Скакал его-то конь богатырскиий
Во всю-то пору лошадиную.
Молодой Добрынюшка Микитинец,
Приехал он на свой на широкий двор,
Он скорешенько сходил со добра коня,
Он оставил коня по двору похаживать,
Сам он шел в палату белокаменну
Во свою во комнату во богатырскую.
Пришел к своей ко родителю-матушке,
Ко честной вдовы Офимье Александровны,
Понизешенько он ей поклоняется:
"Здравствуешь, честна вдова Офимья Александровна!
Я приехал со раздольица чиста поля;
Вчерась мы с Добрынюшкой в чистом поле разъехались:
Добрынюшка поехал ко Царю-граду,
Меня послал ко стольну Киеву;
Поклон послал Добрынюшка Микитинец,
Велел к тебе заехать на широкий двор,
Сходить тебе велел на погреба глубокие,
Подать велел лапотики шелковые,
Подать велел платьице скоморовчато
И подать велел гуселышка яровчаты;
Сходить велел он мне-ка-ва на почестный пир
Ко славному ко князю ко Владимиру,
И ко смелому к Олешеньке Поповичу,
И к молоды Настасьи Микуличной".
Говорила честна вдова, сама заплакала:
"Ай же ты, мужик-деревенщина!
Во глазах ты, мужик, насмехаешься,
И во глазах ты, собака, подлыгаешься:
Есть бы была эта славушка на святой Руси,
Что есть-то жив Добрынюшка Микитинец,
Да он ездит по раздольицу чисту полю,
Не дошло б тебе, мужику, насмехатися
Над моим двором над вдовиныим.
Во глазах собаке подлыгатися".
Он опять говорит ей, поклоняется:
"Вчерась мы с Добрынюшкой в чистом поле разъехались:
Добрынюшка поехал ко Царю-граду,
Меня послал ко стольну Киеву;
Поклон послал Добрынюшка Микитинец,
Велел к тебе заехать на широкий двор,
Сходить тебе велел на погреба глубокие,
Подать велел лапотики шелковые,
Подать велел платьице скоморовчато
И подать велел гуселышка яровчаты;
Сходить велел мне-ка-ва на почестный пир
Ко славному ко князю ко Владимиру,
И ко смелому к Олешеньке Поповичу,
И к молоды Настасьи Микуличной".
Говорила честна вдова таковы слова:
"Ай же ты, мужик-деревенщина!
Во глазах ты, мужик, насмехаешься,
И во глазах ты, собака, подлыгаешься:
Есть бы была эта славушка на святой Руси,
Что есть-то жив Добрынюшка Микитинец,
Да он ездит по раздольицу чисту полю,
Не дошло б тебе, мужику, насмехатися
Над моим двором над вдовиныим,
Во глазах собаке подлыгатися".
Третий раз говорит он, поклоняется:
"Честная вдова Офимья Александровна!
Мы вместе с Добрынюшкой грамоты училися,
Платьица носили с одного плеча,
И хлеба мы с Добрынюшкой кушали по-однакому.
Вчерась мы с Добрынюшкой разъехались:
Добрынюшка поехал ко Царю-граду,
Меня послал ко стольну Киеву,
Поклон послал Добрынюшка Микитинец,
Велел к тебе заехать на широкий двор,
Сходить тебе велел на погреба глубокие,
Подать велел лапотики шелковые,
Подать велел платьице скоморовчато
И подать велел гуселышка яровчаты;
Сходить велел он мне-ка-ва на почестный пир
Ко славному ко князю ко Владимиру,
И ко смелому к Олешеньке Поповичу,
И к молоды Настасьи Микуличной".
Сидит она и пораздумалась:
"Не прознал мужик-деревенщина
Святым духом, сам собой, про лапотики шелковые,
И про платьице скоморовчато, и про гуселышка яровчаты!"
Брала она золоты ключики,
Шла-то на погреба глубокие,
Принесла ему лапотики шелковые,
И платьице скоморовчато, и гуселышка яровчаты.
Как обул Добрынюшка лапотики шелковые,
Как и тут было;
Как надел на себя платьице скоморовчато,
Как и тут было.
Тут пошел Добрынюшка Микитинец
Ко князю ко Владимиру на почестей пир,
Пошел в палату белокаменну,
Не спрашивал ни придверников, ни приворотников,
И никаких сторожев строгиих могучиих,
И вшел прямо в палату белокаменну на почестей пир,
И садился близко печку близ кирпичную,
И зыграл он в гуселышка яровчаты:
Выигрывал хорошенько из Царя-града,
А из Царя-града до Иеросалима,
Из Иеросалима ко той земле Сорочинския.
На пиру игроки все приумолкнули,
Все скоморохи приослухались:
Эдакой игры на свете не слыхано
И на белоем игры не видано.
Князю Владимиру игра весьма слюбилася,
Стал Владимир-князь на резвы ножки,
Наливал-то он чару зелена вина,
Не малую стопу — полтора ведра,
И разводил он медами стоялыми,
Подносил к молодой скоморошине.
Молода скоморошина скорешенько ставал он на резвы ноги,
Брал он эту чарочку в белы руки,
Выпивал он эту чарочку одним духом,
И садился близко печку кирпичную;
И выиграл он в гуселышка яровчаты:
Выигрывал хорошенько из Царя-града,
А из Царя-града до Иеросалима,
А из Иеросалима ко той земле Сорочинской.
На пиру игроки все приумолкнули,
Все скоморохи приослухались:
Эдакой игры на свете не слыхано,
На белоем не видано.
Князю Владимиру игра весьма слюбилася,
И говорит он князю Олешеньке Поповичу:
"Олешенька Попович! Ставай-ка на резвы ноги,
Наливай-ка чару зелена вина,
Подноси-тко к молодой скоморошине".
Олешенька Попович ставал на резвы ноги,
Наливал-то он чару зелена вина,
Не малую стопу — полтора ведра,
Разводил медами стоялыми,
Подносил к молодой скоморошине.
Молодая скоморошина скорешенько ставает на резвы ноги,
Берет эту чарочку одной рукой,
Выпивает эту чарочку одним духом,
И садился он близко печку кирпичную;
И выиграл он в гуселышка яровчаты:
Выигрывал хорошенько из Царя-града,
А из Царя-града до Иеросалима,
Из Иеросалима ко той земле Сорочинскоей.
На пиру игроки все приумолкнули,
Все скоморохи приослухались:
Эдакой игры на свете не слыхано,
На белоем не видано.
Князю Владимиру игра весьма слюбилася,
И говорил Владимир таковы слова:
"Ай же Настасьюшка Микулична!
Наливай-ка чару зелена вина
И подноси-тко к молодой скоморошине".
Молода Настасья Микулична
Скорешенько ставала на резвы ножки,
Наливала она чару зелена вина,
Не малую стопу — полтора ведра,
Разводила медами стоялыми,
Подносила к молодой скоморошине.
Молода скоморошина скорешенько ставает на резвы ноги,
Берет эту чарочку одной рукой,
Выпивает эту чарочку одним духом, —
На ногах стоит скоморох — не пошатнется,
И говорит скоморох — не мешается.
Видит князь Владимир, что дело есть немалое,
Подходит к молодой скоморошине,
И зовет его он за единой стол:
"Садись-ка с нами ты за единый стол,
Перво тебе местечко подле меня,
А другое местечко подле князя Олешеньки Поповича,
А третье местечко избрай-ка себе по люби".
Говорил молодой скоморошина:
"Владимир-князь стольно-киевский!
Место не по люби мне подле тебя,
И не любо мне место подле князя Олешеньки
Поповича,
А любо мне место напротив молодой княгини
Настасьи Микуличной".
Засадился скоморошина за единый стол,
Напротив молодой княгини Настасьи Микуличной,
И говорил он князю Владимиру:
"Владимир-князь стольно-киевский!
Выпил я чарочку от князя от Владимира;
Позволь мне-ка налить чарочку зелена вина
И поднести князю Владимиру?"
Позволил Владимир-князь стольно-киевский.
Наливал скоморошина чарочку зелена вина
И подносил-то князю Владимиру;
Принимал Владимир чарочку одной рукой,
Выпивал чарочку одним духом.
Говорил молодой скоморошина:
"И выпил я чарочку от князя Олешеньки Поповича,
Позволь мне-ка налить еще чарочку зелена вина
И поднести князю Олешеньке Поповичу".
Позволил ему Владимир-князь стольно-киевский.
Наливал скоморошина чарочку зелена вина
И подносил князю Олешеньке Поповичу;
Принимал Олешенька чарочку одной рукой,
Выпивал чарочку одним духом.
Говорил молодой скоморошина:
"Поднес я чарочку князю Владимиру,
И поднес я чарочку князю Олешеньке Поповичу;
А позволь-ка мне налить чарочку зелена вина,
Поднести молодой княгине Настасье Микуличной?"
Позволил ему Владимир-князь стольно-киевский.
Наливал скоморошина чарочку зелена вина,
Разводил медами стоялыми,
И подносил Настасье Микуличной,
И в тую чарочку спустил обручный злачен перстень,
Которым перстнем они обручалися
С молодой Настасьею Микуличной.
Настасья Микулична скорешенько ставала на резвы ножки,
Принимала эту чарочку одной рукой
И стала пить эта чарочка зелена вина.
Говорил тут молодой скоморошина:
"Если хошь добра, так пей до дна,
А не хошь добра, так не пей до дна!"
Настасья Микулична, она была женщина не глупая,
Испила эту чарочку до донышка, —
К ея ко устам ко сахарниим
Прикатился ея злачен перстень.
Как возьмет она на правую на ручушку,
Со тыя со чарочки злачен перстень повытряхнет
И усмотрела свой обручный злачен перстень,
Которым перстнем обручалася
С молодым Добрынюшком Микитинцем.
Как она тяпнула чарочкой о золот стол,
Оперлася в него плечика могучия,
И скочила-то она через золот стол,
И берет его за ручушки за белые,
За его за перстни за злаченые,
И целовала его во уста сахарния,
И называла-то любимою сдержавушкой,
Говорила она речь ему умильную:
"Ай же свет моя любимая сдержавушка!
Молодой Добрынюшка Микитинец!
У баб волос долог, а ум коротенький:
Я не послушала твоего наказу богатырского,
Сделала я дело не повелено,
Побоялась я князя Владимира.
Стал ко мне Владимир похаживать,
Стал меня замуж; за Олешеньку посватывать,
И стал мне-ка Владимир-князь пограживать: