. Т. Виноградова состоялась длительная трехмесячная поездка сказителя по российским и зарубежным городам.
Концерты И. Т. Рябинина начались в марте в столице: Русское географическое общество, Соляной городок, Мраморный дворец, где былинщик пел перед президентом Академии наук великим князем Константином Константиновичем, квартира генерал-адъютанта графа И. И. Воронцова-Дашкова — вот места, где довелось исполнять свои старины И. Т. Рябинину. И, наконец, 24 марта сказитель пел в знаменитом Малахитовом зале Зимнего дворца для Николая II и его семьи.
Для царской фамилии присутствие при пении крестьянского сказителя не было только удовлетворением определенного любопытства, но и политическим жестом. Император всероссийский демонстрировал обществу свое понимание значимости русской народной культуры. Формула "самодержавие, православие, народность", выдвинутая в 1832 году графом С. С. Уваровым, продолжала оставаться краеугольным камнем внутренней политики царствующего дома в начале XX века. Самодержец российский не упускал возможности показать свое радение о народе в лице олонецкого крестьянина И. Т. Рябинина. Отсюда и пожалованная сказителю золотая медаль, и часы с изображением государственного герба.
Из Петербурга И. Т. Рябинин и П. Т. Виноградов выехали в Киев. Это были первые "гастроли" северорусского былинщика в городе, который является эпическим центром русского народа. И громадное идейно-художественное значение былинного Киева И. Т. Рябинин отлично понимал. Он говорил: "Вот я много пою о стольном Киеве, а сам-то Киев никогда и не видал. Очень бы хотелось побывать в Киеве".
На одном из киевских вечеров присутствовал гастролировавший там Ф. И. Шаляпин, "с большим вниманием, — как сообщала местная газета "Киевлянин", — слушавший русского рапсода". Ф. И. Шаляпина на концерт И. Т. Рябинина привело не простое любопытство, а профессиональные интересы. Одной из любимых его опер была народная музыкальная драма М. П. Мусоргского "Борис Годунов". В этой опере в последней сцене (под Кромами) композитор использовал мелодию былины "Вольга и Микула", слышанной им в 1871 году от Т. Г. Рябинина. Это тот самый напев, о котором В. В. Стасов с восхищением писал Л. Н. Толстому: "Мусоргский употребил один великолепный — вот уж подлинно — архивеликолепный — мотив его (Т. Г. Рябинина. — Т. И.) в своего "Бориса Годунова". Это у него поют иноки Варлаам и Мисаил (помните, по Пушкину и Карамзину), когда идут поднимать народ против Бориса. Я Вам скажу, это такой мотив, что просто ума помраченье! И как выходит на сцене, — немножко с оркестром, который чуть-чуть то там, то сям притронет! Кабы Вы все это знали, кабы Вы все это слышали!" Таким образом, Ф. И. Шаляпин был уже косвенно знаком с рябининским музыкальным творчеством и даже сам пел партию Варлаама. Весьма знаменательно, что накануне выступления И. Т. Рябинина Ф. И. Шаляпин участвовал как раз в спектакле "Борис Годунов", где исполнял заглавную роль; а через два дня ему предстояло петь Варлаама: в сборном спектакле давалась сцена "В корчме". Великому певцу, без сомнения, было интересно услышать, как звучит рябининский напев в подлинном фольклорном исполнении. Так на концерте в Киеве встретились два начала, цементирующие русскую культуру, — народное и профессиональное.
Затем состоялись столь же успешные выступления сказителя в Одессе, откуда И. Т. Рябинин отправился в Константинополь, где он пел у русского посла. Потом были Болгария, Сербия, Вена, Прага, Варшава. За границей Иван Трофимович был поражен тем, что здесь его "разумеют" и "старинки его хвалят". Искусством русского былинщика восхищались болгарский писатель Иван Вазов и поэт Дмитрий Каравелов, крупнейший славист академик Ватрослав Ягич, будущий президент Сербской Академии наук А. Белич.
Гастроли И. Т. Рябинина прошли с триумфом. Сказитель, усталый и довольный, возвратился в родные Гарницы и... оказался опять надолго забытым наукой и обществом.
Со смертью Ивана Трофимовича рябининская эпическая традиция не прервалась. Преемником сказителя стал его пасынок Иван Герасимович Андреев (1873-1926). В историю фольклористики он вошел как Рябинин-Андреев. И по праву: ведь былины, которые он пел, вели свою "родословную" от Т. Г. Рябинина. Фольклористы встретились с И. Г. Рябининым-Андреевым в 1921 году, когда ему было уже 48 лет. В 1920-1921 гг. в Институте слова, который занимался изучением живой речи, возникла дискуссия об особенностях исполнения былин. Решено было пригласить послушать И. Т. Рябинина. За ним в Гарницы поехала одна из сотрудниц Института, А. И. Смирнова, но оказалось, что Иван Трофимович уже давно скончался. По счастью, выяснилось, что былины поет его пасынок. Его-то и привезла А. И. Смирнова в Петроград. А ведь встреча ученых с И. Г. Рябининым-Андреевым могла бы произойти намного раньше! В течение нескольких лет (1896-1899 и 1906-1914) он жил под Петербургом, в Колпине, и был рабочим знаменитого Ижорского завода. Рабочий — сказитель былин. Это уникальный случай в отечественной фольклористике.
Последним из былинщиков в семье Рябининых-Андреевых стал средний сын Ивана Герасимовича Петр (1905 -1953), В отличие от своих старших родственников он с самого начала был окружен вниманием ученых и общественности. Его былины публиковались в фундаментальном классическом сборнике А. М. Астаховой "Былины Севера" (Л., 1951) В 1940 году вышла отдельная книга "Былины П. И. Рябинина-Андреева". Сказитель много раз выступал в Петрозаводске, Ленинграде и других городах страны; был награжден орденом "Знак Почета"; принят в члены Союза писателей СССР. В общем, типичная судьба советского сказителя, которому выпало счастье быть замеченным наукой.
В историю русской фольклористики Рябинины вошли как былинщики. Однако, без сомнения, они знали и другие, произведения устной поэзии. К сожалению, от старших Рябининых записывались только старины, сказки же прошли мимо внимания собирателей. Больше повезло П. И. Рябинину-Андрееву. Мы имеем несколько образцов его сказочного творчества.
Ряд сюжетов был зафиксирован также от Михаила Кириковича Рябинина. Михаил Кирикович является правнуком Трофима Григорьевича, внуком его второго сына Гаврилы. Магия словосочетания "Рябинин-Андреев" сказалась и на этом представителе знаменитой династии. В фольклористику он, не являющийся Андреевым, вошел как М. К. Рябинин-Андреев.
Литература:Ляцкий Е. Сказитель И. Т. Рябинин и его былины. — М., 1895; Виноградов П. Т. Сказитель И. Т. Рябинин и моя с ним поездка. — Томск, 1906; Чистов К. В. Рябинины // Чистов К. В. Русские сказители Карелии: Очерки и воспоминания. — Петрозаводск, 1980. С. 33-109.
Илья Муромец и Соловей-разбойник
Старый казак Илья Муромец
Поехал на добром коне
Мимо Чернигов-град.
Под Черниговом силушки черным-черно,
Черным-черно, как черна ворона.
Припустил он коня богатырского
На эту силушку великую,
Стал конем топтать и копьем колоть,
Потоптал и поколол силу в скором времени,
И подъехал он ко городу ко Чернигову.
Приходят мужики к нему черниговцы,
Отворяют ему ворота в Чернигов-град
И зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит им Илья таковы слова:
"Ай же вы, мужики черниговцы!
Нейду я к вам в Чернигов воеводою.
А скажите-ка мне дорогу прямоезжую,
Прямоезжую дорогу в стольно Киев-град".
Говорили ему мужички черниговцы:
"Ай же, удаленький дородний добрый молодец,
Славный богатырь святорусский!
Прямоезжею дорожкою в Киев пятьсот верст,
Окольною дорожкою — цела тысяча.
Прямоезжая дороженька заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела;
Серый зверь тут не прорыскивает,
Черный ворон не пролетывает.
Как у тоя у Грязи у Черныя,
У тоя у березы у покляпыя,
У славного креста у Леванидова,
У славенькой у речки у Смородинки,
Сидит Соловей-разбойник Одихмантьев сын,
Сидит Соловей во сыром дубу,
Свищет Соловей он по-соловьему,
Воскричит-то он, злодей, по-звериному:
Темны лесушки к земле преклоняются,
Все травы-муравы уклетают,
Лазуревы цветочки отсыхают,
Что есть людюшек, все мертвы лежат".
Илья Муромец спущал коня он богатырского,
Поехал по дорожке прямоезжия,
Брал он в руку плеточку шелковеньку,
Бил коня он по тучной бедры,
Вынуждал коня скакать во всю силушку великую.
Пошел его добрый конь богатырский
С горы на гору перескакивать,
С холмы на холму перемахивать,
Мелки реченьки, озерка между ног спущать.
Подбегает он ко Грязи той ко Черныя,
Ко славныя березы ко покляпыя,
Ко тому кресту ко Леванидову,
Ко славненькой речке ко Смородинке.
Как засвищет Соловей-разбойник Одихмантьев сын,
Засвистал-то Соловей по-соловьему,
Воскричал злодей разбойник по-звериному:
Темны лесушки к земле поклонилися,
Что есть людюшек, мертвы лежат,
Ильи Муромца добрый конь потыкается.
Он бил коня по тучной бедры,
Бил коня, сам выговаривал:
"Ай же ты, волчья сыть, травяной мешок!
Ты идти не хошь, али нести не можь?
Не слыхал ты, видно, посвисту соловьего,
И не слыхал ты покрику звериного,
И не видал, видно, ударов богатырских,
Что ты, собака, на корзне потыкаешься!"
Становил коня он богатырского,
Свой тугий лук разрывчатый отстегивал
От правого от стремечка булатного,
Накладывал-то стрелочку каленую,
И натягивал тетивочку шелковеньку,
Спущал-то он в Соловья во разбойника,
Вышиб ему правое око со косицею,
Пал-то Соловей на сыру землю.
Старый казак Илья Муромец
Пристягнул его ко правому ко стремени.
Ко правому ко стремечку булатному.
Он поехал по раздольицу чисту полю,
Ко этому ко гнездышку к соловьему.
И со этого со гнездышка соловьего
Усмотрела его болына дочь Невеюшка,