и, после посещения хана и получения ярлыка (и, вероятно, пайцзы), местные ордынские князьки с более низким статусом не осмеливались требовать подарков и внимания, что упрощало и сокращало дорогу на Русь.
Самое подробное описание пути из ставки хана в княжество сохранилось в «Житии Михаила Тверского» — это описание доставки тела казненного князя в Тверь. Причем описание оставил, по всей видимости, не сопровождавший тело человек — свита князя была задержана в Орде и вернулась на Русь с Юрием Московским следующим летом (1319 г.). Во всяком случае, описывая эпизод, случившийся с одним из охранников тела князя в г. Бельджамене («Бездеж»), автор ссылается ни некоего иерея, «от него же слышахомъ и написахомъ»[1435].
Итак, после казни, которая была осуществлена на Северном Кавказе, где кочевал хан Узбек, 22 ноября тело князя положили на доску, погрузили на телегу и закрепили веревками («…положиша и на велицѣй вѣцѣ, и возложиша и на телегу, и увиша ужи крѣпко…»[1436]. Далее автор отмечает, что тело «…перевезоша за реку, рекомую Адежь, еже речется «горесть»…»[1437]. Уже оттуда тело доставили в Маджары («…И оттолѣ посла тѣло въ Мжачары…»[1438]), а затем в Бельджамен («…И оттолѣ его повезоша к Бездежю…[1439]). В этот ордынский город тело прибыло уже в снежную погоду на санях: «…мнози видевше из града около саней святаго множество народу…»[1440]. Далее автор «Жития…» указывает, что тело Михаила было доставлено в пределы русских княжеств, где, проехав ряд городов, которых, к сожалению, автор не назвал, прибыло в Москву («…И оттолѣ повезоша его в Русь. Везуще его по градомъ по русскимъ и довезоша его до Москвы…»)[1441]. Только летом 1319 г. после возвращения князя Юрия Даниловича Московского от Узбека тело Михаила доставили в Тверь («…привезоша мощи святаго въ Тферь со многою честию»[1442]).
Со времени «великой замятни», в условиях ослабления центральной ханской власти, русские летописцы начинают фиксировать нападения на князей именно на обратном пути из Орды с целью грабежа. К примеру, под 1361 г. помещен рассказ о стычке князя Андрея Константиновича Нижегородского с князем Рятекозем: «И въ то время князь велики Андрѣй Констянтиновичь Нижнего Новагорода поиде изо Орды въ Русь, и на пути удари на него князь Ретякозъ, и поможе Богъ князю Андрѣю Констянтиновичю Нижняго Новагорода, и приде здравъ на Русь»[1443]. Здесь же летописец особо отмечает, что «мнози князи Рустіи въ то время изо Орды избѣжаша, а Ростовстіи князи граблени избѣжаша»[1444].
После нашествия Токтамыша и задержания в степи сыновей великих князей в качестве почетных заложников летописи фиксируют побеги князей из ставки хана. Учитывая, что с момента въезда на территорию Орды к русским князьям приставлялись особые сопровождающие, а почетные заложники, по всей видимости, удостаивались пристального внимания, побег из ставки хана являлся непростой задачей.
Этот вывод ярко иллюстрирует первый из упомянутых в летописях побегов. В 1385 г. неудачную попытку предпринял сын Дмитрия Константиновича Нижегородского Василий Кирдяпа: «Въ лѣто 6893 (1385)… Тое же осени въ Филипово говѣнїе въ Юрїевъ день (26 ноября), въ недѣлю, побѣжа изъ Орды князь Василеи сынъ князя великаго Дмитриевъ»[1445]. Однако по пути на Родину он столкнулся с ордынским послом, возвращавшемся в ставку хана. Тот Василия «…изнима… и приведе въ орду къ царю, и за то приятъ (Василий — Ю.С.) от Татаръ истому велику…»[1446].
Вероятно, именно данный опыт неудачного побега из ставки хана способствовал тому, что сын князя Дмитрия Ивановича Московского Василий принял решение бежать не прямо на Русь, а в обход. Летом 1386 г. «…князь Василеи великого князя сынъ Дмитреевъ прибѣже изъ Орды в Подольскую землю в Великые Волохы к Петру воеводѣ»[1447] и только в январе 1388 г. он прибыл в Москву[1448].
Летом 1387 г. отмечено, что «прибѣжа изъ Орды князь Родославъ сынъ Олговъ Рязаньскаго»[1449].
Описания встречи князя из поездки в Орду встречаются крайне редко. В первую очередь они связаны с посажением князя на столичный владимирский престол. К примеру, под 1252 г. Летописец описывает возвращение князя Александра Ярославича (Невского) из Орды и его прибытие во Владимир следующим образом: «Того же лѣта Александръ Ярославич прииде из Орды, по пленении Неврюевѣ, и срете митрополит съ кресты у Златых ворот и со всѣм чином священническым, и посадиша его на столѣ отца его Ярослава. Он же по пленении церкви въздвигнувъ и разбѣгшаяся люди събравъ в домы своя и грады исполнивъ. И тако от злобления поганых утешася людие»[1450].
Возвращение в 1246 г. Даниила Галицкого из ставки Батыя и его встреча в княжестве описаны достаточно лаконично: «…И приде в землю свою, и срете его братъ и сынови его, и бысть плачь обидѣ его, и болшая же бѣ радость о здравьи его»[1451]. Тем не менее, летописец отмечает особую радость в связи с возвращением князя из степи невредимым.
Под 1413 г. в Никоновском своде сохранилось описание встречи князя по приезде из Орды с уникальными деталями. Весной указанного года, 9 апреля, князь Иван Михайлович Тверской «пріиде во Тферь, во свое отечество… въ недѣлю, изутра; епископъ же Тферскій Антоней и весь священничьскій чинъ сретоша его со кресты, съ честію и со многою радостію»[1452]. Показательно, что в записи отмечено время дня, когда князь предпочел въехать в свой столичный город — ранее утро («изутра»).
Показательно, что князя, возвращающегося от хана с ярлыком могли не впустить в город, Так, около 1278 г., теща не впустила в Ярославль Федора Ростиславича, объявив законным правителем его сына — Михаила[1453]. А в 1412 г. «зимы, мѣсяца Декабря въ 24 день, канунъ Рожества Христова, пріиде князь Василей Михаиловичь въ Кашин с Татары; и князь Иванъ Борисовичь и застава Тферская въ городъ его Кашинъ не пустиша». Князь вынужден был вернуться в ставку хана[1454].
Если в начале XV столетия данный факт можно объяснить ослаблением центральной ханской власти, то для XIII столетия упомянутый случай не характерен. Надо отметить, что позже, уже после смерти Михаила, женившись на ханской дочери и заручившись ордынским отрядом, Федору удалось вокняжиться в Ярославле[1455].
Сохранилось достаточно пространное описание встречи тела казнённого в Орде князя Михаила Ярославича Тверского. Все его близкие родственники — жена и сыновья (за исключением Константина, находившегося с телом отца) — встретили тело, которое отправили к Твери водным путем. Уже там, на берегу Волги «…срѣте и Дмитрей, и Александръ, и Василий, и княгини его Анна на Волге в насадѣ». Здесь же присутствовали епископ Тверской Варсонуфий и священнослужители княжества («А епископъ Варсунофей съ кресты и съ игумены, и с попы, и диаконы, и бесчисленное множество народа срѣтоша его у святаго Михаила на березѣ»). Трагедия, случившаяся с князем вызвала всеобщую скорбь, выразившуюся в плаче, который, по словам автора «Жития», был настолько громким, что нельзя было расслышать молитв, произносившихся при встрече тела князя («И от многаго вопля не бѣ слышати поющих»). Кроме того, в связи с большим количеством собравшихся проститься со своим князем людей, раку с мощами сначала с трудом донесли до Спасо-Преображенского собора, а затем с не меньшим трудом её смогли поставить в церкви («не можаху раки донести тѣсноты ради до церкви, поставиша пред враты церковными. И тако на многи часы плакавшеся, едва внесоша в церковь, пѣвше надгробныя пѣсни, положиша въ церкви святаго Спаса…»)[1456].
Столь же подробно описана встреча также казнённого в Орде в 1339 г. сына Михаила Александра Тверского. Тело Александра доставили во Владимир, где его встретил митрополит Феогност и церковнослужители города («пріемше тѣлеса ихъ везоша и на Русь; и бывшимъ имъ въ Володимери, и срѣте ихъ Фегнастъ митрополитъ со игумены и съ попы, предложивши пѣніе надгробное, отпустиша»). Из Владимира тело доставили в Переяславль, где его встретили братья — Константин и Василий, а также Тверской епископ Федор, ростовский епископ Гавриил, которые провели совместную заупокойную службу («Братъ же его князь Костантинь, князь Василей, епископь Феодорь Тверьскый, и Гаврилъ, еписукопь ростовскый, съвъкупишася пѣвше над ними у святаго Спаса в Переяславли, и отпустиша и»). После этого тело было доставлено в Тверь и от храма Архангела Михаила жители города понесли гроб на руках до Спасо-Преображенского собора — главного храма города и княжества, туда же где покоилось тело его отца («И привезоша ихъ въ Тверь, и срѣтоша ихъ гражане у святаго Михаила, и вземше ихъ на главахъ несоша вь градъ къ святому Спасу»). Под заупокойные молитвы и плач матери, вдовы, детей и братьев, князь Александр был похоронен в стенах Спасского собора («мати же его, и братіа, и княгыни его з дѣтми своми, все гражане плакашася горцѣ; епископь же со игумены и съ попы пѣвша надъ ними, и гробу предаша…»)