И быдто птиченька, горюша, заблудящая,
И одиноко в лесах деревце шатучее.
И быдто вёшная вода да разливается,
И так тоска у мня, победной, разгоряется.
И сытой выточки, горюша, не едала
И крепка сну, бедна горюша, не сыпала.
И мне в осенну ночь кручина наб высказывать
И надо писарю ведь в летной день выписывать.
И у меня, да у бессчастной у головушки,
Уж ведь три поля кручинушки насеяно
И три озерышка горючих слез наронено.
Охти, мне, мне-ка, горюшице, тошнёшенько!
И не дай боже ведь того да не дай господи
И оставаться без надежныих головушек,
И возрастать да ведь сиротных малых детушек,
И приголубить-то сердечных столько некому,
И огрубить-то, досадить да дете́й есть кому.
И буйны ветрышки на детушек навеются,
И спорядные суседки поразжалятся
И нынь мне, да все кручинноей головушке:
"Самовольны твои детушки без немные,
И на ши́рокой на уличке дерливые,
И что солдатские дети́ да хлопотливые".
И тут я сгрустнуся, печальная головушка,
И уж я на́ своих сердечных своих детушек:
"И мне-ка дал господь, владыка многомилостливой,
И мне-ка на́ тоску детей да на заботушку,
И да мне на́ грехи детей да на остудушку".
И я раздумаюсь бессчастным своим разумом:
И куды класть-девать сердечных своих детушек?
И во работнички ль отдать — дети малёшеньки,
И в пастухи ли то отдать — дети глупёшеньки.
Приклоню лучше бессчастну буйну голову
И я ко светушкам ко братцам богоданныим,
И покорю свое ретливое сердечушко
И я ко милым ко ветляныим невестушкам,
Чтоб меня, бедну горюшу, не спокинули
И не спустили бы бессчастных моих детушек
И да их по́ миру-то, бедныих, шататися
И по подоконью, победных, столыпатися.
К братьям богоданныим:
И вы послушайте-тко, братцы богоданные!
И моя мила как любимая сдержавушка
И походил да как во службу государеву,
Не разорил вашей крестьянской он ведь жирушки
И не распродал ведь любимоей скотинушки,
И он оставил-то наследство своим детушкам.
Уже так мне-ка, горюшице, тошнёшенько,
И как вы детушек моих да приобидите,
И да вы грубныим словечком приогру́бите.
И кабы знали светы-братцы да вы ведали,
И каково да жить во службе государевой.
И отдали́ да кажет служба хорошохонька,
И как служить да ведь солдатьм трудно-тя́жело.
И туды светушки вы братцы не сдавалися
И от принемноей палаты удалялися —
И пожалели бы солдата горегорького
И своего да светушка́-братца родимого.
Уж как я, бедна кручинная головушка,
И по присутствиям, горюша, находилася
И во принемноей палаты настоялася,
И ретливо́ сердце́ мое да надрожалося.
И насмотрелася, кручинная головушка,
На бессчастных молодцев да неталанныих,
На бессчастных рекруто́в да на молодыих.
И не глядели бы победны ясны очушки,
И лучше б на свете бурлакушки не рожены
И во принемну бы палатушку не вожены.
И в один час да куды все у их девается,
И красота с лица у их да потерялася,
И вольна волюшка у их да миновалася.
И как повыстанут по утрышку ранёшенько,
И не с радости они да обуваются,
И не с ве́села они да умываются,
И не по разуму во платье одеваются.
И не дай господи на сем да на бело́м свете
И как служить да в грозной службе государевой!
Их повыведут на ши́року на у́личку
И порасставят середи двора да белого
И во шариночку солдатов новобраныих:
И да вы стойте-тко, солдатушки, прямешенько
И говорите-тко, солдаты, веселёшенько.
И как начальник кругом-около похаживат,
Уж он вострым тесаком идёт-позваниват,
И новобраныим солдатам выговариват:
"С руки на руку оружье перекидывайте,
И выше буйной головы ружье сдымайте-тко".
И отдали́ да командир стоит поглядает:
"Что солдатушки? Стоят ли — не шатаются ль?
Что оружьица у их? Да не мешаются ли?"
И как у этыих солдатов новобраныих,
И у их накрепко сердечушко подтянуто,
И у их наплотно ремни да призастегнуты.
И много видела печальна я головушка
И все на двух да на учетныих неделюшках.
И как была я в славном городе Петровском,
И нагляделась на солдатов новобраныих.
И у меня там, да у победной у головушки,
И перетрескало ретливое сердечушко,
Столько глядичи на красное на солнышко.
И не дай боже ведь того да не дай господи
Глядеть-смотреть да на бессчастныих солдатушков:
И горька жизнь да ведь солдатска подневольная,
И подневольна эта жизнь да подначальная.
И как не выйдешь-то, солдат да новобраной,
И без спросу-то на ши́року на у́личку,
И не поглянешь-то, солдат да новобраной,
И без докладу во косевчато окошечко.
И столько нет да им, солдатам, воли вольной
И не на владычной-то господень божий праздничек,
И не на светлое христово воскресеньице.
И на отдых да ведь солдатушкам — ученьице,
И на утехушку солдатам — сабли вострые,
И им на праздничек — оружия завоенные.
К братьям родным:
И вы послушайте-тко, братьицы родимые,
И мои милы соколочки златокрылые!
И пораздумаюсь бессчастным умом-разумом:
Как у меня, да у печальной у головушки,
И не пусты́ла хоть родима моя родинка,
И на приезды е ведь братьица родимые,
И на стретаньице ветляные нешутушки,
И угостят меня, горюшицу, по-прежнему.
И как дождусь да я владычна божия праздничка
И все на вашей на прогульноей на уличке,
И соезжаться станут добры эти людушки,
И прибираться будет род-племя любимое,
И соберу да я сердечных своих детушек,
И я пойду, бедна кручинная головушка,
И на свою да на родимую на родинку.
И не оденусь хоть во цветно я во платьице,
И не по-прежнему в любимую гюкрутушку,
И сиротой иду, горюша, бесприютной,
Уж я как вам да светушка́м-братцам родимыим.
И хоть увидите вы, братьица родимые,
И меня и́дучи по чи́стому по полюшку
И подходя ж да ко крылечику перёному.
И не убойтесь, светы-братьица родимые,
Уж как мо́его великого бессчастьица,
И не полохайтесь, невестушки-голубушки,
Да вы мо́его проклята бесталаньица.
И вы не стретьте-тко хоть на ши́рокой на у́личке,
И не заприте-тко новых сеней решетчатых,
И не задвиньте-тко стекольчатых околенок.
И уж вы добрыих людей да постыдитесь-ко.
И вы пустите в дом, крестьянску свою жирушку,
И до своей да до брусовоей до лавочки
И со сердечными со малыми со детушкам.
И я не го́лодна приду, бедна, не хо́лодна,
И не гля хлеба приду соли наеданьица,
И не гля сладкиих приду да упиваньицей.
Я приду, бедна кручинная головушка,
И на совет приду на крепкую на думушку,
И на роздий приду великоей кручинушки.
И когда преж сего да этой прры-времечки
И я ходила на родиму как на родинку,
И тут сердечушко мое да взвеселялось.
И как желанны были братьица родимые,
И как спацливые ветляные нешуточки,
И меня стретили на ши́рокой на у́личке,
И принимали за любиму меня гостьицу,
И со мной сдияли ведь доброе здоровьице,
И проводили ведь во светлую во све́тлицу,
И все садили ко столу да ко дубовому,
И все на стульица садили на кленовые.
И теперь-нонь приду, кручинная головушка,
И во печальноем обидном приду платьице,
И не в радости приду да не в весельице,
И не во радости ведь праздник провожать буду.
И посижу да на родимой я на родинке,
И под милыим косевчатым окошечком
И прогляжу в слезах на ши́року на у́личку.
И хоть там при́ду я, печальная головушка,
И к вам ведь, милы светушки-братцы родимые.
И хоть с обидушкой при́ду, бедна, с кручинушкой —
И со бессчастными сердечными со детушкам,
И хоть вы примите за гостьицу любимую,
И вы за милую сестрицу за родимую,
И ваша жирушка с того не оскудает,
Что вы при́зрите солдатку горегорькую,
И вы солдатскиих сиротных этих детушек,
И не подивуют вам ведь добры того людушки,
И не посудят спорядовые суседушки.
И говорить да будут добры того людушки:
"И знать, разумны светушки-братцы родимые
И не чужаются сестрицы горегорькоей.
Но по-прежнему горюшицу стретают,
Но по-старому горюшу провожают".
Падает в ноги братьям и продолжает:
И вы глядите-тко, народ да люди добрые,
И вы окольны спорядовые суседушки,
И на бессчастную солдатку горегорькую.
И быдто травынька к земле да нагибается,
И сирота-то мать-солдатка поклоняется
И своим да светушка́м-братцам родимыим
И как со малой вышины да до сырой земли.
И все не малые-то червышки свиваются,
И как солдатски бедны дети покоряются,
И ко своим да ко спацливым они дядюшкам.
К братьям:
И столько слушайте, скаченые жемчужинки,
И мои милы светушки-братцы родимые
И дороги да сокол очки златокрылые!
И когда преж сего да этой поры-времечки
И было вложено великое желаньице
И до меня да бессчастной до горюшицы.
И теперь-нонь да сирота я бесприютная,
И нигде нету да ведь талоей талиночки,
И ни в ком нету мне великого желаньица.
И как поели своей надежноей головушки
И воспокинут светы-братцы богоданные,
И приоткажут от крестьянской меня жирушки,
И не кормители сердечным моим детушкам.
Я корюсь еще, скачены вам жемчужинки:
И возьмите-тко печальную головушку,
И вы к себе да на родиму меня родинку,