Сопровождающие лица — свита — представлены боярами-советниками, дружиной (вооруженной охраной) и слугами, обеспечивающими быт. Обязательно в свите присутствовал духовный отец князя — для осуществления религиозных обрядов.
Дорога в ставку хана по суше или рекой занимала у княжеского каравана в среднем около двух месяцев. Вне всякого сомнения, непредвиденные обстоятельства в пути могли ускорить движение или задержать караван.
В дальнюю дорогу бралось только самое необходимое, что могло потребоваться в пути и при этом не сильно обременяло обоз. При этом надо помнить, что князь вез с собой сумму ежегодного выхода, подарки для хана и его жен, а также знатнейших эмиров государства.
Среднее время ожидания аудиенции хана составляло 25–26 дней. В данное время надо было успеть навестить кроме хана, его жен и знатнейших эмиров и преподнести им подарки. Довольно часто князей задерживали в ставке хана на более длительный срок. Надо полагать, что у каждого князя в русском квартале Сарая, должно было быть обустроено собственное подворье[1534]. Если же хан находился на кочевье, там обустраивались шатры, палатки или юрты. И в том и другом случае князь располагался в особом отдельном помещении — «двор».
В сопровождении собственных дружинников и ордынцев, составлявших вооруженную охрану, князья передвигались русские по столице или ставке хана, причем исключительно верхом на лошадях. Данные обстоятельства обусловили крайнюю сложность самовольного выезда из ставки хана. Однако русскими летописями фиксируется череда побегов князей задержанных в ставке Токтамыша в 1385–1387 гг.
Строго определенный ритуал предстояло пройти русским князьям дабы попасть на прием к хану: войти в шатер или юрту нужно было безоружным, приклонить колени перед ханом, изложить суть своего посещения (простое почтение или какая-либо просьба (например, ярлыка на княжества или военной помощи)), принять чашу с кумысом и испить её. В последующие дни князья навещали жен хана и эмиров.
Получив ярлык на княжение или военную поддержку ордынского хана, русские князья выезжали домой.
Обратный путь, по-видимому, занимал тоже время, что и дорога в ставку хана — около двух месяцев.
К княжескому каравану нередко присоединялся ханский посол или кредиторы князя. При приближении к столице своего княжества князя и его свиту, как правило, встречали родные и близкие, а также церковные иерархи. Есть основания полагать, что русские князья старались въехать в столичный город на рассвете, с восходом солнца.
В случае же, если князь был казнён в Орде по приказу хана, или тяжело заболев, скончался в степи или по дороге, сразу же после похоронных церемоний в ставку хана собирался кто-то из его ближайших родственников — сын или брат.
Таким образом, включение русских князей в состав элиты Джучиева Улуса обусловило появление особого поведенческого стереотипа, связанного с системой регулярных посещений верховного правителя.
Пребывание при дворе хана сопровождалось соответствующими ритуалами, обычаями и традициями. Соответствие им и выполнение их определяло политическую культуру великих и удельных княжеств в рассматриваемый период.
Военно-политические реалии обусловили признание русскими книжниками в прямой или косвенной форме верховенство ордынского правителя над русскими землями. Со времени оформления зависимости кааны Монгольской империи именуются «царями», а с момента фактического приобретения независимости Ордой в 1260-х гг. этим титулом неизменно именуются ханы Джучиева Улуса. Особое внимание необходимо обратить на тот факт, что до первой четверти XV в. в различных летописных памятниках мы наблюдаем регулярную запись о кончине ордынских правителей. То есть, они воспринимались как верховные правители Руси, а их смерть существенным образом влияла на политическую жизнь в русских княжествах (столь же регулярно записывают кончины иранских Ильханов армянские хронисты, для которых именно они были верховными сюзеренами). Таким образом, ордынские «цари» заняли чётко определённое место в политической и ментальной картине мира русского книжника.
Осмысление причин зависимости Руси от Орды приводят русских книжников к концепту «Вавилонского плена», который мотив в законченном виде присутствует в «Житии Михаила Тверского». Однако, одновременно, ханская власть рассматривалась хотя и как верховная, требующая смирения, но, в то же время, иноплеменная, «поганая».
Анализ сообщений о русско-ордынских конфликтах показывает, что русские книжники не только нашли эквивалентные понятия к ордынской системе титулований, но и четко вплели их в повествования о событиях того времени. В памятниках древнерусской письменности представлена четкая система титулований ордынской аристократии («князь», «великий князь», «царевич», «царев сын», «царь»; «посол»), что позволяет уяснить масштабы отдельных вооруженных конфликтов русских княжеств с Ордой, их результаты и последствия. В тоже время данный вывод способствует более ясному представлению о степени зависимости русских князей от ордынских ханов. Кроме того, само по себе включение ордынской иерархической системы в культурное поле Руси свидетельствует о значительности влияния социальных институтов Орды на русскую политическую практику того времени. Русские князья оказываются четко вписанными в социально-политическую систему ордынского государства. Княжеские владения в этой связи должны были представлять собой аналогию ордынским улусам: Великие княжества — улусам-туменам (тьмам); удельные — улусам-тысячам. Русские княжества в источниках так и расценивались — «царев улус»[1535] а князья имели статус ордынского «улусника». Административные прерогативы русских владетелей определялись, точно также как и ордынской знати,[1536] ханским «жалованием», сведениями «девтерей» и ярлыком[1537].
Соответствующая иерархия государственно-политической системы находит четкие отражения в письменной традиции (например, при записи о смерти княгини Василисы (1378 г.), жены князя Андрея Константиновича Нижегородского)[1538]. При этом высшей властью традиционно признается духовная власть византийского императора и константинопольского патриарха; высшей светской властью признана власть ордынского хана; следующую ступень в иерархии занимает великий князь Владимирский и митрополит Киевский и Всея Руси.
Однако русско-ордынские взаимоотношения не могли оставаться и не оставались неизменными. Они изменялись в зависимости от развития русских княжеств или ордынского государства. Показателем могут быть изменения властных и поземельных взаимоотношений Руси и Орды, выражавшихся категориями «честь» и «жалование». Содержательный смысл изменений выразился в приобретении русскими князьями статуса не только «улусников», но и «служебников» ордынского хана, что ознаменовалось широким появлением в письменных памятников термина «жалование».
Таким образом, образование в XIII столетии Джучиева Улуса и завоевание Руси привело к необходимости признания русскими князьями суверенитета ордынского хана. В результате, представители высшей русской аристократии оказались включенными в элиту Джучиева Улуса и составили там довольно представительную долю (106 князей составили 8 % к общей численности зафиксированных представителей элиты Орды за XIII — первую половину XV вв., если же взять только служилую знать — то доля увеличится до 20–25 %). Однако говорить о полном слиянии русской знати с аристократией Орды не представляется возможным. Это наглядно демонстрирует фиксация только шести браков со знатными ордынками (из них источники сохранили не крестильное имя только Кончаки (Агафьи) — сестры Узбека). Если сравнивать с количеством браков с половчанками, то их зафиксировано 10[1539] — в полтора раза больше. Показательно, что своих дочерей русские князья предпочитали не отдавать замуж за ордынских аристократов. По крайней мере, таких случаев источники не зафиксировали. Впрочем, это вполне закономерно, если учитывать различную конфессиональную принадлежность знати Руси и Орды.
Тем не менее, русская высшая знать активно усваивала политическую культуру Орды и являлась относительно влиятельным слоем при дворе хана, с которым, по всей вероятности, трудно было не считаться. В то же время русские князья не могли оказывать определяющее влияние на политику ордынского государства, поскольку, хотя и являлись участниками курултая, тем не менее, не имели права голоса при решении важнейших политических вопросов в Орде.
Список источников и литературы
Отдел письменных источников Государственного Исторического музея. Ф. 445 (Чертковых), № 173. Ранний список Холмогорской летописи из собрания А.И. Мусина-Пушкина.
Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки, ф. 728, Софийское собрание, ркп. номер 1499, 17 в., 94 л. Родословец — на л. 46 об. л. 43 об. — 56 об.
Российский государственный архив древних актов. Ф. 201. «Собрание Оболенского». Оп. 1. № 84.
Абу-л-Фазл Бейхаки. История Масуда 1030–1041. Ташкент, 1962. 748 с.
Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссеею. Т. 1.Спб., 1841.
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси XIV–XVI вв. Т. 3. М., 1964. С. 340.
Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные археографическою комиссиею. Т. 1. СПб., 1846. 424 с.
Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные археографическою комиссиею. Т. 2. СПб., 1848. 224 с.
Ала-ад-Дин ата-Мелик Джувейни. Чингиз-хан. История завоевателя мира / Джувейни. М., 2004. 690 с.
Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII–XIV вв. о татарах и Восточной Европе / С.А. Аннинский // «Исторический архив». Т. III. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1940. С. 71–112.