Дата приезда в княжество в большинстве случаев не позволяет нам связывать её с каким-либо восприятием русско-ордынских отношений: скорее упоминание числа приезда носило общехристианский сакральный смысл.
§ 5. Суверенный властитель на землях своих подданных пребывание ордынского хана в русских княжествах
Верховный правитель суверенного государства в праве не только принимать своих подданных в собственной ставке, но и навещать их на подведомственной им территории в их владениях. Именно поэтому нельзя обойти стороной особенности пребывания ордынского хана на территории русских княжеств, во владениях своих подданных и правила поведения русских князей в такой ситуации.
Таких примеров не много. Обычно хан выступает в роли завоевателя (Батый, Ахмат) или карателя (Токтамыш, в какой-то степени — Ахмат) или беглец (Улуг-Мухаммед, превратившийся в завоевателя). Есть свидетельство о том, что хан Токта «отправился в сторону урусов», но скоропостижно скончался «в пределах Сарая»[1485]. Однако насколько это свидетельство достоверно однозначного ответа дать невозможно. Тем более что намерение, если таковое и было, осталось неосуществленным.
Однако сохранилось довольно пространное описание пребывания на территории своих подданных — галицких и волынских князей — хана Тула-Буги, во время его похода на Польшу в 1287/1288 гг. Это единственное описание, когда хан «посетил миром» своих русских подданных.
Поход хана на Польшу и западная политика Орды, а также положение русских князей в данной ситуации рассмотрены достаточно подробно[1486]. В частности, Н.М. Карамзин подчеркнул требование ханом гостеприимства от русских князей и значительные людские потери, вызванные вероятным отравлением воды в галицкой земле[1487]. Разорение земель при проходе ордынского войска через галицко-волынские земли отмечает и С.М. Соловьёв. При этом историк заметил, что князья встречали хана на границе своих владений с напитками и дарами[1488]. В.Т. Пашуто, а вслед за ним и В.Л. Егоров, подчеркнули, что походы ордынских войск через южнорусские княжества на протяжении 1250–1280-х гг. способствовали установлению над Галицко-Волынскими землями контроля ордынской администрации и попаданию их в непосредственную зависимость от Орды[1489]. Кроме того, в своём подробном анализе ордынской политики Даниила Галицкого, Е.Е. Иванова приходит к выводу, что присягнув Батыю, князь никакой антиордынской политики не проводил[1490], то есть уже в 1240–1250-х гг. действовал в русле монгольской политической традиции.
Тем не менее, некоторые детали рассматриваемых событий оказались вне поля зрения исследователей. В частности, присутствие хана на территории галицких и волынских князей традиционно рассматривается как внешнеполитический фактор. Тогда как к данному времени территория указанных земель прочно вошла в сферу влияния Орды[1491], а князья стали подданными хана. Тула-Буга, в этой связи, двигается через территорию своих владений, что оказывает определенное влияние на поведение как ордынского хана, так и русских князей.
Рассматриваемое свидетельство сохранилось в составе Галицко-Волынской летописи, которая сложна по своему составу и структуре и традиционно делится на летописный свод 1246 г., летопись епископа Иоанна (оканчивается 1260 г.), свод Василька Романовича Волынского (около 1263–1271), летописец Владимира Васильковича (1272–1289 гг.) и свод Мстислава Даниловича (1289–1291 гг.)[1492].
В одной из последних частей Галицко-Волынской летописи, в так называемом летописце Владимира Васильковича[1493], охватывающей события с 1272 до 1289 гг., встречается упоминание о прохождении ордынских войск во главе с ханом Тула-Бугой через земли галицких и волынских князей. Показательно, что автор летописца, которым считается епископ Евсигиний, в сравнение со своими предшественниками, высказывается об ордынской зависимости в целом, более нейтрально.
Автор летописной записи начинает свой рассказ с планов хана: «Хотящу поити оканьному и безаконьному Телебузѣ на ляхы и собравшу ему силу многу». Затем в летописи отмечено, что «Телебуга же посла ко Заднѣпрѣискымь княземь, и ко Волыньскимь: ко Лвови, и ко Мьстиславу, и к Володимѣру. веля имъ поити с собою на войну». Объясняет летописец данное требование суверенными правами верховного правителя, которым по отношению к русским княжествам является ордынский хан: «Тогда же бяху вси князи в неволѣ татарьской»[1494].
В Галицко-Волынской летописи движение ордынских войск во главе с ханом описано лаконично и уместилось в несколько строчек: «Пришедшу же ему к Горинѣ, и срете и Мьстиславъ с питьемь и з дары. И поиде оттолѣ мимо Кремянѣць ко Перемилю. Ту и срѣте Володимеръ князь с питьемь и с дары на Липѣ. И посемь угони Левъ князь ко Бужьковичемь и с питьемь и с дары. И пришедшимъ же имъ на Бужьковьское поле, и ту перезрѣша своѣполкы. Князи же надѣяхуться избитья собѣ и городомъ взятья»[1495].
Вполне закономерно, что хан Тула-Буга, призвав русских князей и их дружины в качестве участников военного похода, устроил смотр войскам («и ту перезрѣша своѣ полкы»), которым предстояло в составе ордынской армии вторгаться в пределы Польского государства.
Точно также каан Гуюк зимой 1246/1247 гг. во время охоты «на дзеренов на реке Ема» устроил смотр войск местного владетеля: «исполняющий обязанности темника Ши Цюань со товарищи сделал демонстрацию войск южнее реки Хуай [хэ]»[1496].
Каан Менгу посетил действующую армию зимой 1257/1258 гг.: «государь пересек пустыню, двигаясь на юг, и достиг Урунчжана. Хубилай вместе с чжуванами Ариг-Бугой, Балту, Чумухаром, Урунташем, Шириги, принцессой Томегань и другими вышли ему навстречу. Был большой пир. Сразу после него каждого [члена фамилии] отослали назад, в их обоки»[1497]. То есть даже представители правящей династии в рамках встречи главы государства обязаны были устроить праздничное застолье — пир.
Аналогичную приведённой выше ситуации — движение войск хана через подвластную территорию — мы встречаем в описании Джувейни похода Хулагу в 1254–1256 гг.[1498] по покоренным землям к границам Халифата, результатом которого стало падение в 1258 г. Багдада.
Персидский автор подчеркивает, что перед походом Хулагу в Иран и «эмиры и местные правители, кто бы они не были, начали заготавливать провизию и собирать тузгу, или угощение; и они разместили свое угощение на всем пути [следования войска]». Далее Джувейни, который был не только свидетелем большинства описываемых событий, но их участником, указывает, что «монгольские и мусульманские эмиры пригнали табуны кобылиц, и каждый по очереди обеспечивал войска кумысом, пока они не переходили к другому эмиру». Более того: «каждый фарсах пути, по которому, как рассчитывали, проследует Царь Мира, был очищен от колючек и камней, и были построены мосты через ручьи и реки, и у мест переправы были приготовлены лодки»[1499].
Конечно же, поход ордынского хана Тула-Буги на Польшу не общеимперское мероприятие, которым было вторжение в Персию Хулагу, а событие явно меньшего масштаба. Тем не менее, многие ключевые моменты присутствия хана на подвластной территории и правила поведения зависимых властителей во время такого посещения главы государства, проследить можно.
Во-первых, о предстоящем движении большого войска правители подвластных земель были предупреждены заранее и обязаны были привести в порядок дорогу для армии: очистить от завалов и обеспечить переправы через водоемы.
Далее, на подконтрольной местному правителю территории должно было быть организовано обеспечения войск провизией. Сам владетель должен был организовать тузгу — угощение хана, и кумыс, по словам Джувейни, не только для хана, но и для всего войска.
Другой персидский автор Рашид-ад-Дин отмечает, что в самом начале движения войск «падишахам и султанам Иранской земли были посланы ярлыки». В них в частности говорилось: «Мы идем согласно ярлыку каана… Ежели вы, прибыв своей особою, окажете помощь и поддержку войском, оружием и припасами, [ваши] владения, дружины и жилища останутся вам и усердие ваше будет одобрено»[1500]. В результате «султаны и мелики каждого владения из владений Ирана направились на служение к его высочеству…все с подобающими дарами»[1501]. Кроме того Рашид-ад-Дин особо отмечает, что по ходу движения войск Хулагу к нему «навстречу выехала Ургана-хатун, устроила непрерывные пиршества и поднесла достойные дары», а также «явился эмир Аргун-ага со всеми вельможами хорасанскими, знатью и садрами, и они изъявили покорность и поднесли дары. На этой стоянке простояли в течение одного месяца»[1502].
К сожалению, источники не расшифровывают, что входило в состав «подобающих» и «достойных» даров. Зато данные Юань-ши позволяют говорить о том, что в них не входило. По свидетельству китайской династийной хроники в 1257 г. во время похода Менгу-каана на южный Китай «уйгуры преподнесли [Мэнгу] хрустальный таз, зонт с жемчугами и прочие вещи, которые можно было точно [оценить] в более чем 30 000 дин». Однако монгольский правитель «сказал так: «Прямо сейчас народ страдает от скудости в деньгах. И когда столько нуждающихся в этих ваших вещах, то зачем мне одному?» и отверг это [подношение]». В конечном итоге…государь… на будущее дал запрещение, чтобы не было опять таких подношений»