейбарс отмечает, что Туда-Менгу правил также пять лет, а вступил он на престол в августе 1281 г. В этом случае также получаем дату — 1286 г.[870] Полученная дата также соответствует мартовскому 1285–1286 гг. русских летописей. Вероятно, воспользовавшись безвластием в степи, Андрей и привел ордынскую рать, которая была разгромлена Дмитрием. Данное поражение, а также то, что новым ханом Орды стал ставленник покровителя Дмитрия Ногая Тула-Бука, на время остудило притязания князя Андрея на великокняжеский престол.
В то же время, нарастание противостояния между Ногаем и центральной властью в лице хана Тула-Буки ярко прослеживается на примере событий в Курском княжестве. Ордынский баскак Ахмат, вероятно, ставленник Ногая, организовал во владениях князей Воргольского и Липовичского две слободы. В них начал стекаться народ, привлекаемый, видимо, установленными льготами. Это наносило экономический урон князьям, и они отправили жалобу хану Тула-Буке. Хан дал Олегу Рыльскому и Воргольскому «приставы» и слободы были уничтожены. Однако Ахмат привел войска от Ногая и разорил территорию княжества. Князья бежали: Святослав Липовичский в Воронежские леса, Олег — к Тула-Буке. В апреле Святослав «без царева слова» напал на баскаческий отряд и уничтожил его. Олег поссорился из-за этого с Липовичским князем, привел от хана отряд и убил Святослава с двумя сыновьями. Позже, его брат привел отряд, вероятно, от Ногая. Олег погиб[871]. Как надежно установил В.А. Кучкин, данные события произошли в 1289–1290 гг.[872]
В 1291 г. при активном участии Ногая ханом становится Токта (Тохта). Вероятно, ордынский временщик был вполне уверен в своем ставленнике. Однако тот начинает постепенно усиливать свою политическую роль. В рамках упрочения позиции Токты было нашествие в 1293 г. на Владимирское княжество ордынских войск во главе с братом хана Туданом или «Дюденева рать». Любопытно, что Симеоновская летопись отмечает только, что «бысть въ Русскои земли Дюденева рать на великаго князя Дмитрея Александровичя»[873], тогда как Московский летописный свод подчеркивает, что «Князь Андреи Александровичь иде во Орду и со иными Русскими князи, и жаловася на брата своего на великого князя Дмитрея Александровичя»[874]. То есть, в первом случае поход ордынских войск выглядит как инициатива хана, тогда как во втором — инициатива противников Дмитрия Переяславского. Надо полагать, что в данном случае интересы сторон совпали как нельзя лучше. В результате крупномасштабного нашествия было разорено 14 городов Владимиро-Суздальской Руси. Как отметил В.В. Каргалов, записи «о том, что Дюдень разрушил такое же количество городов, как и Батый (14), подчеркивают сопоставимость в глазах летописцев этих двух походов»[875]. В начале 1294 г. Дмитрий умирает.
Князь Дмитрий — единственный князь, занимавший великоняжеский престол, о котором нет свидетельств о его поездке в Орду за ярлыком.
Это позволило Н.М. Карамзину утверждать, что Дмитрий Александрович после смерти его предшественника князя Василия отправился сразу же в Новгород, а не на поклон к хану[876].
Однако известно, что князь Василий Ярославич Костромской, занимавший Владимирский престол перед Дмитрием, скончался в январе 1276 г.[877] А на новгородский стол Дмитрий сел «в неделю на всѣх святых»[878]. Память всех святых, празднующаяся православными христианами в седьмую неделю по Пасхе, приходилась в 1276 г. на 24 мая (сама Пасха была 5 апреля). Таким образом, между посажением на престол в Новгороде и смертью Василия Ярославича прошло не менее четырёх месяцев — время на дорогу в Орду и обратно (см. Глава № 3 параграф. № 1). Однако времени н