[929]. Таким образом, положение жены Андрея и его брата с точки зрения правил и традиций Руси оказывалось не вполне приемлемым. Их дальнейшая судьба не известна. Но можно предполагать, что, если они не приняли монашеского пострига и составили супружескую пару, то наследников не оставили. Не исключен вариант, что от власти в Черниговском княжестве они также отказались.
Плано Карпини весьма щепетильно относился к доказательствам достоверности своих путевых заметок и перечислил максимально большее количество людей, встретившихся ему в дороге. В том числе он указывает, что на обратном пути из ставки Батыя между 9 мая и 9 июня 1247 г. у «Мауци нашли наших товарищей, которые оставались там, князь Ярослав и его товарищи, а также некто из Руссии по имени Святополк и его товарищи. И при выезди из Комании мы нашли князя Романа, который въезжал в землю татар… И все это русские князья»[930]. Несомненно, что действительно упомянутые лица были владетелями русских княжеств. Однако их отождествление оказывается не простой задачей.
Князя Романа, упомянутого Плано Карпини, исследователи вполне справедливо соотносят с князем Романом Брянским[931]. Однако происхождение князя остается не вполне проясненным: Р.А. Беспалов привел рад аргументов, заставляющих усомниться в том, что Роман был сыном Михаила Всеволодовича Черниговского[932]. При этом сама поездка в ставку хана в 1247 г. выглядит весьма правдоподобно. В то же время, вполне вероятный уход с политической арены Мстиславичей открывал путь к власти именно Михайловичам. Тем не менее, сопровождение Плано Карпини черниговским послом, который не проявил никакой активности при встрече с князем Романом, может свидетельствовать о том, что в Чернигове в это время был другой князь и у него был на владение ханский ярлык.
Более сложным вопросом оказывается отождествление князей Ярослава и Святополка. В свидетельствах летописных памятников о рассматриваемом периоде южнорусских князей с такими именами не зафиксировано. Мы можем лишь достаточно уверено предполагать, что через ставку Мауцы проезжали владетели юго-западных и южных княжеств Руси. Князья Северо-Восточной Руси добирались в ставки ханов по водоразделу Дона и Волги, объезжая лагерь Мауци.
Единственной, на наш взгляд, подсказкой, которая каким-либо образом может локализовать владения упомянутых князей, могут быть данные княжеской антропонимики. В частности, А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский обратили внимание на ряд случаев, когда имянаречение князя осуществлялось «не только и не столько по родству, сколько» по наследованию власти (иногда и после политического противника). «Так, Святополк Изяславич, по-видимому, унаследовал своё имя от Святополка Окаянного, врага своего родного деда. Отец Святополка Изяслав получил Турово-Пинское княжество, которое перед ним принадлежало Святополку Окаянному. Давая своему сыну имя Святополк, Изяслав, возможно, стремился подчеркнуть преемственный характер его прав на это княжество»[933]. Показательно для данного вопроса, что трое из четверых известных по русским источникам Святополков связаны с Турово-Пинской землёй[934]. В династии Изяслава Ярославича (сына Ярослава Мудрого) часто встречается и имя Ярослав[935]. В этой связи можно сделать осторожное предположение, что представители Турово-Пинской династии около 1247 г. предпочли оформить зависимые отношения с Батыем и отправились в его ставку. Примерно в то же время, около 1247 г., участие в столкновении литовцев с галицкими и волынскими князьями принимает пинский князь Михаил (предположительно — внук Святополка Юрьевича, что позволяет предполагать его имянаречение в честь деда — Святополк)[936]. Возможно, что кто-либо из упомянутых Плано Карпини князей (Ярослав или Святополк), носили крестильное имя Михаил. И до или после описанных в Галицко-Волынской летописи событий отправился в Орду за инвеститурой и сопровождавшими её покровительством и военной силой. Показательно, что безымянные туровские и пинские князья упомянуты в галицко-волынской летописи под 1274 г., как князья «находящиеся в воли татарской»[937].
Однако представленные сопоставления следует считать предположением, требующим дальнейших доказательств.
Ещё одного представителя Черниговской земли, Новосильского князя Александра называют летописи, описывая в 1326 г. казнь Дмитрия Михайловича Тверского: «да князя Александра Новосилскаго, единаго дни на единомъ мѣсте на рѣцѣ, нарицаемѣи Кондраклїи»[938]. В Любецком синодике вслед за князем Александром поминают его сыновей: «кн(я)зя Александра Новосилскаго оубытого от татаръ за православную веру; кн(я)зя Симеона Александровича… кн(я)зя Сергїя Александровича оубыеннаго от татаръ»[939]. Отчество Александра устанавливается по свидетельству синодика бывшего рязанского Свято-Духова монастыря, где поминаются «Андреян, Александр Семеновичи Новосильские»[940]. Но наибольшее внимание следует уделить его сыну Сергию, о котором говорится, что он тоже был убит от татар. Для времени середины XIV в. известен князь Семен Новосильский, согласно записи синодика, брат Сергия. В частности, в духовной грамоте великого князя московского Семена Ивановича 1353 г. упоминается: «Заберегъ, что есмь купил оу Семена оу Новосильског(о)»[941]. Р.А. Беспалов вполне справедливо относит покупку волости Заберег к периоду с 1340 г. (когда Семен Иванович Гордый стал великим князем) по 1348 г. (когда Заберег впервые упоминается в качестве купли)[942]. Сергий в синодике упомянут после Семена и вполне вероятно, что он был младшим сыном Александра Новосильского и тогда он владел княжеством после 1348 г. Соответственно, и казнен он был, в таком случае, после 1348 г. Однако более вероятной представляется иная версия. Князь Сергий принял мученическую смерть вместе со своим отцом Александром Семеновичем Новосильским 15 сентября 1326 г. Именно так, казнив и отца, и сопровождавшего его сына поступил Узбек при приведении в исполнение приговора относительно Александра Михайловича Тверского и его сына Фёдора в 1339 г. Поэтому исключать возможность одновременной казни отца и сына Новосильских князей, Александра и Сергия, не представляется возможным.
Здесь необходимо отметить, что Н.С. Борисов предложил на основе анализа хронологии летописных памятников аргументацию в пользу пересмотра даты казни Дмитрия Тверского и Александра Новосильского и её переноса с 15 сентября 1326 г. на 15 сентября 1325 г.[943] Однако известные нам даты казней русских князей дают ещё одну довольно надёжную хронологическую зацепку. Связана она с особым отношением кочевников вообще и монголо-татар в частности к движениям небесных светил, в особенности Луны. Китайский посол Сюй Тин, посетивший ставку монгольского кагана в 1235–1236 гг., отметил, что для принятия важных решений «они… смотрят: полна или ущербна луна, чтобы начать или завершить [дело, соответственно] (они избегают [совершения дел] в обоих случаях — и до достижения молодой луны ущерба [1-й четверти], и после достижения полумесецем [последней четверти])»[944]. Этот факт подчеркнул Плано Карпини: «Все то, что они желают делать нового, они начинают в начале луны или в полнолуние»[945]. Показательно, что большинство датированных казней русских князей выпадают на дни новолуния — время когда Луна не видна. Причем время черных безлунных ночей выпадает на два дня перед новолунием и два дня после него (всего пять дней)[946]. Михаил Черниговский казнен 20 сентября 1245 г. — за 3 дня до новолуния 23 сентября[947]; Роман Рязанский казнен 19 июля 1270 г. — за день до новолуния 20 июля; Михаил Тверской казнен 22 ноября 1318 г. — за 2 дня до новолуния 24 ноября; Александр Тверской с сыном Фёдором 29 октября 1339 г. — за 5 дней до новолуния 3 ноября. Таким образом, самым отдаленным от новолуния днем оказывается дата казни Александра Тверского. Надо, однако, учитывать, что из разных точек наблюдение за светилами дает различные результаты. При этом все приговоренные казнены на убывающей Луне.
Правда казнь Дмитрия Тверского и Александра Новосильского выпадают из этого ряда. Если казнь была совершена 15 сентября 1326 г., то этот день был третьим днем после полнолуния (12 сентября), то есть отстоит довольно далеко от новолуния (28 сентября). При этом в 1325 г. 15 сентября — это время растущей Луны. Учитывая свидетельства Плано Карпини и, особенно, Сюй Тина о принятии важных решений и в новолуние, и в полнолуние, избегая таких дел в первой и последних четвертях Луны, дата казни князей Дмитрия Тверского и Александра Новосильского 15 сентября 1326 г. выглядит более предпочтительно: приговор был приведен в исполнение в важный астрономический день на убывающей Луне (как и все остальные датированные казни).
В Любецком синодике встречается упоминание о князьях ещё двух уделов Черниговской земли. Это поминание двух курских князей: «Князя Дмитрия курскаго, княгиню его Феодору и сына ихъ князя Василїя убытого от татаръ, княгиню его Анастасию»[948]