Так, в самом первом заседании шестичленной комиссии уже поднят был вопрос о том, чтобы о. Иларион, как сторонник русских монахов, был выведен из заседания собрания эпитропов. Только заступничество о. Герасима помешало эпитропам привести в осуществление свое несправедливое намерение. Вслед за тем, когда были окончены приготовления к заседаниям, избраны депутаты по восьми человек с каждой стороны и объявлен краткий перерыв, то посланники протата не остались в нейтральной комнате – архандариконе (гостиной), как это следовало сделать, а удалились на греческую половину и там имели с греками продолжительное совещание при закрытых дверях. Это поведение судей не понравилось русским, и они выразили желание переговорить с игуменом Герасимом, но им в этом наотрез отказали. На вечернем заседании того же дня постановлено было, чтобы уполномоченные русских и греков письменно изложили свои требования и представили их к утреннему заседанию следующего дня. Однако, когда 22 числа утром русские уполномоченные представили свои требования, то эпитропы протата объявили им, что они не намерены делать полного расследования, что они лишь донесут обо всем, что они видели в монастыре, протату, который уже примет зависящие от него меры к успокоению недовольных, Девятичленная комиссия, открывшая свои заседания с 23 апреля и занимавшаяся расследованием всех поводов к спорам с начала 1857 года, действовала не так, как того требовали в руках ее находящиеся доказательства, а сообразно с теми указаниями, которые получила заранее из Кареи от протата. Высшую степень несправедливости и пристрастия по отношению к русским эта комиссия проявила при составлении нового устава (κανονισμός) совместной жизни греков с русскими в Пантелеимоновском монастыре. В этом канонизме, состоявшем из 22 параграфов и обнародованном 14 мая 1874 года, мы читаем следующие, между прочим, любопытные пункты:
«1) Сей священный монастырь св. славного великомученика Пантелеймона, называемый русский, был, есть и будет греческий.
2) Игумен сего священного монастыря, как издревле, так и навсегда будет грек, верноподданный державы Оттоманской империи.
3) Количество русских братий определяется, чтобы впредь на одну треть меньше всегда существующего количества греков.
4) Должна быть устроена обща я касса, вн утри которой дол жен положиться весь до сего времени находившийся в руках русских, неизвестный грекам, денежный капитал обители и всякое другое имение, которое в будущем приобретено».
В конце 4 пункта: «Братиям русским дозволяется ради языка иметь духовника своего отдельно, только для чисто духовных предметов, и назначаемого и удаляемого самим игуменом».
Достаточно этих пунктов, чтобы можно было сказать, что этому канонизму не могло быть никакой будущности. И действительно, русские монахи представили свои возражения на этот канонизм данной комиссии ранее даже истечения два дцати четырех часов, на значенных комиссией на это. Но, когда комиссия, пораженная быстротою ответа, отказалась принять возражения со стороны русской братии, то на следующий день 16 мая эти возражения чрез особых делегатов были отправлены в Карею. Отцы, заседавшие в киноте, молча выслушали заявление русских депутатов и не приняли от них самых возражений. Делегаты положили нераспечатанную бумагу на стол и удалились в монастырь объявить о полной безуспешности своей.
Русское братство Пантелеимоновского монастыря ясно видело теперь, что на Афоне оно не найдет правды и удовлетворения своим законным требованиям, а посему решилось спор с греками перенести на суд Великой Церкви. С этою целью оно избрало из своей среды более практичных и умных делегатов, поставив во главе их уже находившегося в то время в Константинополе о. Макария, снабдило их нужными бумагами и необходимыми полномочиями и отправило их в Константинополь изложить всю суть дела пред Патриархом Иоакимом II и собором клириков и мирян при нем[187]. Греческое братство Пантелеимоновского монастыря сделало то же самое: оно со своей стороны послало в Константинополь своих делегатов.
Таким образом, арена борьбы русских с греками переносится в Константинополь и сосредоточивается в Патриархии в заседаниях Св. Синода и смешанного совета[188] при Вселенском Патриархе, в русском посольстве, в подворье русского Пантелеимоновского монастыря в Галате и на страницах константинопольских газет, чрез которые отголоски ее проникают в местное общество, живо интересовавшееся и с напряжением ожидавшее исхода этой борьбы. У нас под руками письмо одного современника, принимавшего деятельное участие во время греко-русского Пантелеимоновского процесса, адресованное к покойному профессору Киевской духовной академии Ф. А. Терновскому. В нем яркими красками изображается вся трудность положения русских афонских иноков в данный момент, с одной стороны, и то горячее участие русского посла в Константинополе Н. П. Игнатьева, которое он принимал в их судьбе, с другой.
«Март, апрель и май прошли в самом беспокойном состоянии, – говорится в этом письме, – и мы были в натянутом, трудном и скорбном состоянии. Решение протата было столь пристрастно к национальности и так несправедливо, что русские должны были войти в протест и подать жалобу Святейшему Патриарху, вследствие чего в конце мая приехал сюда (т. е. в Константинополь) наш архимандрит о. Макарий, а в начале июня – о. Азария и я (т. е. о. Пантелеймон) с некоторыми братиями. Дело наше, пустое само по себе, развиваясь и смешиваясь с другими вопросами, приняло весьма обширные размеры, так что в конце концов оказалось, что мы имеем дело не с протатом только, но и с синодом патриархата, даже с целою нациею, возбужденною до крайнего ожесточения газетным громом в течение последних пяти-шести лет. Желание наше разделиться с греками: им уступить приморский Руссик, а себе отстроить нагорный или наоборот, – представило вопрос весьма трудный и почти неудобоисполнимый[189], а потому дело наше более месяца было совершенно без движения и только во второй едва-едва было рассмотрено. При рассмотрении происходили довольно жаркие прения, доходившие до разделения мнений[190], и бомбардировка была серьезная. Наконец, после разногласий в собрании и доказательств, представленных с нашей стороны, члены синода к смешанной комиссии (из мирских членов, имеющих право не согласиться и не принять патриаршего решения) пришли к заключению, что русским нельзя отказать иметь монастырь на Афоне. Оставалось только проверить акты, на кои ссылались мы в прошении, – есть ли они и какие именно, но в это время подвернулось иерусалимское дело (о возбуждении арабов кем-то из служащих в русском агентстве в Акре), которое было принято здесь горячо и в соединении с нашим представило страшное, по обаянию всей греческой нации, слово: филитизм, и отодвинуло наше дело на неопределенное время с опасностью принять противоположный оборот. Если бы не искреннее участие русского посла, столь для нас неоценимо-благодетельное, то не только бы просьба наша и все, хотя и фактические доказательства не имели [бы] никакого значенья и остались [бы] без удовлетворенья, то греки выгнали бы нас с Афона, в чем и состояла главная задача всех притеснений и обид, сделанных ими русским. Замысел этот у них давний, и план вытеснения русских с Афона составлен был еще в прошлый год здесь комиссиею, от чего наши греки (т. е. пантелеимоновцы) и члены протата и действовали так смело.
Но, наконец, на днях последовало такое решение, которое, впрочем, в следующем заседании может измениться, как это и случалось уже не раз): нашего о. архимандрита Макария утвердить игуменом (не разделяя нас с греками) и послать с ним двух архиереев для введения его в полные права с тем, чтобы всех привести в его повиновение, а кто не захочет, того смирить, т. е. заставить против воли или удалить из обители. Следовательно, решение вполне в пользу нашу, и чего бы желать больше? Но это можно сказать тогда, когда бы дело было не с греками. В этом решении показано только наше любочестие и т. п., но в сущности греки могут не ныне, так завтра открыть свои притязания и выгнать нас из монастыря даже и с игуменом нашим. И это не догадка. Мы не раз слышали о совещании их между собою, что нужно успокоить русских, пока послом в Константинополе г. Игнатьев, а когда не будет г. Игнатьев, тогда можно поступить с русскими, как угодно, ибо никто[191]за них прежде не заступался, никто не заступится и после»[192].
Быстрому, конечно, сравнительно и благоприятному для русских иноков на Афоне окончанию греко-русского Пантелеимоновского процесса в Константинополе, помимо настойчивости и энергии со стороны русских делегатов, направлявших все усилия, чтобы отстоять свои права на монастырь и на место себе среди святогорских насельников других наций, а также сильной поддержки русских интересов со стороны могущественного в эту пору в Константинополе русского посла Н. П. Игнатьева, помогли немало и обстоятельства, случившиеся в стенах обители св. Пантелеймона. 8 мая 1874 года скончался на 103 году от рождения игумен Герасим. Греческие делегаты стали просить Вселенского Патриарха, чтобы он немедленно отправил в монастырь одного из своих синодских архиереев в качестве наместника. Эта мера, по их мнению, необходима была в видах предупреждения и устранения могущих произойти в монастыре замешательств и беспорядков, но втайне они льстили себя надеждою иметь на своей стороне в монастыре одного лишнего единомышленника. Но их план неожиданным для них образом был разрушен телеграфною депешею на имя Вселенского Патриарха, извещавшею, что в монастыре впредь до избрания нового игумена правит всеми делами составленная смешанная эпитропия из греков и русских. Со стороны греков избран о. иеродиакон Иларион, а со стороны русских о. духовник Иероним и эконом о. Павел.