[291], старец Азария[292], духовник Иероним, иеромонах Арсений (бывший заведующий афонским Пантелеимоновским подворьем в Москве), миссионер иеромонах Арсений и игумен Парфений (бывший Переяславский). Затем внесли свои литературные лепты в афонскую сокровищницу покойный о. архимандрит Макарий[293], здравствующий монах Аркадий, о. грамматик и библиотекарь Матвей, монах Михаил (бывший после архимандритом Казанской Раифской пустыни), архимандрит Паисий[294] (начальник неудавшейся Абиссинской миссии), о. иеромонах Владимир, монах Селевкий и монах Пантелеймон (впоследствии архимандрит Киренского Тобольского монастыря).
Из названных отцов – афонских иноков, труды которых издавались русским Пантелеимоновским монастырем, совершенно новыми личностями для наших читателей являются только о. иеромонах Владимир и монах о. Аркадий. Первый, новгородской губернии уроженец, человек молодой, весьма начитанный в святоотеческой литературе, симпатичный по характеру, с любовию и усердием исполнял свое послушание, которое заключается в заведовании и распоряжении из монастыря относительно монастырских изданий. О. Владимир постоянный и, можно сказать, единственный корреспондент с Афона в «Душеполезный Собеседник». Отдел в этом ежемесячнике под названием «Афонская летопись» принадлежит исключительно перу о. Владимира.
О. Аркадий почтенный старец из вятских семинаристов. Замкнутый и весьма скромный от природы Аркадий остался в скромном звании простого инока в течение всей своей многолетней жизни в обители, отказываясь от рукоположения во иеромонахи, не раз ему предлагаемого старцами обители. Глубокий знаток древнегреческого языка и прекрасный каллиграф, он весь свой досуг от молитв и иноческих подвигов посвящает келейным книжным занятиям. Его усердием не мало сделано переводов с древнегреческого языка для афонских изданий и славянских служб на греческий язык для типикарницы Пантелеимоновского собора и употребления в богослужебной его практике. О. Аркадий весьма искусный составитель служб и акафистов по разным случаям на церковно-славянском языке.
Что же касается остальных афонских иноков-писателей, то с биографическими сведениями большинства из них наши читатели ознакомлены в шестой главе настоящего очерка. Здесь же мы намерены остановить их внимание лишь на двух иноках-писателях – о. Селевкии и Пантелеймоне, которые выдаются из остальных афонских иноков и своеобразностию своей натуры и судьбою своих литературных детищ.
Об о. Селевкии мы говорили выше, как о сборщике милостыни в России, до поездки с тою же целию известного о. Арсения. В число иноков-писателей о. Селевкий помещен, потому что от него остались напечатанные им самим составленные записки под заглавием: «Рассказ святогорца схимонаха Селевкия о своей жизни и о странствовании по святым местам» (СПб., 1860). В Ярославле, во время пребывания с святынею «я, – пишет об этих записках Селевкий, – на боку лежучи, писал по ночам, на своей лежаночке, – больше на память, о том, что случилось со мной с самого детства, или от колыбели – до этой лежанки (с. 236). Некий «раб Божий» исправил эти записки и переписал набело. В этих записках очень много находится сведений об Афонской Горе и характеристик современных о. Селевкию иноков ее. Самый рассказ о событиях, им описываемых, отличается необыкновенным простодушием и откровенностью, граничащей с детской наивностью. Краткие характеристики знакомых ему афонских иноков, помимо своеобразного подбора тех или иных черт характера и образа жизни описываемой им личности, наивны до смешного и прямо соблазнительны для благочестивого читателя[295]. Не удивительно поэтому, что книжка эта, хотя и написана автором по просьбе «благодетелей» «в пользу русского Пантелеимоновского монастыря, особенно нуждавшегося в пособии», как напечатанная без благословения старцев, не была одобрена в обители и даже присуждена к сожжению. В настоящее время «Рассказ» о. Селевкия представляет «библиографическую редкость» даже на Святой Горе в обители.
«О. Пантелеймон, – пишет о. Селевкий, – молодой монах. Он из приказчиков. Простота его удивительная. Он любит читать, петь и писать, ко всем любезен, кроток и молчалив»[296]. В общем характеристика эта для молодых лет о. Пантелеймона довольно верная, но характер его резко изменился в период его возмужалости, когда, благодаря своим дарованиям, он, как главный секретарь монастырской канцелярии, приобрел некоторый вес и влияние на течение дел монастырских. Оказалось, что под личиной кротости, молчаливости и даже простоты скрывались далеко не симпатичные стороны его характера – гордость и непомерное честолюбие[297], заставившие его покинуть мирный Афон и искать удовлетворения в обителях нашей православной Руси. Желание его сердца исполнилось, и о. Пантелеймон скончался в сане архимандрита Киренского тобольского монастыря. Что касается отмеченной о. Селевкием в о. Пантелеймоне «любви к писательству», то она, можно сказать, была болезнию его, которую о. Иероним и о. Макарий в письмах к проф. Ф. А. Терновскому называли прямо «литературным зудом». О. Пантелеймон своими рукописями заваливал покойного Ф. А. Терновского и просил его исправлять и печатать, по личному выбору и где угодно. Он никогда не просил гонорара, но заказывал отдельные оттиски для раздачи своим благодетелям, у которых он собирал довольно солидные суммы на издание своих сочинений. Некоторые рассказы о. Пантелеймона о современных афонских подвижниках, после исправления их рукою Ф. А. Терновского, печатались частию в «Воскресном чтении», частию в «Киевских Епархиальных Ведомостях», а иногда и отдельными брошюрами. В рассказах своих о. Пантелеймон не был чужд наивности и легковерия, а посему производил на читателей Святой Горы не вполне благоприятное впечатление. В письмах старцев с Афона к покойному Ф. А. Терновскому часто встречаются просьбы поудержать ревность о. Пантелеймона к литературной славе. Но все попытки сдержать неистощимого любителя «писателя» разбивались о его упорство и не достигали своей цели, пока о. Пантелеймон не получил полный простор для своей литературной деятельности, сделавшись начальником упомянутой обители. Но писал ли что-нибудь о. Пантелеймон по выходе из состава братии Пантелеимоновского монастыря, мы, к сожалению, не можем сказать.
В видах расширения издательской деятельности, с одной стороны, а с другой – из желания послужить опять-таки делу народного образования своего отечества, старцы русского Пантелеимоновского монастыря много заботились о приведении в должный порядок и благоустройстве монастырской библиотеки и на это не щадили никаких жертв. Поэтому монастырская библиотека, состоявшая в начале поселения русских в обители в 1844 году всего только, как свидетельствовал покойный проф. В. И. Григорович[298], из 500 печатных книг и 60 рукописей, достигла ныне весьма почтенных размеров: в ней считается около 20 000 печатных книг и свыше тысячи рукописей. Пополнение библиотеки продолжается, благодаря усердию и любви к книжному делу нынешнего библиотекаря о. Матвея. Растут оба отдела ее, и книжный и рукописный: монастырь выписывает много книг из-за границы и из России и не упускает случая приобретать рукописи, как бы велика ни была просимая за них цена. Благодаря всему этому, библиотека русского Пантелеимоновского монастыря, приведенная в образцовый порядок, может быть поставлена ныне наряду с лучшими святогорскими библиотеками Ватопеда и лавры св. Афанасия, и благодаря редкому и поистине русскому гостеприимству нынешних ее владельцев, по первому желанию своих гостей открывающих ее двери, она, можно сказать, единственная на Святой Горе. Русские ученые вполне оценили эти преимущества библиотеки русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне и с удовольствием нередко проводят близ нее, под гостеприимным кровом обители, свои летние каникулы. Желание этих ученых – одно, чтобы описание рукописей этого монастыря, составленное о. библиотекарем, увидело бы свет Божий в возможно скором времени.
Наконец, тому же святому делу народного образования в нашем отечестве русская Пантелеимоновская обитель не мало послужила и путем денежных пожертвований на нужды наших духовно-учебных заведений в губерниях московской, петербургской, херсонской, на Кавказе и в других губерниях нашего отечества. Все наши просветительные миссионерские общества, благотворительные и т. п. получали вспомоществования от русского Пантелеимоновского монастыря, и игумен его считается постоянным членом. Мы не уполномочены объявить те цифры, какие обитель ежегодно жертвует на это святое дело служения благу Отечества, хотя некоторые из этих крупных цифр нам и известны. Впрочем, эти десятки тысяч, которые мы могли бы назвать здесь, едва ли показались бы достаточными для тех «из современников века сего», которым монастырские кассы кажутся бездонными, а крестьянские копейки, жертвуемые в монастыри, несметными сокровищами… Что же касается истинно-просвещенных русских людей и настоящих радетелей нашего народного просвещения, то для них заслуги этой обители были несомненны. Покойный архиепископ Херсонский Никанор, ходатайствуя о награждении о. Макария орденом св. Анны второй степени, полученным им всего за несколько месяцев до смерти, мотивировал свое ходатайство пред Св. Синодом заслугами его в деле религиозного и духовно-нравственного просвещения русского народа.
В заключение настоящей главы считаю весьма нелишним коснуться и закулисной стороны просветительно-издательской деятельности русского Пантелеимоновского монастыря. Здесь нас лично, впрочем, интересуют не материальные затраты монастыря на вышеуказанные издания, хотя эти затраты немалочисленны и не лишены поучительности, не те бесконечные хлопоты и труд