Н. Ф. Котляр считает, что эти слова принадлежат летописцу Данила, который был реалистом, хорошо понимал хитромудрое сплетение современной политики и, следовательно, написал их в расчете на восприятие галицкими боярами.[648] Мне кажется такое объяснение чересчур сложным и современным. Перед нами ведь не открытое послание к галицкому боярству, а завещание умирающего князя, его последняя воля. Она вовсе не противоречила праву Данила на унаследование галицкого стола, за которое ему придется еще долго бороться. Замечание, что желанной предсмертной встрече Мстислава с Данилом помешал галицкий боярин Глеб Зеремеевич, указывает на то, что автор статьи был в курсе той закулисной борьбы, которая велась вокруг вопроса о наследовании галицкого стола. Конечно, таким информированным лицом мог быть только летописец Мстислава.
Записи Мстиславова летописца отчетливо прочитываются в статьях 1218 и 1219 гг., где речь идет о борьбе Мстислава с венгерским воеводой Филей. Подробности рассказа свидетельствуют о том, что он был составлен лицом если и не участвовавшим в походах Мстислава против Фили, то, несомненно, хорошо знавшим о них со слов очевидцев. К тому же записан по горячим следам. Это видно хотя бы из следующего отрывка: «Наутрѣя же, на канунъ святой Богородици приде Мьстиславъ рано на гордаго Филю, и на Угры с Ляхы и бысть брань тяжка межи ими и одолѣ Мьстиславъ, бѣгающим же Угромъ и Ляхомъ, избьено бысть ихъ множьство и ять бысть величавыи Филя паробкомъ Добрыниномъ».[649]
После выигранной битвы Мстислав пошел к Галичу и взял его, пленив при этом королевича Андрея. Вскоре сюда прибыл и Данило. Судя по ироничному замечанию летописца, он должен был участвовать в битве за столицу Галичины, но пришел, когда ею уже овладел Мстислав, к тому же с небольшой дружиной. «Даниловы же приѣхавшю в малѣ дружинѣ с Демьяномъ тысячскымъ, не бѣ бо приѣхалъ во время то, потом же приѣха Данилъ ко Мстиславу».[650] Конечно, такое опоздание не украшает Данила и вряд ли его летописец стал бы отмечать такую пикантную подробность.{22}
Завершается статья своеобразным гимном великодушию Мстислава. Он не только не казнил мятежного боярина Судислава, которого схватили княжеские слуги, но простил его, оказал великую честь, и дал ему в управление Звенигород. «Мьстиславу же вѣровавшю словесемь его (Судислава. — П. Т.) и честью великою почтивъ его, и Звенигородъ дасть ему».[651] Ни о какой неосмотрительности Мстислава, как казалось В. Т. Пашуто, в летописи нет и слова.
Параллельно с записями Мстиславова летописца в летописи идут сообщения, несомненно принадлежащие летописцу Данила. Позднейшим редактором они объединены в единую повесть, однако их самоценность вполне прочитывается. Центральной фигурой в них выступает Данило. Летописец не навязчиво, но последовательно героизирует молодого князя. Когда Мстислав отказал ему в помощи против Лешка Краковского, состоящего с галицким князем в союзных отношениях, Данило, вместе с братом Васильком идут в поход самостоятельно и возвращают отнятые ранее волынские земли. «Данилу возвратившуся к домови, и ѣха с братомъ, и прия Берестии, и Угровескъ, и Верещинъ, и Столпье и всю Украину».[652] Лешко пытался восстановить статус-кво, но Данило, направив против вторгшихся в Побужье поляков свои дружины, водимые знатными владимирскими боярами Гаврилом Душиловичем, Семеном Олуевичем и Васильком Гавриловичем, успешно отразил его претензии. Летописец с гордостью заметил, что дружины Данила вернулись во Владимир «с великою славою».
Этот первый самостоятельный успех Данила, рассказанный в Ипатьевской летописи под 1213 г., в действительности имел место в 1219 г. В этом же году Данило женится на дочери Мстислава Анне, а его мать постригается в монастырь, видимо решив, что ее опека сыну больше не нужна.
В следующей военной кампании, в которой Данило участвовал по просьбе Мстислава, он также проявил себя с наилучшей стороны. В битве под Галичем смело врубился в самую гущу схватки, а затем целое поприще преследовал своих врагов. И хотя Данило, как пишет летописец, был еще молод, он «показа мужьство свое». За эту победу Мстислав Мстиславич наградил Данила ценным рыцарским подарком — он отдал ему своего боевого коня. «Мьстиславъ же великую похвалу створи Данилови. И дары ему дасть великыи, и конь свои борзый сивый».[653]
В 1221 г. Данило и Василько Романовичи осуществили поход на Белзское княжество, который был своеобразной карательной акцией против князя Александра, за его отступление от союза с владимирскими князьями. Летописец замечает, что Романовичи «попленили» всю землю и не оставили там «камня на камне». Только вмешательство Мстислава спасло Александра от большей беды. «Мьстиславу же рекшу: „Пожалуй брата Олександра“. И Данилъ воротися в Володимерь».[654]
Продолжение темы противостояния Данила и белзского князя Александра находится в статье 1225 г. Как свидетельствует хронология М. С. Грушевского, здесь дата смещена всего на один год, а поэтому речь в ней идет о событиях 1224 г. По свидетельству летописца Данила, воспользовавшись каким-то несогласием Мстислава с зятем, Александр подговорил галицкого князя выступить в поход на Владимир. Данило предпринял энергичные встречные действия. Заручился поддержкой польского князя Лешка Краковского и вместе с ним разгромил Александров полк, направлявшийся в помощь галичанам. Узнав об этом, Мстислав срочно отступил в Галич. Тем временем Данило и Лешко произвели значительное опустошение в Галицкой земле: «Плени всю землю Бельзеськую и Червеньскую».[655]
Далее летописец раскрывает причину столь необычного шага Мстислава. Оказывается, Александр уверил, что Данило хочет его убить: «Реши яко зять твои убити тя хочеть».[656]
С этим известием он отправил к Мстиславу посла Яна, однако вскоре выяснилось, что это не что иное, как клевета белзского князя: «Познавшимъ же всѣмъ княземь Александрову клевету, Яневу лжю».{23} За это он заслуживал лишения волости, но всегда прощающий своих врагов Мстислав не сделал этого. Зато повинился перед Данилом, принял его с любовью и одарил богатыми подарками, среди которых был и «конь свои борзый Актазъ, якого же в та лѣта не бысть».[657] После этого между князьями был заключен мир в Перемиле.
Вероятно, летописцу Данила принадлежит запись о раскаивании Мстислава в том, что он отдал Галич не Данилу, а королевичу Андрею. Об этом галицкий князь рассказал тысяцкому Данила Демяну, прибывшему к нему с поручением своего князя. Речь Мстислава производит впечатление нового завещания, но теперь уже в пользу Данила. Цитируемый ниже текст дает основание для такого предположения.
«Сыну сгрѣшихъ, не давъ тобѣ Галича, но давъ иноплеменьнику. Судислава лѣстеца свѣтомъ обольсти бо мя. Аж Богъ восхочеть, поидивъ на ня, азъ всажу Половци, а ты своими. Аще Богъ дасть его нама, ты возьми Галичь, а азъ Понизье».[658]
У нас нет оснований подозревать летописца Данила в сочинении этих слов. Наверное, Мстислав их действительно произнес. Однако, может быть, более важным здесь представляется то, как они преподнесены в летописи. Мстислав не только изменил завещание, но еще и намеревался вместе с Данилом исправить свою ошибку. А чтобы у читателя не возникло сомнения в истинности его слов, летописец уверяет, что сказаны они в разговоре с Демяном, то есть при свидетеле. Конечно, этот краткий рассказ не случаен в летописи Данила. Он крайне важен как юридическое основание для его претензий на галицкий стол.
Анализ статей за 1218–1228 гг., с их своеобразной двойной экспозицией, не оставляет сомнения в том, что перед нами не отдельная и самостоятельная авторская повесть о борьбе Данила за собирание Волынского отцовского наследия, а соединение двух повестей — Мстислава Удалого и Данила Галицкого. Б. А. Рыбаков объясняет сохранение элементов летописания Мстислава в составе летописи Данила родственными связями князей, в частности тем, что Данило был женат на дочери Мстислава Анне.[659] Думается, что и без этих связей летописец Данила не отказался бы от использования дополнительных источников для своей повести.
Нет сомнения, что оба источника повести создавались во время, близкое к описываемым событиям. Что же касается обьединенного текста, как он представлен в Ипатьевской летописи, то его появление следует, видимо, относить уже к галицкому периоду княжения Данила. В пользу этого свидетельствует, в частности, вставка в рассказ о сражении на Калке сюжета об особой роли в ней Данила Галицкого. Он смело повел на татар свой полк и врубился во вражеский строй. Был ранен, но, не замечая этого, продолжал храбро сражаться. Татары дрогнули, а Данило со своим полком бесстрашно избивал их. Летописец восхищается мужеством Данила, который «Бѣ бо дерзъ и храборъ от главы и до ногу его, не бѣ на немь порока».[660] Когда же чаша весов начала склоняться в пользу татар, Данило, «обрати конь свой на бѣгъ», то есть оставил поле боя.
Трудно сказать, сколько в этом рассказе правды. Возможно, все так и было, хотя киевский летописец этого частного эпизода не заметил и в своей повести о нем ничего не написал. Нет сомнения, что перед нами более позднее воспоминание самого Данила или же кого-то из его соратников по Калкскому сражению. Упомянув в нем Мстислава Немого (Ярославича), сражавшегося рядом с Данилом, летописец замечает, что это тот самый князь, который передал перед смертью свою отчину (Луцкое княжество) Данилу. «Ему же поручивше по смерти свою волость, дая князю Данилови».