И столько слышала, победная головушка,
И ты ведь делаешь измену воли вольноей,
И ты топила теплу парну хоть ведь баенку,
И проезжал да все остудник млад отецкий сын
И мимо эту тепло парную ведь баенку;
И ты ведь скуп взяла с млада сына отецкого,
И на головушку ты — розову косыночку,
И на резвы́ ноги́ — башмачики козловые,
И по башмачикам чулочики вязёные;
И ты послушай же, совет да дружна по́дружка:
И ты ведь штофу-то взяла, скажут, на штофничек,
И парчи да ты взяла-то на парчевничек,
И много злата ты брала да много серебра,
И много скатного взяла да ты ведь жемчужку,
И много красного брала да ты ведь золота;
Изменила, скажут, вольную мою волюшку
И допустила ты млада сына отецкого,
И ты ко этой тепло парноей-то баенке;
И ты со первого ведь тазу золоченого
И допустила измыть бело его личушко
И впереди да моей вольной этой волюшки.
Баенная истопница отвечает:
И ты послушай, подневольна красна девушка,
И ты послушай, свет советна дружна по́дружка:
И честью-совестью тебе да открываюся,
И я при всих тебе при добрых при людушках,
И я при ближних спорядныих суседушках,
И при твоих светах желанныих родителях.
И вдруг сготовила хоть парну я-то баенку,
И как на ту пору, советна, на то времечко
И пролегла же да путь ши́рока дороженька
И мимо эту теплу парну эту баенку;
И зазвонили колокольца питенбургские,
И зазвенела тут сбруя́ да золоченая,
И загремело тут копыто лошадиное;
И точно курева со чистого со полюшка,
Ископыть да так летела лошадиная,
И рассыпалися снежечики перистые,
И раскатилися новы саночки дубовые,
И принаехал-то остудник млад отецкой сын.
Пораскроюся, обидна красна девушка:
И против баенки остудник становился,
И скоро слез да он ведь с саночек дубовыих,
И скинул шапочку с кудёр да он ведь желтыих;
И уж он по́близку, остудник, подвигался,
И да он понизку, остудник, поклоняется,
И уж честь да воздал баенной истопщичке
И холодно́й да ключевой воды износщичке,
И на доспрос да взял обидну красну девушку:
"И ты скажи, да столько баенна истопщичка,
И ты скажи, да ключевой воды износщичка:
И про кого ж да парна баенка истоплена?"
"И я топила эту теплу парну баенку
И про спацливого желанного про дядюшку,
И про спацливыих желанныих про дяденек".
И сговорил да тут остудник млад отецкой сын
И понизёшеньку еще да поклоняется,
И уж он брал меня за правую за рученьку,
И уласкал да меня, белую лебедушку,
И уговаривал обидну красну девушку:
"И ты скажи да мни, дородну добру молодцу:
И про кого ж да парна баенка истоплена,
И про кого ж да ключева вода изношена?
И не утай скажи ты, красна душа девица,
И чистым сердцем ты, девица, открывайся-тко".
И ты послушай, друг-совет да мила по́дружка,
И я стояла тут, обидна, не дрожала,
И отвечала я, печальна, не боялася:
"И ты не славного купца сын питенбурского,
И что выспрашивать про парну у меня баенку,
Иль добираешься до вольной ты до волюшки?"
И тут сулил еще, остудник, мне засуливал,
И много чистого сулил да хотя ж серебра,
И уж он красного давал да мне-ка золота,
И он на ноженьки — башмачики козловые,
И он чулочики сулил еще шелковые;
И уж он скатного давал да мне-ка жемчужку,
И отвечала я, совет да дружна по́дружка:
"И мне не надобно, душе да красной девушке,
И мне ни злата от тебя, да ведь ни серебра;
И твоим серебром, девице, не тыны тынить,
И скатным жемчужком, девице, не сады садить,
И красным золотом, девице, мне не кровли крыть,
И от башмачиков твоих да ножки кривятся,
И от чулочиков твоих да ножки копшатся".
И на словечушках ему не подавалась,
И на подарочки его да не окинулась,
И прочь подале на сажень да приотдвинулась.
И подходить да стал остудник млад отецкий сын
И захватил меня, девицу, за право плечо,
И он прижал меня, девицу, к ретиву сердцу:
"И не чужайся столько, белая лебедушка,
И не пугайся-ко ты, баенна истопщичка;
И ты возьми же от меня, да добра молодца,
И ты ведь штоф возьми себе да все на штофничек,
И гулевой парчи возьми на душегреечку".
И я стояла тут, советна, не боялася,
И говорила я, девица, не смешалася:
"И мне не надобно-то, душе да красной девушке,
И мне штофу да от тебя-то все на штофничек,
И гулевой парчи не надо душегреечке;
И подивуются мне-ка добры многи людушки,
И посрекаются спорядные суседушки:
И вдруг украсила бажону дорогу волю
И во снарядное девочье цветно платьице
И точно девушка она как не безматерна,
И точно волюшка у ей как не безбратняя;
И будет гневаться советна дружна по́дружка;
И на меня да на обидну красну девушку,
И что сменила дорогу да вольну волюшку".
И ты послушай же, совет да дружна подружка,
И на это я, девица, не окинулась,
И от остуды прочь подале я отдвинулась.
И как еще того остудник млад отецкой сын,
И как подскакиват, остудник, будто заюшко,
И подлетат ко мни, остудник, соловеюшком;
И говорит еще, остудник, уговариват,
И на словах да меня, девушку, обманыват:
"И я еще дарю тебя, да красну девушку,
И я белилами дарю да каргопольскими;
И я зерка́ло подарю новогородское
И часто-рыбий подарю да тебе гре́бешок!"
И ты послушай же, совет да дружна подружка:
И не сменяла дорогой да твоей волюшки
И я на это на великое неволище,
И не на ласковы прелестные словечушка,
И на его да на любимые подарочки.
И я стояла тут, советна, не боялася,
И отвечала я, девица, несмешалася:
"И как от вашийх мыльев да лицо портится,
И от белил-румян девичье лицо перхает,
И от хрустальныих зеркал да глаза косятся,
И все от гребешка головушка не гладится".
И уж так да от его тут удалялася,
И я остудничку ему да отвечала:
"И я роду да есть девица не поповского,
И глаза-то у меня да не завидливы,
И не годится мне, душе да красной девушке,
И много взять от вас любимыих подарочков;
И буде бог судит советной моей по́дружке
И за тобой быть, за младым сыном отецкиим,
И стане гневаться на белую лебедушку,
Изменила что ведь ейну вольну волюшку,
И проклинать буде меня, да красну девушку.
И все на стритушку она ко мне не стритится,
И не сдие со мной доброго здоровьица,
И не воздаст мне-ка поклона-челобитьица".
И я удумала младу сыну отецкому,
И я ответила, душа да красна девушка:
"У нас нет да все деви́цы на выдаванье,
И нету воли у суседки на прода́ванье;
И я не властна столько этой красной девушкой
И не барышничка баженой ейной волюшкой".
И ты послушай же, советна мила по́дружка,
И я ответила младу сыну отецкому:
"Я топила теплу парну эту баенку,
И не про род-племя топила я любимое,
И я топила про родильницу тяжелую
И про малого младенца некрещеного!"
И отступился тут остудник млад отецкой сын,
И он плевать да стал на матушку сыру землю:
"Уж ты хитрая-то, баенна истопщичка,
Ты лукава ж, ключевой воды износщичка!"
И ты послушай, свет-совет да дружна по́дружка,
И ты пожалуй в теплу парну ко мни баенку,
И ты умыть да свое бело это личенько,
И ты упарить-то дево́чье тело нежное;
И хоть не первое, голубушко, последнее
И во своей да дорогой же воле вольноей.
И ты просись да у желанных свет-родителей,
И ты во эту теплу парную во баенку;
И ты проси, да столько белая лебедушка,
И у родителя проси да свет у батюшки,
И во-первы́х проси прощенья с благословеньицем
И по прогулушке пройти тебе по уличке,
И во-вторых да проси, белая лебедушка,
И впереди проси себе да передовщичков,
И позади себе проси да позадовщичков,
И светушков-братцов проси себе любимыих,
И сберегли да дорогу бы волю вольную;
И у родителя проси да свет у матушки,
И себе милыих советных дружных по́дружек,
И ты с собой да в тепло парную во баенку,
И что умыли бы лебедушку белешенько
И учесали бы головушку гладешенько;
И ты проси да у родителя у матушки,
И проси крегткиих себе да караульщиков.
И не бессудь да того, белая лебедушка,
И ты меня, да все обидну красну девушку;
И уж как идучи до парны тебе баенки,
И протекла да столько быстра эта реченька,
И с гор ведь ринулись там мелки эти ручейки;
И как твои да светы-братьица родимые,
И через реченьку мосты они мостили,
И частоколы-то они да становили,
И чтобы, девушка, ты шла не пошатилась
И чтобы волюшка в реку не укатилась.
И ты послушай же, совет да дружна по́дружка,
И хоть я, девушка, живу-расту кручинная,
И без своей я родителя без матушки,
И я без мила соколочка златокрылого,
И я без светушка без братца без родимого;
И не настроено обидной красной девушке,
И мне хоть девочьей снарядноей покрутушки;
И хоть по ноженькам башмачки не ушиваны,
И не окинулась, совет да дружна по́дружка,
И я на этого на чу́жого чужанничка,
И я на этого млада сына отецкого.
И ты послушай же, совет да мила по́дружка,
И не с подману зову, белая лебедушка,
И я тебя да в теплу парную во баенку.
Мария Дмитриевна Кривополенова. 1843-1924
Жизнь М. Д. Кривополеновой в чем-то схожа с судьбой И. А. Федосовой — те же тяготы в первой половине жизни и неожиданная всероссийская известность в старости.
Родилась М. Д. Кривополенова в глухой пинежской деревне Усть-Ежуге. Двадцати четырех лет вышла замуж в соседнюю Шотогорку. Здесь по мужу ее прозвали Тихоновкой, а за малый рост — Махоней. В семейной жизни она была несчастлива: муж: пил, проворовался, был в арестантской роте. Подолгу ей приходилось жить с дочерью одной. Жили бедно. На старости лет, оставшись вдовой, М. Д. Кривополенова нищенствовала, собирала "кусочки" по деревням родной Пинеги. Подавали ей охотно: за хлеб она платила людям своими старинами. Летом 1900 года произошла встреча сказительницы с собирателем Александром Дмитриевичем Григорьевым. Он записал от нее былины, исторические песни, баллады, скоморошины, духовные стихи. Старины М. Д. Кривополеновой были опубликованы в трехтомном собрании А. Д. Григорьева "Архангельские былины и исторические песни". По признанию самого собирателя, М. Д. Кривополенова была лучшей из встретившихся ему на Пинеге былинщиков. Но для самой сказительницы, ставшей известной в научных кругах, ничего не изменилось. А. Д. Григорьев уехал в Москву, а М. Д. Кривополенова осталась нищенствовать на Пинеге.