Ишша шшап молодой и Давыд Попов;
И пошел ко городу ко Непрускому.
А и будя во городе во Нёпруском;
Он в гридню́ идёт не с упадками, —
Отпираёт он двери на пяту.
Он в гридню идёт — богу молится,
Он Владимиру-князю поклоняется;
Он Владимиру-князю подарки дарит,
Он ведь сорок сороков и церны́х со́болей;
Он княгине Опраксеи подарки дарит,
Пятьдесят аршин хрущато́й камки́.
И́шша князь камоцку развертывал,
И́шша князь узоры высматривал:
А-й хитры-мудры узоры заморские,
И́шша в золоте камоцка не помнется,
И не помнется, и не согнется.
Говорил как тут Владимир-князь:
"Уж ты ой еси, ишша шшап молодой,
Ишша шшап молодой и Давыд Попов!
А и что тебе да та́ко на́добно?
Ишша надобно ли дворы мои,
А-й дворы мои ли боярские?"
Говорил как тут ишша шшап молодой:
"Ишша надо мне и дворы твои,
А и дворы твои всё стоялые,
А-й стоялы дворы твои всё боярские".
Говорил ведь тут ишша шшап молодой:
"Я пойду теперь к Соловьевой матушке,
Я скажу ведь ей как про Соловья.
Ишша нынь ведь Со́ловья жива́го нет:
Разметало по морю по синему,
По тому жа по полю по цистому;
Мы ведь друг друга не спо́знали".
Как пошел ведь тут шшап молодой,
Он пошел ведь тут к Соловьёвой матушке
Ишша сказывать ей про Со́ловья:
"Уж ты здравствуешь, Со́ловьёва матушка!
Я пришел сказать тебе про Со́ловья.
Ишша нынь ведь Соловья жива́го нет:
Разметало по мо́рю по си́нему,
По тому жа по полю по цистому;
Мы ведь друг друга не спо́знали".
И́шша та тут Со́ловьёва тут ма́тушка́
А-й пошла ведь к Запавы отказывать:
"Уж ты ой еси, Запава Путевисна!
Те своя́ воля́: ку́ды хошь поди́;
Ишша нжнь ведь Со́ловья жива́го нет:
Разметало по морю по синему,
По тому жа по полю цистому".
А пришел ведь нынце и шшап молодой,
И́шша шшап молодой и Давыд Попов;
Он ведь стал на Запавы тут свататься.
О́ни сва́тали́сь, тут сосва́тали́сь,
По рукам они тут ударили,
А Владимёр-князь у их тысяцким,
А княгиня Опраксе́я матушкой.
Повелась у их тут ведь свадёбка.
Из-под ветерья как кудрявого,
Из того орешва зеленого
Выбегало прибегищо ладейноё,
А-й ладейноё, корабельноё:
А се три, се два и един корабь.
У прибегища как ладейного,
У того присталища корабельного
Опускали парусы поло́тнены,
Опускали якори булатные,
Они ходенки мецут ко́нцы на берег.
А пришел как тут мла́дый Со́ловей,
А и младый Соловей Будимирович.
Он пошел ко городу ко Непрускому.
Он ведь будя в городе во Нёпруском;
Он идёт в гридню́ не с упадками, —
Отпирает двери он на пяту;
Он в гридню идёт, — да богу молится,
А корми́ници ма́тёнки поклоняется:
"Уж ты здравствуёшь, ро́дна ма́тушка!"
"Уж ты здравствуёшь, млады Со́ловей,
А и младый Соловей Будемерович!
А пришел как нынь з-за синя́ моря́,
А пришел как нынь ишша шшап молодой;
А сказал про Соловья: "Жива́го нет.
Разметало по морю по синему,
По тому жа по полю по цистому".
Я ходила к Запавы отказывать:
"Ишша нынь, Запава́, своя́ воля́
А-й своя́ воля́: куды́ хошь поди́".
А и шшап молодой и Давыд Попов
Он ведь стал на ей тут ведь свататься;
Они сватались, тут ведь сосватались,
По рукам они тут ударились;
А Владимир-князь у их тысяцким,
А княгиня Опраксея матушкой;
А ведется у их нынь ведь свадёбка".
Говорит как тут младый Соловей:
"Уж ты ой, государыня матушка!
Я пойду к им ведь на свадёбку".
А пошел как тут младый Со́ловей,
А-й пошел ведь к им на свадебку.
Он в гридню идёт не с упадками, —
Отпираёт двери он на пяту;
А в гридню идёт, — богу молится,
А Владимиру-князю поклоняется,
Поклоняется со княгинею;
А ишша сам говорил таково слово:
"Уж ты ой еси, ишша шшап молодой!
Ты зацем обманываешь мою ма́тушку́,
Ты зацем берешь мою обручницу?"
Его за руку хватил, — так выхватил;
На долонь посадил, дру́гой ро́схлопнул.
Ишша тут Запава перепалася,
Ишша цуть она за столом стоит.
Он ведь брал Запаву за белы руки,
А поехали они ко божьей церкви́.
А Владимёр-князь у их тысяцким,
А княгиня Опраксея матушкой.
А венцами они повенцалися,
А перстнями они поменялися.
Путешествие Вавилы со скоморохами
У цесной вдовы да у Ненилы
А у ней было́ цядо́ Вавило.
А поехал Вавилушко на ниву,
Он ведь нивушку свою орати,
Ишша белую пшоницу засевати:
Родну матушку хоцё кормити.
А ко той вдовы да ко Ненилы
При́шли люди к ней ве́селые́,
Веселые люди не простые,
Не простые люди, скоморохи.
"Уж ты здравствуёшь, цесна вдова Ненила!
У тя где цядо да нынь Вавило?"
"А уехал Вавилушко на ниву,
Он ведь нивушку свою орати,
Ишша белую пшоницу засевати:
Ро́дну ма́тушку́ хоцё кормити".
Говорят как те ведь скоморохи:
"Мы пойдем к Вавилушку на ниву,
Он не идёт ле с нами скоморошить?"
А пошли к Вавилушку на ниву:
"Уж ты здравствуёшь, цядо Вавило,
Тебе нивушка да те орати,
Ишша беяая пшоница засевати,
Род на матушка тебе кормити!"
"Вам спасибо, люди весёлы́е,
Весёлые люди, скоморохи!
Вы куды пошли да по дороге?"
"Мы пошли ведь тут да скоморошить,
Мы пошли на и́нишшоё царство
Переигрывать царя Собаку
Ишша сына его да Перегуду,
Ишша зятя его да Пересвета,
Ишша доць его да Перекрасу.
Ты пойдем, Вавило, с нами скоморошить".
Говорило то цядо́ Вавило:
"Я ведь песён петь да не умею,
Я в гудок играть да не горазён".
Говорил Кузьма да со Демьяном:
"Заиграй, Вавило, во гудоцик,
А во звонцятой во переладец,
А Кузьма с Демьяном припособит".
Заиграл Вавило во гудоцик,
А во звонцятой во переладец,
А Кузьма с Демьяном припособил.
У того ведь цяда у Вавила
А было́ в руках-то понюгальцё, —
А и стало тут погудальцё;
Ишша были в руках у его да тут ведь вожжи, —
Ишша стали шелковые струнки.
Ишше то цядо да тут Вавило
Видит: люди тут да не простые,
Не простые люди-те — святые;
Он походит с има да скоморошить.
Он повел их да ведь домой жа.
Ишша тут цесна вдова да тут Ненила
Ишша стала тут да их кормити:
Понесла она хлебы-те ржаные, —
А и стали хлебы-те пшоны́е;
Понесла она куру-ту́ варёну, —
Ишша кура тут да ведь взлетела,
На пецьной столб села да запела.
Ишша та вдова да тут Ненила
Ишша видит: люди тут да не простые,
Не простые люди-те — святые,
И спускат Вавила скоморошить.
А идут скоморохи по дороге,
На гумне мужик горох молотит.
"Тобе бог помо́шь, да ведь крестьянин,
На бело́ горох да мо́лоти́ти!"
"Вам спасибо, люди весёлые,
Весёлые люди, скоморохи!
Вы куды пошли да по дороги?"
"Мы пошли на инишшоё царство
Переигрывать царя Собаку
Ишша сына его да Перегуду,
Ишша эятя его да Пересвета,
Ишша доць его да Перекрасу".
Говорил да тот да ведь крестьянин:
"У того царя да у Собаки
А окол двора да тын жалезной,
А на кажной тут да на тыцинке
По целовецей-то сидит головке,
А на трех ведь на тыцинках
Ишша нету целовецих-то тут головок;
Тут и вашим-то да быть головкам". —
"Уж ты ой еси, да ты крестьянин!
Ты не мог добра нам ведь и сдумать,
Ишша лиха ты бы нам не сказывал.
Заиграй, Вавило, во гудоцик,
А во звонцятой во переладец;
А Кузьма с Демьяном припособит".
Заиграл Вавило во гудоцик,
А Кузьма с Демьяном припособил:
Полетели голубята-ти стадами,
А стадами тут да табунами;
Они стали у мужика горох клевати.
Он ведь стал их тут кицигами шибати;
Зашибал, он думат, голубят-то, —
Зашибал да всех своих ребят-то.
"Я ведь тяжко тут да согрешил ведь:
Эти люди шли да не простые,
Не простые люди-те — святые,
Ишша я ведь им да не молился".
А идут скоморохи по дороге,
А настрецу им идё мужик горшками торговати.
"Тобе бог помошь, да те крестьянин,
А-й тебе горшками торговати!"
"Вам спасибо, люди весёлы́е,
Весёлые люди, скоморохи!
Вы куды пошли да по дороге?"
"Мы пошли на инишшоё царство
Переигрывать царя Собаку,
Ишша сына его да Перегуду,
Ишша зятя его да Пересвету,
Ишша доць его да Перекрасу".
Говорил да тот да ведь крестьянин:
"У того царя да у Собаки
А окол двора да тын жалезной,
А на кажной тут да на тыцинке
По целовецей-то сидит головке,
А на трёх-то ведь на тыцинках
Нет целовецих да тут головок;
Тут вашим да быть головкам".
"Уж ты ой еси, да ты крестьянин!
Ты не мог добра да нам ведь сдумать,
Ишша лиха ты бы нам не сказывал.
Заиграй, Вавило, во гудоцик,
А во звонцятой во переладец,
А Кузьма с Демьяном припособит".
Заиграл Вавило во гудоцик,
А во звонцатой во переладец,
А Кузьма с Демьяном припособил:
Полетели куропки с рябами,
Полетели пеструхи с цюхарями,
Полетели марьюхи с косяцами;
Ишша стали мужику-то по оглоблям-то садиться.
Он ведь стал тут их да бити
И во свой ведь воз да класти.
А поехал мужик да в городоцик,
Становился он да во рядоцик
Развязал да он да свой возоцик, —
Полетели куропки с рябами,
Полетели пеструхи с цюхарями,
Полетели марьюхи с косяцами.
Посмотрел во своем-то он возоцку, —
Ишше тут у него одны да церепоцки.
"Ой, я тяжко тут да согрешил ведь: