И меня в дом, бедну горюшицу, подворницей,
И вы во двор меня, горюшицу, коровницей,
И вы во летные, горюшу, во работнички,
И вы во зимние, горюшу, водонощички
И со обидными сердечными со детушкам.
И вы послушайте-тко, братьица родимые,
И я пойду хоть со родимой своей родинки
И вознесу да вам спасибо с благодарностию
И за великое ведь ваше за желаньице,
И за сердечное за ваше за раденьице.
И не смею я, печальная головушка,
И к себе звать да вас в любимое гостибище
И на владычный вас господень божий праздничек.
И столько не́ своя ведь вольна е ведь волюшка
И да вас стретить, светушко́в-братцев родимыих,
И на прогулушке на ши́рокой на у́личке,
И да вас звать-честить в хоромное строеньице.
И наб спроситься мне у братцев богоданныих
И доложиться у невестушек-голубушек.
И столько слушайте, светушки́-братцы родимые
И дороги да соколочки златокрылые!
И хоть в сиротской я победной буду жирушке
И во солдатскоем, горюша, положеньице,
И вы зайдите-тко, скаченые жемчужинки,
И засмотрите-тко печальную головушку
Во победноем бессчастноем живленьице,
И вы моих да ведь сердечных малых детушек.
Братья жалеют, унимают от слез, ласкают и уговаривают; она отвечает:
Дай волю те, теплы-красны мои солнышки
И мои милы светушки́-братцы родимые!
И не жалейте-тко печальноей головушки.
Кабы знали, светушки́, да про то ведали,
И как долит тоска великая, кручинушка,
И унывает да как ретливое сердечушко.
И охти мне, мне-ка, горюшице, тошнёшенько!
И мне-ка жаль-тошно надёжноей сдержавушки.
И не жалейте, светушки́-братцы родимые,
И вы меня, бедну кручинную головушку.
И со кручинушки смерётушка не придет,
И со тоскичушки душа с грудей не выйдет.
И мое личушко теперь да не бумажное,
И текут слезы у горюши — не скачен жемчуг.
Уж как жила да я, печальная головушка,
И я за умной за надёжноей сдержавушкой,
И как пчела в меду, горюшица, купалася,
Уж я так жила, победна, взвеселялася.
И не начаялась, горюша, не надиялась,
Что расстануся с надёжноей со головушкой,
Я со этим со великиим желаньицем,
Со сердеяныим великим краснословьицем,
И на сдивленьице ведь добрым было людушкам,
И был он изо ста, мой светушко, из тысячи,
И красота была в лице да красна солнышка,
И его личушко-то было снежку белого.
И было много ума-разума в головушке,
И много розмыслу в ретливоем сердечушке.
И как поели своей надёжноей сдержавушки
И надо жить бедной горюшице умеючи.
И при кручинушке горюше быть — не плакать.
И хоть тоскую я, горюшица, стонаю.
И говорят да столько добры того людушки:
"И все не жаль да ей надёжноей головушки,
Она зря да ру́тит горьки столько слезушки".
И не радела бы, победная головушка,
Я ведь добрыим, горюша, столько людушкам,
И молодым женам с мужьями расставатися
И отправлять да им надежныих головушек
И во злодийную эту службу государеву.
К богоданной матери:
И мне пойти бедной кручинноей головушке,
И со печальными сердечными со детушкам,
И повзыскать да богоданну свою матушку,
И малым детушкам желанну эту бабушку,
И мне поклон воздать ведь ей да до сырой земли
И сжаловалась до болезных бы до внучаток
И до моих да до сердечных бедных детушек.
И как гляжу-смотрю, кручинная головушка,
И на свою да богоданну гляжу матушку:
И что сидит да богоданна моя матушка,
И на брусовоей сидит да белой лавочке,
И под печальныим косевчатым окошечком,
И под туманноей стекольчатой околенкой,
И что сидит да чужих басен приослухавши,
И у молодушек она да разговорушек,
И, знать, у девушек веселых она песенок.
И прозабыла, знать, сердечно свое дитятко.
И пораздумаюсь печальным своим разумом:
"И не задумавши сидит да закручинивши,
И закручинивши она да припечаливши,
И буйна го́лова у ей да ведь приклонена,
Ясны очушки в дубовой пол утуплены".
И не поставь во гнев, богоданна моя матушка,
И ты за грубость-то теперь да за великую.
И попеняю же при добрых тебе людушках,
Я поро́скажу при добрыих суседушках,
И не жалела что сердечно свое дитятко
И мою милую надёжную сдержавушку.
И ты послушай, богоданна моя матушка:
И хоть была да ты во городе Петровскоем,
И отдали́ да ты, родитель, удалялася
И от сердечного болезного от дитятка.
И ты не до́ждалась во городе Петровскоем,
И ты не видла ведь солдата новобраного,
И сокрутили как победных в ученьице,
И срядили как бессчастных в похожденьице.
И расскажу ж да богоданной тебе матушке:
И как с надёжей я, горюша, расставалася
И со сердечныим рожоным твоим дитятком;
И он челом да бил, надёжа, низко кланялся,
И вкупи всим да он ведь сродичам, милым сродничкам,
И всим приближним спорядовыим суседушкам,
И в собину́ тебе поклон да челобитьице.
И он просил еще родительско прощеньице,
И он прощеньице просил с благословленьицем,
И навеки-то просил да нерушимые.
И он еще просил, родитель, все наказывал:
И пусть помолится родитель родна матушка,
И она господу владыке от желаньица,
И обо мни, да о солдатике бессчастноем,
И чтоб дал господи мни доброе здоровице
И мне-ка службу-то, солдату, не тяжелую.
И на ученьице ведь быть да мне понятному,
И сохранил бы меня господи, помиловал
И на страженьице меня да на великоем,
И от оружьица меня бы завоенного,
И от копьев-штыков меня да все от вострыих.
И он еще просил родитель тебя матушку,
И он с солдатскими просил да горючми слезми:
"И малых милыих сердечных моих детушек
И ты носила бы на белых своих рученьках
И уласкала бы сирот да бесприютныих,
И словно милое рожоно свое дитятко.
И ты послушай, богоданна моя матушка:
И кажись, вси равны сердечны тебе детушки,
И не равно ж твое великое желаньице.
И не попустишь ты, родитель наша матушка,
Не умильное складно́е причитаньице
И по сердечноем болезном своем дитятке,
И по бессчастноем солдате новобраноем.
И, верно, у сердца, родитель, не носила
И трудно-тя́жело, его не спородила,
И ты желанья да его не попустила.
Уж как спа́хнулся, печальная головушка,
И за свою милую надёжную сдержавушку,
И все долит тоска великая, кручинушка.
И ты послушай, богоданна еще матушка,
И как любимые таланны твои детушки,
И во своем они хоромноем строеньице,
И они на́ своей на вольноей на волюшке,
И все на радости они да на весельице.
И как моя бедна́ надёжная головушка,
И кажной день да он на службе государевой,
На часах да он с оружьем завоенныим,
И с пистолетами ведь он да зарукавными.
И завсегда ж моя надёжа под неволюшкой,
И под великоей надёжа под заботушкой,
И отрешенной от родимой своей родинки,
И отрекнувши от любимоей семеюшки,
И отменивши от сердечных своих детушек.
Как спамячу да я надёжную головушку,
И рвучи-рвет мое бессчастное сердечушко,
И треском трескает бессчастная утробушка.
И светы-братьица мои да как разъедутся,
И по любимыим гостибищам разойдутся
И о владычныих господниих о праздничках,
И столько я да тут, кручинная головушка,
И по хоромному строеньицу похаживаю,
И по мостиночкам я детушек поваживаю.
И я ношу, бедна, младенца на белы́х руках,
И причитаю я, горюша, день до вечера,
И проклинаю я судьбу да все бессчастную:
"И ты судьба ли моя, участь бессчастная!
И горька молодость моя да неталанная!"
И тут пойду с горя во нову да горенку,
И ко бурлацкому снарядному я платьицу,
И в руки во́зьму тут сапоженьки козловые,
И на белы́ груди жилеточку шелковую
И прилагаю я ко блёклому ко личушку,
И прижимаю ко ретливому сердечушку.
И тут кручинушка моя да не уходится,
И сердечушко мое не взвеселяется.
И с горя кинуся к ларцам я окованныим,
И отмыкаю я замочки щелкотурные.
И тут я во́зьму лист-бумаженьку гербовую,
И я портрет да его бело это личушко.
И я на стенушку кладу да на вечовую,
И я на стопочку кладу да на точеную,
И отходя ж да я портрету поклоняюся.
И тут еще больше тоска у мня расходится,
И еще пуще тут обида разгоряется.
И снова брошусь я к ларцам да окованныим
И с тоски во́зьму его желтые кудерышка,
И во бессчастные возьму да я во рученьки,
И прижимаю я ко белому ко личушку,
И я никак, бедна, ведь тут не взвеселяюся
И все великоей тоской да ушибаюся,
И во слезах да целой день я прокоро́таю.
И тут гляжу да на путь ши́року дороженьку,
И как идут да спорядовые суседушки
И от владычного господня божия праздничка,
И на их цветное-то платье расцветает,
И у их белое лицо да разгоряется.
И у меня ж, да у победной у головушки,
И на владычной-то господень божий праздничек
И призаплаканы победны ясны очушки,
И приутерто ведь поблёкло мое личушко.
И с горя выйду на крылечико перенос
И со кручины на прогульную на уличку,
И со обиды на путь ши́року дороженьку.
И на допрос возьму спорядныих суседушек:
"И вы были у владычного у праздничка,
И вы не видели ль, суседушки, не слышали ль,
И уже нет ли где солдатушка прохожего
Как со этой грозной службы государевой,
И нет ли весточки горюше да ведь грамотки?"
И все я думаю победным своим разумом:
И возрадуют печальную головушку,
И взвеселят, может, ретливое сердечушко.