Но собаки, конечно, и след простыл. Тень в цилиндре тоже пропала. Да и гроза, прорвавшая небо и над Ивановкой и над Тамбовом, ушла на юг, к Дикому Полю.
Композитор же снова возвратился за стол и стал постукивать пальцем по красному конверту. «Что ж! Будем бить в колокола! Будем сочинять и исполнять музыку, будем писать и выкрикивать стихи, покуда эта темная сила не исчезнет. Да и вообще! Не кажется ли вам, господа, что настоящие композиторы и поэты — это и есть колокола России?»
А колокола все гудели вдали. Они отгоняли грозу, но одновременно и возвещали «неслыханные перемены, невиданные мятежи». Но Рахманинов был спокоен: и колокола Эдгара По, и колокола России никакая нечистая и никакая другая сила отнять у него не могла. Ведь никто не может отнять то, что звучит внутри.
1873 год. Сережа родился 20 марта в имении Онег, Новгородской губернии. С четырех лет он обучался игре на фортепиано. Совсем юным поступил в Московскую консерваторию. Учился у композиторов Танеева и Аренского.
1891 год. Сергей заканчивает консерваторию как пианист. Сочиняет свой Первый фортепианный концерт.
1892 год. Рахманинов заканчивает консерваторию как композитор и пишет оперу «Алеко» по поэме Пушкина.
1893 год. Написаны трио «Памяти великого художника», фантазия «Утес».
1895 год. Сергей Васильевич сочиняет свою Первую симфонию.
1901 год. Сочинен Второй фортепианный концерт. Получен чин титулярного советника.
1904–1906 годы. Рахманинов работает дирижером в Большом театре в Москве. Написаны оперы «Франческа да Римини», «Скупойрыцарь».
1905 год. Ему присвоен чин коллежского асессора.
1907 год. Сочинена Вторая симфония.
1909 год. Написана симфоническая поэма «Остров мертвых» и Третий фортепианный концерт.
1911-12 годы. Рахманинов пишет цикл этюдов-картин для фортепиано. Живет на Тамбовщине, в Ивановке.
1913 год. Поездка в Рим с семьей. Сергей Васильевич начинает работать над «Колоколами» — поэмой для оркестра, хора и солистов. Премьера состоялась в Петербурге 30 ноября.
1915 год. В исполнении синодального хора в Москве состоялась премьера «Всенощного бдения» для смешанного хора. В отзывах прессы отмечались «истинно русская народная полифония, широкий хоровой диапазон, выразительное применение вокальных тембров…» Шла Первая мировая война. «Всенощное бдение» — это торжественная песнь во славу красоты земли русской, во славу ее народа.
1917 год. Февраль. Сергей Васильевич почувствовал, что теряет под ногами опору. Сильнейшей, незаживающей душевной травмой осталась для музыканта потеря Ивановки — имения, куда он годами вкладывал свои артистические доходы. Ивановка для Рахманинова была тем же, чем для Пушкина — Михайловское. Олицетворением дома, очага, Родины. В декабре сорокачетырехлетний Рахманинов с женой и двумя дочерьми покидает Россию.
1918 год. Его постоянное местожительство — Соединенные Штаты. В эмиграции изменился музыкальный статус Рахманинова. Запад встретил его прежде всего как исполнителя. Его концерты проходили в переполненных залах, с неизменной овацией. Сергей Васильевич готовит программы.
1926 год. Написаны три русские песни и Четвертый фортепианный концерт.
1934 год. Беспокойством и трагическим предчувствием пронизана музыка «Рапсодии на тему Паганини».
1935-36 годы. Рахманинов пишет Третью симфонию.
1939 год. Лето композитор по обыкновению проводил в Европе. Восемь лет назад он приобрел участок земли на берегу Фирвальдштетского озера и, как шутили родные, сделал «из Швейцарии Ивановку», назвав свое новое имение «Сенар». Между тем обстановка в Европе становилась все тревожнее. Все же он успевает выехать 23 августа на одном из последних пароходов из Европы, всего за восемь дней до открытия военных действий.
1940 год. Летом композитор завершает «Симфонические танцы», свое последнее произведение. «Не могу забыть, что это была за работа, — напишет уже после смерти мужа НА. Рахманинова. — Мы жили тогда на берегу моря, на даче недалеко от Нью-Йорка. В 8 часов утра Сергей Васильевич пил кофе. В 9 садился за сочинение. С 10 часов он играл два часа на фортепиано, готовясь к предстоящему концертному сезону. С 12 часов до часа опять работал над „Танцами“. В час дня завтракал и ложился отдыхать, а затем с 3 часов дня с перерывом на обед работал над сочинением до 10 часов вечера». «Симфонические танцы» посвящены Филадельфийскому оркестру и его руководителю Юджину Орманди.
1941 год. Фашистская Германия нападает на Россию. Что мог сделать Рахманинов как композитор, музыкант, как русский для победы русского оружия? Он дает концерты, посылает посылки и деньги Красной Армии.
1943 год. С надеждой на победу русского оружия он прожил свои последние дни.
Петрушечная комедия. Игорь Федорович Стравинский
Весело в Ораниенбауме в праздничные дни! Господа и дамы в лучших нарядах щеголяют. Парни в новых свитках красуются, в теплых картузах. Девушки на масленицу в старинную меховую одежду вырядились.
Молодой барчук Стравинский замерз. Друг его Курнаков — тоже. Масленица в этом году холодная. А они в подбитых «рыбьим мехом» гимназических шинельках. А ведь хочется еще и петрушечную комедию поглядеть! Да, видно, на сей раз — не судьба. Медленно бредут приятели к вокзалу, чтобы в Питер вернуться.
Вдруг кто-то тронул высокого, как каланча, Стравинского за локоть. Однако пятнадцатилетний Игорь цену себе знает. Он надменно оборачивается. Его длинное крупногубое лицо с русыми волосами сердито. Недовольно поблескивает и новенькое, только что заказанное (больше для форсу, чем по болезни) пенсне. На барчука смотрит какая-то угольная паровозная рожа.
— Поразвлечься, барчук, не желаете? Таку комедию спущу — пальчики оближете!
— Как тебя зовут? — все еще цедя слова сквозь зубы, спрашивает молодой Стравинский.
— Да зови хоть Шишом, токмо не гоняй телешом! Айда, господа, не пожалеете!
Избушка Шиша — на самой окраине городка: грязненькая, косенькая. Шли к избушке долго. День стал уворачиваться в сумерки. На окраине совсем пусто. Только у калитки Шишовой какая-то баба изюмом и пряниками торгует. Зато в сенях — полно народу. Вдруг визгливо заголосила скрипка в избе, ухнул барабан, рыкнула басами гармошка. Народ из сеней повалил в избу. А сам Шиш, взяв с барчуков по двугривенному, куда-то пропал.
С трудом продрались Курнаков и Стравинский сквозь густую толпу, к свету керосиновой лампы.
Изба разделена на две неровные половины. На той, что побольше, — зрители на лавках. На другой половине — столик. В столике длинные прорези имеются. По бокам стола — занавески. За ними — скрипач и гармонист. Гармонист не только на гармошке наяривает, но еще и в барабан колотушкой бухать успевает. Наступит ногой на педаль — колотушка и бухнет. Снова наступит — бухнет опять… Гул, смешки, махорка. Вдруг из-за занавесок высовываются руки. И на стол выпрыгивают куклы. Сейчас их будут на проволочках водить!
— Начинается комедь! Чтоб народу — не шуметь! — выкрикивает кто-то.
И «комедь» пошла! Куклы на проволочках скачут, дерутся, смешно сучат руками-ногами. Скрипка надрывается, гармошечка наяривает.
Тут среди кукол появляется Петрушка, начинает выхвалять себя. Он и то, он и се. Он и невесту себе найдет красавицу, и деньгу лопатой загребет!
Но тут застонала скрипка. И появился на столе цыган. Он вел за собой клячу — на четырех палках, с облезлым хвостом.
— А вот лошадь! Чтоб тебя, господин Петрушка, постращать! — крикнул цыган хрипло. — Купи, господин Петрушка, лошадь!
— Лошадь? А добрая ли у тебя лошадь, цыганское отродье?
— Как же ей не быть доброй? Небось на четырех ногах бегает!
— А вот мы счас ее опробуем…
Петрушка с разбегу вскочил на лошадь.
Картонная кляча сделала по столу несколько шагов и вдруг разломилась на две половины. Петрушка упал. Цыган стал кричать, ругаться, схватил под уздцы переднюю половину лошади и с ней исчез. Зато задняя половина лошади начала бить Петрушку копытами.
Публика стала смеяться, а Петрушка захныкал. «Дохтура!» — закричал он.
Появился немец-доктор.
— Это пошто ти так критчишь! Фуй, Пьетруша! Сейчас я тебе язык отрежу!
— Ты лечи меня, кубышка немецкая!
— Как ше я тьебя, хаспадин Пьетрушка, пуду летчить? Ты сильно критчишь. Думать мешаешь! Мне надо сильно думать, прежде чем лечить тебя!
— Ну тогда вали домой! Там и думай!
Петрушка вскочил, поднятой со стола плеткой стал стегать заднюю половину лошади. Лошадь крикнула: «Ой, больно!» — и провалилась в прорезь стола.
А вместо лошади из-за занавесок с двух разных концов выскочили Арап и Квартальный. Арап, увидев Квартального, спрятался за камнем. Квартальный же пошел прямо на Петрушку.
— Ты пошто здесь безобразишь? Пошто на лошадей чужих вылазишь? Пошто над немцем-дохтуром измываешься? К его дочери примеряешься!
— Ты гляди, кого принесло!
Петрушка подбоченился:
— Прямо не наш Квартальный, а какой-то дурень «фатальный»! Вот я сейчас тебя плеткой!
— А я тебя саблюкой!
Но лишь попытался Квартальный огреть саблей Петрушку, как тот сабельку из рук надзирателя выхватил, ватную грудь его насквозь проткнул. И упал квартальный, и лопнула под ним ягода клюква, и потекла кровь…
Такое дело публике не понравилось. Послышались крики. Петрушка тут же Квартального в яму запихнул, а публике сказал:
— Счас я спать лягу. Потом жениться буду. А квартального эфтого мне вовсе не жалко, потому как не человек он был, а одна глупая палка!
Петрушка тут же улегся на землю и захрапел. В это время Арап выскочил из-за камня, стал манить кого-то рукой.
И явился из-за занавесок черт! Причем ехал черт на черной собаке.