Сам спускал тетивочку шелковую,
А во тую ли стрелочку каленую.
Тут просвистнула стрелочка каленая
Да й попала в Соловья-разбойника,
Да й спустила Соловья с сыра дуба,
Из сыра дуба на матушку сыру землю.
Так тут старый казак Илья Муромец
Подъезжал он к Соловью близехонько,
Захватил он Соловья за желты кудри,
Заковал он ему да ножки резвые,
Завязал он Соловью да ручки белые,
Привязал ко стремени булатнему,
Сам поехал дорожкой прямоезжеей,
Прямоезжеей дорожкой в стольный Киев-град.
Так тут старому казаку Илье Муромцу
Случилось ехать мимо соловьина гнездышка.
А у этого Со́ловья-разбойника
Было три дочери любимые.
Посмотрела в окошечко тут старша дочь,
Говорит она да таковы слова:
"Наш-то батюшка сидит да на добром коне,
А везет мужика да деревенщину,
У правого стремени прикована".
Посмотрела в окошечко тут средня дочь:
"Наш-то батюшка сидит да на добром коне,
А везет мужика да деревенщину,
А у правого стремени прикована".
Посмотрела в окошечко тут младша дочь,
Говорит она да таковы слова:
"Ай, сестрицы мои да вы родимые!
А ведь окушком вы есть тупешеньки,
Умом-разумом вы есть глупешеньки, —
А сидит мужик да деревенщина,
А сидит мужик да на добром коне,
Наш-то батюшка у стремени прикованный.
Ай же мужевья наши любимые!
А берите-тка рогатинья звериные,
Да бегите поскореньку во чисто поле,
А убейте мужика да деревенщину".
Эти ли мужевья любимые
А брали рогатинья звериные,
Поскореньку выбегали во чисто поле.
Как завидел их Соловей-разбойничек,
Закричал тут Соловей да громким голосом:
"Ай же вы, зятевья мои любимые!
А бросайте с рук рогатинья звериные,
Подбегайте к добру молодцу близешенько,
Да берите-тко за рученьки за белые,
За его за перстни за злаченые,
Да ведите-тко его в соловье гнездышко,
Да кормите его ествушкой сахарноей,
Да попойте его питьицем медвяныим,
Да дарите ему дары драгоценные".
Этия ли зятевья любимые
Побросали с рук рогатинья звериные,
Подбегали к добру молодцу близешенько;
Хочут брать его за рученьки за белые,
За его за перстни за злаченые,
Провести его в соловье гнездышко.
Так тут старый казак Илья Муромец
Выдернул свою он саблю острую,
Отрубил у них да буйны головы.
Половину роет он серым волкам, ?
А вторую половину черным воронам.
А ведь сам себе да приговаривал:
"А не вам бы кус да и не вам поесть,
А не вам побить казака Илью Муромца".
Сам поехал дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
Приезжал ко князю на широкий двор,
Становил коня он посреди двора,
Сам идет в палаты белокаменные,
На пяту он двери поразмахивал,
А он низко всем да поклоняется,
А князю Владимиру в особину,
Его всем князьям да подколенныим.
А Владимир-князь да стольно-киевской
Только что пришел от поздней от обеденки,
Садятся за столички дубовые.
Говорит Владимир таковы слова:
"Ты откудошний, дородний добрый молодец?
Ты с какой земли да из какой орды,
Ты какого отца да ты есть матери?
Ты какого будешь род-племени,
А ведь как тебя да именем зовуть,
Удалого звеличают по отечеству?
А по имечку тебе ведь можно место дать,
По отечеству тебя пожаловать".
Говорит старый казак Илья Муромец:
"Есть я из города из Муромля,
Из того села да Карочирова,
Илья Муромец да сын Иванович.
А приехал я да во стольный Киев-град,
Послужить тебе я верой-правдою,
Защищать я буду веру православную".
Говорит тут князь Владимир стольно-киевской:
"Ай же, старый казак ты, Илья Муромец,
Ты какой дорожкой ехал в стольный Киев-град,
Прямоезжею или окольною?"
Говорит старый казак Илья Муромец:
"Ай же князь Владимир стольно-киевской,
А ведь ехал я из города из Муромля
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град".
Говорит тут князь Владимир таковы слова:
"Во глазах, мужик, ты насмехаешься —
Где тебе проехать дорожкой прямоезжеей:
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела,
Замуравела дорожка ровно тридцать лет.
Как у той ли реченьки Смородине,
Как у той ли грязи, грязи Черноей,
Как у той ли березоньки покляпоей,
У того креста да Леонидова
Сидит Соловей-разбойник Дихмантьев сын.
Как засвищет Соловей по-соловьиному,
Закричит собака по-звериному,
Зашипит проклятый по-змеиному,
Так все травушки-муравы уплетаются,
Все лазуревы цветочки отсыпаются,
Мелки лесушки к землям да приклоняются,
А что есть людей вблизи, — так все мертвы лежат".
Говорит старый казак да Илья Муромец:
"Ай же князь Владимир да стольно-киевской,
А ведь Соловей-разбойник на твоем дворе,
На твоем дворе да на моем коне,
А у правого стремени прикованный".
Так тут князь Владимир стольно-киевской
Со своими князьями да боярами
Выходили поскореньку на широкий двор
Посмотреть на Соловья-разбойника.
Как увидели Соловья-разбойника,
Говорит тут князь Владимир таковы слова:
"Ай же Соловей-разбойник Дихмантьев сын,
Засвищи-ка, Соловей, по-соловьиному,
Закричи, собака, по-звериному,
Зашипи, проклятый, по-змеиному".
Говорит ему Соловей-разбойничек:
"Ай же князь Владимир стольно-киевской,
Не у тя сегодня я ведь ел и пил,
Не тебя я буду слушаться".
Говорит ему казак Илья Муромец:
"Ай же Соловей-разбойничек Дихмантьев сын,
Засвищи-ка, Соловей, во по́лсвиста,
Закричи-ка, Соловей, во по́лкрика,
Зашипи-ка, Соловей, во по́лшипа".
Говорит ему Соловей-разбойничек:
"Ай же старый казак Илья Муромец,
Запечатались мои кровавы раночки,
А налейте вы мне чару зелена вина".
Так тут налили чару зелена вина,
Да не малую стопу — на полтора ведра.
Так тут Соловей-разбойничек Дихмантьев сын
Выпил эту чару зелена вина, —
Чуял свою скорую кончинушку,
Закричал Соловей во полный крик,
Засвистал Соловей во полный свист,
Зашипел проклятый во полный шип.
Так все травушки-муравы уплеталися,
Все лазуревы цветочки отсыпалися,
Мелки лесушки к землям приклонялися,
А что есть людей вблизи, — так все мертвы лежат.
А у князя с теремов высокиих
Все хрустальные стеколышки посыпались,
А Владимир-князь да стольно-киевской,
А он по двору да в круги бегает,
Куньей шубкою да укрывается.
Говорит казак да Илья Муромец:
"Ай же Соловей-разбойник Дихмантьев сын,
Что ты моего наказа не послушался?
Я велел свистеть тебе во по́лсвиста,
Я велел тебе кричать во по́лкрика,
Я велел тебе шипеть во по́лшипа".
Говорю ему Соловей-разбойничек:
"Ай же старый казак Илья Муромец,
А ведь чуял я скорую кончинушку,
Оттого свистал во полный свист,
Оттого кричал во полный крик,
Оттого шипел во полный шип".
Так тут старый казак Илья Муромец
Брал Соловья за белы руки
И повел на поле Кули́ково,
Положил на плаху на дубовую,
Отрубил ему да буйну голову,
Половину роет он серы́м волкам,
А вторую половину черным воронам.
Так ведь с той поры да с того времени
А не стало Соловья-разбойника
А на славной матушке святой Руси.
Да ведь тем былиночка покончилась.
Как было у вдовки у распашеньки девять сыновей, одна дочь
Как было́ у вдовки у распашеньки
Девять сы́новей да одинока дочь.
Девять сы́новей да во разбой пошли,
Во разбой пошли да во разбойнички,
Во денные ночные подорожнички.
Одиноку дочь замуж выдала
А за то ль за славно за синё море,
За того ль купца, купца заморского.
"Уж я год там жила, — не подумала,
А на дру́гой год чадо ро́дила,
А на третий годик стосковалася
Я у свёкрушка да у свекровушки,
Я у свёкрушка да подавалася,
А ведь с мужем мы да сговорилися.
Как тут сели мы да в малу лодочку,
Еще муж-то мой сел во веселушки,
А ведь я, млада, да во правильщички,
Чадо милое да ко белым грудям.
Как ведь сели мы да тут поехали.
Как проехали мы до среди́ моря́, —
Как с-под той ли западной сторонушки
Налетела тучка, тучка черная,
Тучка черная, сама бурливая,
А бурливая да сердитая.
Понесло тут нас да по синю́ морю́,
Понесло тут нас к крутому бережку,
Ко желтым пескам, ко мелким камешкам.
Как напали тут на нас разбойнички,
А денные ночные подорожнички,
Они мужа моего пристрелили,
Чадо милое да в воду бросили,
А меня младую во полон взяли́,
Во полон взяли да обесчестили".
А ведь все разбойнички да спать легли,
А один разоойничек он спать не лег,
Он пред образом да богу молится,
Богу молится, в грехах прощается,
А он горько так слезами уливается.
Тут разоойничек да стал братьев будить:
"А вставайте-тко, братцы родимые,
А вставайте, что мы понаделали?
А ведь зятя-то да мы пристре́лили,
А племянничка да в воду бросили,
А родну сестру да во полон взяли,
Во полон взяли да обесчестили".
Как вставали все братья-разбойнички,
А перед образом да боту молятся,
Богу молятся, в грехах прощаются,
А родной сестры да поклоняются:
"Ты прости, прости, сестра родимая,
А прости ты нас, что мы наделали:
Мужа твоего да мы пристре́лили,
А племянничка да в воду бросили,
А тебя младу мы во полон взяли,
Во полон взяли да обесчестили".
Говорит сестра да горько плакала: