[913]. Теоретически все они или, во всяком случае, большинство из них, хотя бы один раз должны были предстать перед лицом ордынского хана. Однако за время 1240–1300 гг. зафиксировано в источниках пребывание в Орде только 37 князей и трёх княгинь: жена князя Андрея Мстиславича, Мария Ярославна (дочь Ярослава Святославича Муромского) жена Бориса Васильковича Ростовского и Василиса Дмитриевна (дочь ростовского князя Дмитрия Борисовича) и жена Андрея Александровича Городецкого. То есть, 34 % от учтенного количества.
По свидетельствам источников в общей сложности выявляется 80 поездок князей.
Своеобразным рекордсменами для данного периода по двум показателям — количество поездок и время проведённое при ордынском дворе — являются Борис Василькович Ростовский и Андрей Александрович Городецкий. Они ездили за свою жизнь и правление в Орду по 8 раз; первый провел в степи 4 года, второй — чуть более 4-х лет (около 4,3).
Кроме него, длительное пребывание в степи для данного периода — 4 года — зафиксировано у Глеба Васильковича Белозерского (брата Бориса Васильковича Ростовского).
От лет жизни больше всего — 10,5 % — провел в Орде Александр Ярославич (Невский). По времени пребывания в ставке хана от также занимает первое место: он был в степи четыре с половиной года. В степь князь Александр Ярославич ездил шесть раз и провел там 41,7 % от лет правления на уделе и 18,2 % от времени княжения на великом княжестве владимирском. Таким образом, для XIII столетия по показателю доли от лет княжения на уделе именно Александр Невский является рекордсменом.
Показательно, что от лет жизни Борис Василькович Ростовский провёл в Орде не самое большое количество времени — 8,7 %. По этому показателю Бориса превзошел его брат белозерский князь Глеб Василькович — 9,5 %. При этом он только пять раз ездил в Орду, но провел там 4 года.
Любопытно, что при двух поездках в ставку хана Святослав Всеволодович провел за время своего правления на Суздальском уделе — 37,5 %, на великокняжеском Владимирском столе и в борьбе за него — 50 %. При этом от лет жизни это составило всего 2,7 %. Именно он оказывается рекордсменом по времени пребывания при ордынском престоле в статусе великого князя.
Среднее время, проведенное князем в ставке хана в XIII столетии составило: от лет жизни — около трёх % (2,9 %); от лет правления — 17 %.
Весьма показательно, что наиболее широко в военных мероприятиях ордынского государства участвовали галицкие и волынские князья. Больше всего — четыре раза — зафиксировано участие Льва Даниловича Галицкого, Мстислава Даниловича Луцкого и Владимиро-Волынского.
На выявленные показатели, вне всякого сомнения, особо повлияли уникальные обстоятельства жизни и деятельности каждого князя. Однако данные источников четко иллюстрируют, что князья, которые потенциально могли рассматриваться как претенденты на великокняжеский престол или впоследствии занимавшие его, чаще других ездили в ставку хана. По всей видимости, именно там, в столице Орды, решалась судьба великого княжества, потому поездка в ставку хана стала в течение второй половины XIII столетия неотъемлемой частью политической культуры и практики Руси.
§ 5. Особенности пребывания при дворе ордынского хана князей Черниговской и Турово-Пинской земель в XIII в. начале XIV в.
На протяжении времени ордынского владычества над русскими княжествами свидетельств о пребывании при дворе ордынского хана князей южной Руси сохранилось крайне мало. Это во многом объясняется состоянием источниковой базы: если галицко-волынское и северо-восточное летописание сохранилось в составах крупных сводов, то летописные памятники Киевской, Черниговской, Смоленской земель для данного времени известны лишь фрагментарно.
Тем не менее, в обрывочных свидетельствах Северо-Восточного, Галицко-Волынского и Новгородского летописания, в записках путешественников, в поздних синодиках отложились прямые и косвенные указания на поездки представителей главным образом черниговского княжеского рода в ставки ордынских правителей.
Наиболее исследована[914] поездка в 1245 г.[915] Михаила Всеволодовича Черниговского, который принял в ставке Батыя мученическую смерть. О пребывании в Орде князя Михаила и его гибели повествуют русские летописи и рассказывают участники католической миссии в Монгольскую империю Плано Карпини и брат Бенедикт Поляк.
Русские летописи и францисканские миссионеры отметили пребывание в Орде и черниговского князя Андрея Мстиславича, который также был казнен по приказу Батыя. Причем, если русские летописцы лишь отмечают его гибель[916], то папские посланники упоминают и обвинения, которые были против него выдвинуты. По словам Плано Карпини князю поставили в вину то, что он «уводил лошадей из земли и продавал их в другое место; и хотя это не было доказано, он все-таки был убит»[917].
В исследовательской литературе нет однозначного мнения к какой из ветвей черниговского дома принадлежал Андрей, его отец Мстислав и его, не названный по имени, брат. Он может быть сыном Мстислава Святославича (князя Козельского и Черниговского — дядя Михаила Всеволодовича) или Мстислава Глебовича (князь черниговский — младший двоюродный брат Михаила Всеволодовича), либо сыном рыльского князя Мстислава Святославича (однако ни он, ни его отец не являлись черниговскими князьями). В.М. Коган и В.И. Домбровский-Шагалин называют его сыном Мстислава Романовича Старого, князя Смоленского и киевского[918], что, вероятно, следует признать ошибкой.
Наиболее вероятным претендентом на роль отца князя Андрея следует признать Мстислава Святославича Козельского[919]. Основой такого отождествления служит тот факт, что в Любецком синодике сохранилось поминание «в[еликого] к[нязя] Пантелеимона Мстислава Черниг[овского] и княгиню его Марфу»[920]. Филарет (Гумилевский) полагал, что в памятнике упомянут именно князь Мстислав Святославич Козельский, а Пантелеймон — его крестильное имя[921]. Это тем более вероятно, что в Елецком и Северском синодиках вслед за Пантелеймоном/Мстиславом поминаются его дети: «к[нязь] Димитрий, к[нязь] Андрей, к[нязь] Иоанн, к[нязь] Гавриил Мстиславичи»[922]. С точки зрения сложившийся системы наследования власти после смерти Михаила Всеволодовича (1245 г.) и Мстислава Глебовича (после 1239 г.) очередными претендентами становились именно дети Мстислава Святославича. Однако его старший сын Дмитрий Мстиславич погиб вместе с отцом был в ходе сражения на Калке в 1223 г.[923] Судя по свидетельствам Елецкого и Северского синодиков, следующим по старшинству сыном Мстислава был именно Андрей. По праву старшинства в роду он и отправился в 1246 г. в Орду за ярлыком на черниговское княжение. Однако, как уже было отмечено, его поездка закончилось казнью князя, а в ставку хана в 1246–1247 г. прибыли супруга Андрея и его младший брат. В синодиках, однако, упомянуто два его младших брата: Иван и Гавриил.
По свидетельству Плано Карпини, условием Батыя, при котором он согласен был передать власть над Черниговом младшему брату Андрея, было взять в жены вдову старшего брата «согласно обычаю татар»[924]. Однако оба, и жена Андрея, и его брат, отказывались от этого, причем князь заявил, «что лучше желает быть убитым, чем поступить вопреки закону»[925]. Несмотря на это Батый, заставил их «и плачущего и кричащего отрока положили на нее и принудили их одинаково совокупиться сочетанием не условным, а полным»[926]. Данные пояснения францисканца позволяют видеть в младшем брате Андрея мальчика, юного годами. Однако их (Андрея и его брата) отец погиб в 1223 г. и, если самый младший из сыновей родился в год смерти князя, то ему должно было бы быть около 23-х лет. Р.А. Беспалов обратил внимание на то обстоятельство, что слово «puer», переведённое как «отрок» может быть переведено и в смысле молодой человек, не состоящий в браке[927]. Кроме того, в отчете брата Бенедикта, спутника Плано Карпини, данный эпизод описан короче и иначе: «они принудили младшего брата князя Андрея (убитого ими по ложному обвинению) взять в жены вдову брата, уложив их на одно ложе в присутствии других людей»[928]. Таким образом, необходимо согласиться с Р.А. Беспаловым и признать в младшем брате Андрея молодого человека, не успевшего к моменту поездки в Орду жениться. Такая вероятность выглядит наиболее предпочтительной для самого младшего сына Мстислава — Гавриила. Однако составители синодиков нередко путают последовательность рождения детей и нельзя не учитывать возможность, что в таком положении оказался Иван Мстиславич.
Вероятно, и жена князя Андрея и его брат пережили мировоззренческий кризис, ведь брак не сопровождался православным ритуалом, а главное, вступал в противоречие с устоявшимися традициями. А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский обратили внимание на тот факт, что «русский князь не мог, например, жениться на вдове другого русского князя … неписаное правило работает таким образом, что если овдоветь случалось князю, то для него вступление во второй брак представлялось с династической точки зрения безусловно желательным; если вдовой становилась русская княжна, выданная за пределы Руси, то для нее повторное замужество оказывалось делом возможным и вполне обыкновенным. Жена же русского князя, потерявшая мужа, либо навсегда оставалась вдовой, либо дальнейшая ее матримониальная жизнь складывалась за пределами Руси