Пошёл Ваня на кладбище, а у самого слёзы от обиды текут. И вот встал его отец из домовины и говорит: «Не плачь, сын, помогу твоему горю». Свистнул он, гаркнул молодецким голосом, соловейским посвистом: откуда ни возьмись, конь бежит, земля дрожит, из ушей пламя пышет, из ноздрей дым валит. Встал перед Ваней как вкопанный, словно перед хозяином. Отец научил, что делать; влез Ваня в одно ухо коню, в другое вылез – и сделался таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сел на коня, подбоченился и соколом полетел прямо к палатам Елены Прекрасной.
С разбегу подскочил – двух венцов до её окна не достал, завился опять, разлетелся – одного венца не достал, ещё завился, завертелся, как огонь, метко нацелил – и прямо в губки чмокнул Елену Прекрасную.
– Кто? Кто? Лови! – его и след простыл. Прискакал на отцову могилу, коня пустил в чисто поле, отцу поклонился и просит совета родительского, как дальше быть. Старик подал совет, Иван выслушал и пошёл домой.
На другой день шум по царству прошёл: царевна Елена Прекрасная собирает всех ко двору – жениха искать неведомого. Прошли перед её взором генералы, прошли бояре, дворяне, справные мужики, а Иван сидит себе в чёрной прихожей и улыбается: «Полюбился я ей молодцом – пусть полюбит меня и в кафтане простом!»
Вышла Елена Прекрасная в прихожую, повела вокруг ясным оком – и вмиг Ивана признала. Вскоре повенчались они, а он-то стал какой умный и смелый, какой красивый! Сядет, бывало, на коня-летуна, шапку набекрень, подбоченится – царь, ну настоящий царь! И не подумаешь, что когда-то был простак Ванюша.
Героиня волшебных славянских сказок не столь бесхитростна, как та воспетая Гомером красавица Елена, из-за которой теряли головы мужчины и была до основания разрушена Троя. Наша Елена снедаема жестокими страстями. То лишит царства своего супруга, заставляя его пасти свиней. То пытается извести родного брата, Ивана-царевича. А то вероломно убивает мужа, велит порубить его тело на мелкие куски и разбросать в чистом поле – сама же тем временем любится со Змеем Горынычем.
Все эти сказочные истории – верный знак того, что дошли они до нас из глубочайшей древности, из времён матриархата, где женщины властвовали безраздельно.
Жар-цветНевидимка
Один крестьянин искал накануне Ивана Купалы потерянную корову; в самую полночь он зацепил нечаянно куст цветущего папоротника, и чудесный цветок попал ему в лапоть. Тотчас стал он Невидимкою, прояснилось ему всё прошлое, настоящее и будущее; он легко отыскал пропавшую корову, сведал о многих сокрытых в земле кладах и насмотрелся на проказы ведьм.
Когда крестьянин воротился в семью, домашние, слыша его голос и не видя его самого, пришли в ужас. Но вот он разулся и выронил цветок – и в ту же минуту все его увидали. Мужик был простоват и сам понять не мог, откуда далась ему мудрость.
Однажды к нему явился под видом купца чёрт, купил у него лапоть и вместе с лаптем унёс и папоротников цвет. Мужик порадовался, что нажил денег на старом лапте, да вот беда – с потерею цветка окончилось и его всеведение, даже позабыл про те места, где ещё недавно любовался зарытыми сокровищами.
Когда цветёт этот фантастический цветок, ночь бывает яснее дня и море колышется. Рассказывают, что бутон его разрывается с треском и распускается золотым или красным, кровавым пламенем, и притом столь ярким, что глаз не в состоянии выносить чудного блеска; показывается этот цветок в то же самое время, в которое и клады, выходя из земли, горят синими огоньками…
Ночь, в которую цветёт папоротник, бывает среди лета – на Ивана Купалу, когда Перун, по древнему представлению, выступал на битву с демоном-иссушителем, останавливающим колесницу Солнца на небесной высоте, разбивал его облачные скалы, отверзал сокрытые в них сокровища и умерял томительный зной дождевыми ливнями. Сверх того, папоротников цвет распускается и в бурногрозовые летние и осенние ночи, известные под именем воробьиных, или рябиновых, когда часть воробьёв чёрт отпускает на волю, а другую предаёт смерти, что указывает на враждебное отношение его к этим птицам.
Но, вероятно, ещё в эпоху язычества с воробьём стали соединять то же демоническое значение, какое присваивалось ворону, сове и другим хищным птицам, в которых обыкновенно олицетворялись грозовые бури…
В тёмную непроглядную полночь под грозой и бурею расцветает огненный цветок Перуна, разливая кругом такой же яркий свет, как самое солнце; но цветок этот красуется одно краткое мгновение: не успеешь глазом мигнуть, как он блеснёт и исчезнет! Нечистые духи срывают его и уносят в свои вертепы.
Кто желает добыть цвет папоротника, тот должен накануне светлого праздника Купалы отправиться в лес, взявши с собою скатерть и нож, потом найти куст папоротника, очертить около него ножом круг, разостлать скатерть и, сидя в замкнутой круговой черте, не сводить глаз с растения; как только загорится цветок, тотчас же должно сорвать его и разрезать палец или ладонь руки и в рану вложить цветок. Тогда всё тайное и скрытое будет ведомо и доступно…
Нечистая сила всячески мешает человеку достать чудесный Жар-цвет; около папоротника в заветную ночь лежат змеи и разные чудовища и жадно сторожат минуту его расцвета.
На смельчака, который решается овладеть этим чудом, нечистая сила наводит непробудный сон или силится оковать его страхом: едва сорвёт он цветок, как вдруг земля заколеблется под его ногами, раздадутся удары грома, заблистает молния, завоют ветры, послышатся неистовые крики, стрельба, дьявольский хохот и звуки хлыстов, которыми нечистые хлопают по земле; человека обдаст адским пламенем и удушливым серным запахом; перед ним явятся звероподобные чудища с высунутыми огненными языками, острые концы которых пронизывают до самого сердца. Пока не добудешь цвета папоротника, боже избави выступать из круговой черты или оглядываться по сторонам: как повернёшь голову, так она и останется навеки! – а выступишь из круга, черти разорвут на части. Сорвавши цветок, надо сжать его в руке крепко-накрепко и бежать домой без оглядки; если оглянешься – весь труд пропал: Жар-цвет исчезнет! По мнению других, не должно выходить из круга до самого утра, так как нечистые удаляются только с появлением солнца, а кто выйдет прежде, у того они вырвут цветок.
ЖертвоприношениеВаряжий путь
Быстро бежит ладья русичей по вольным волнам днепровским.
– Эх-ма, сколь уж далеко отплыли от Великого Новгорода родимого, – вздыхает отрок Янь, сидящий на корме. – И от разбойников многажды отбивались, и на порогах страху натерпелись. Особенно зловещ Ненасытецкий – того и гляди о скалу расшибёт. Недаром на нём кости белеют людские – много, ох, много людишек расшиблись насмерть. Вот он каков, путь из варяг в греки.
– Не зря сказано предками: «Варяжский путь – о покое забудь», – молвил как бы про себя чернобородый удалец Семиус, управляясь с парусом.
– Ну, теперь все страхи позади, – оживился Янь. – Глядишь, и в Царьграде вскоре окажемся. А правда ли, будто там стены крепостные – вышиною до небес и одолеть Царьград никому не под силу?
Кормщик Малюта взглянул на отрока с хитрецою:
– Волков бояться – в лес не ходить. Эх, молодо-зелено! Кому-то и не под силу, а вот князь Олег Вещий многажды Царьград боем брал, и щит свой прибил на вратах оного града.
– Когда боем, а когда и хитростью, – подсказал удалец Семиус. – Однажды приплыл Олег к Царьграду с двумя тысячами ладей – а греки цепями пролив перекрыли. Тогда повелел князь поставить ладьи на колёса да поднять паруса – и посуху подступили к стенам. Греки тут же сдались на милость победителей.
– Ура! Скоро будем в Царьграде! Завалим все наши базары тамошним добром! – торжествовал отрок Янь, но Семиус его осадил:
– Не хвались перьями, жар-птицу не изловивши. Слыхал присловицу: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Как-то нас встретит царь морской, хозяин Понта Эвксинского, а по-нашему, Чёрного моря? Надо ему жертву принести.
– Да и Днепру, коего греки Борисфеном нарекли, – тоже петушка пожертвуем. Исполать ему, Славутичу сребробородому, не загубил на порогах. – Малюта переложил руль влево. – Видишь, Янь, остров Хортица показался? Там у священного дуба и вознесём хвалу нашим богам. Говорят, на ветвях сего древа обитает вещая птицедева. Но видеть её и слышать дано небесами лишь тому, кому суждена долгая жизнь.
…Вокруг священного дуба Малюта, Янь и Синеус воткнули в землю стрелы – от нечистой силы. Кормщик поднял к солнцу чёрного петуха и провозвестил:
– Тебя восславляем, верховный владыка Понта Эвксинского, а по-нашему – Чёрного моря!
– Тебя восславляем, Днепр Славутич, батюшко! – подхватил удалец Синеус.
И сияли вокруг вольные волны днепровские. И сидела на ветвях священного дуба вещая птицедева, пела божественную песнь.
Но видел и слышал её только отрок Янь.
Жертвоприношение в глубокой древности было главным религиозным обрядом.
До сих пор, оставляя на могилках в родительский день остатки нашей трапезы, мы следуем древнему обычаю – чествуем предков бескровной жертвой. Колядки на Рождество, на Новый год и в Крещение – тоже воспоминания о прежних языческих жертвоприношениях.
Живая и мёртвая водаСпасительная влага
Жил на свете царь, и было у него три сына. Да вот беда: стал он к старости слепнуть. И послал сыновей за целебной живой водою. Разъехались они в разные стороны.
Долго ли, коротко ли – оказался младший сын, Иван-царевич, у двух гор высоких, стоят те горы вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки они ненадолго расходятся, но вскоре опять сходятся. А промеж тех гор бьёт из земли вода живая и мёртвая.
Ждал-пождал царевич у гор толкучих, когда они расходиться станут. Вот зашумела бу