Старик пошел, конечно, в кузницу и заказал кузнецам топор в пятьдесят пудов. Кузнецы сказали: "Мы, конечно, скуем, только пусть сам за ним при́дёт, мы не можем ёго принести для твоёго сына".
Вот, конечно, они начали ковать. Он приходит к сыну: "Вот, сынок, сходи сам за топором, они уж куют, но никто принести ёго не может".
Иван Сосновиц сам пошел в кузницу. Приходит в кузницу. Кузнецы и говорят: "Ну, бери топор, вот он лежит, мы ёго нести не можем".
Иван Сосновиц берет топор одной рукой и пошел домой. Пришел он домой, конечно, к матери, к отцу и говорит: "Ну, теперь пообедаем, а потом я пойду дров рубить".
Пообедали. Иван Сосновиц пошел дров рубить. Рубил он целый день. Приходит вечером домой и говорит: "Ну, отец, мало же сёгодня я нарубил, только пятьдесят сажен, топор легкой. Пойди завтра, закажи в кузнице топор в сто пудов, а я пойду еще завтра дров рубить". (Это уж не рубил, а ломал.)
И старик пошел кряду же в кузницу и заказал топор в сто пудов. И вот кузнецы, конечно, начали ковать. Приходит на другой день, берёт топор, пообедал и пошел в лес. Вот он пошел в лес, порубил до вечеру, пришел домой и говорит: "Ну, отец, нарубил-то я мало, только сто сажен, топор легкой. Пойди, закажи завтра в кузнице топор в полтораста пудов".
Старик кряду же пошел, заказал в кузнице топор в полтораста пудов, чтобы к утру был готов. Кузнецы не смеют отказаться и к у́тру опять сковали. Утром стает со сна, пообедал, пошел в кузницу, а из кузницы прямо в лес. Приходит в лес, конечно, и рубит он целый день. Вечером приходит и говорит: "Ну, отец, сёгодня я порядочно порубил, полтораста саженей, да топор легкой, ну, уж вот теперь вам хватит на целый век. Больше я тебя да кузницей затруднять не буду".
И взял эти три топора и стащил в кузницу. Ну, делайте теперь что хотите с топором.
И сам пришел опять обратно домой и говорит на следующий день отцу: "Ну, отец, сходи еще в кузницу, пусть скуют кузнецы мне-ка палицу в триста пудов, такую, чтобы эта палица не гнулась и об камень не ломалась и чтобы через сутки была готова".
И вот старик пошел заказывать. Сам боится. "Хоть бы ты, однако, ушел, уж мне не кормилец".
И вот кузнецы, значит, и куют эту палицу. Куют, и куют, и куют; сутками сготовили, как попало, тоже боятся, какая будёт. Вот приходит он в кузницу на второй день. Приходит в кузницу и говорит: "Ну, вот, Иван Сосновиц, вот тебе палица, бери, а уж мы ей поднять не можем".
Вот когда он взял в руки эту палицу, нагнул только, она вся в дугу согнулась, и сказал: "Если вы мне хорошо не сделаете, то вам плохо будет, я приду завтра к вам".
Так им пригро́зил, что кузнецы сразу взялись за работу. Вот он пережил опять сутки. Приходит в: кузницу, взял палицу в руки — не гнется, бросил о камень — сломалась. "Ну, ребята, сделайте так, чтобы она и от камени не сломилась, а тогда я вам заплачу".
Вот уж на третий день приходит, берет эту палицу — не гнется. Поднял кверху, бросил — чуть погнулась. "Ну, ладно, ребята, уж больше я вас тревожить не буду".
Запло́тил кузнецам, уж какой уплаты они отроду не видали, и пришел домой. И вот он, значит, когда пришел домой, и говорит: "Ну, отец, мать, пеките мне теперь подорожнички, а я пойду, куда меня голова несет, так что вы меня больше не увидаете". — "Ну, что же делать, пойди, сынок".
На второй же день это все было готово. Распростился с отцом, с матерью, насыпал им денег: "Вот, говорит, вам на старость, а дров у вас есть, живите на здоровье".
И так в путь-дорогу.
И вот пошел. Идёт и идёт со своей палицей. Вдруг пришел он к двум дубам, и стоит между дубам старик. Стоит и в руки тот и другой берет и поколачивает дуб о дуб. Он увидал и заговорил: "Здравствуй, богатырь, Дубиня!" — "Здравствуй, здравствуй, доброй человек. Нет, не есть я богатырь Дубиня. Вот Иван Сосновиц волка убил, вся земля дрожала, вот это богатырь!" — "Ну, дак вот я и есть Иван Сосновиц". — "Возьми меня, брат, с собой". — "А куда?" — "Куда голова несет". — "Ну, пойдем".
И вот их стало двое. И вот идут себе. Пришли они к двум горам. Стоит человек между горами и изредка поколачивает, гору о́ гору поднимает. Вот он и заговорил: "Здравствуй, богатырь Горыня!" — "Здравствуй, здравствуй. Не есть я богатырь Горыня, вот есть богатырь Иван Сосновиц, волка — медного ло́ба убил, так вся земля дрожала, вот богатырь!" — "Дак я и есть Иван Сосновиц". — "Куда пошел? Возьми меня с собой". — "Пойдем".
Вот пошли дальше. Вот шли-шли, приходят они к реке. Стоит богатырь, на усах людей перевозит. Иван Сосновиц и заговорил: "Здравствуй, богатырь Усыня!" — "Здравствуйте. Нет, не есть я богатырь Усыня. Вот есть Иван Сосновиц, волка — медного ло́ба убил, вот богатырь!" — "Дак я и есть Иван Сосновиц". — "Возьмите меня с собой". — "Ну, пойдем. А нам нужно попасть через реку". — "Ну, становитесь на ус по одному цёловеку, я вас перевезу".
И так всех перетащил через реку. А потом растянул свой ус: "Вы меня перетащите, и больше здесь перевозу не будет".
Так и сделали. Вот и пошли они по дороге все вчетвёро́м. И шли, шли, шли они, конечно, так не близко место. Вдруг увидали, стоит дом, кругом ограда, дом большой. Зашли они в этот дом. Зашли в этот дом, а в доме никого нет. Смотрят: столовая, кухня, где приготовляют кушанья. Иван Сосновиц и говорит: "Вот что, ребята. Во дворе есть волы, надо зарезать пять волов и сжарить. Ну, кто сёгодня будет за повара? Останься ты, Дубиня, приготовь нам обед, а мы потом придем".
Вот Дубиня сходил на двор, зарезал волов и варит. Сварил, покушал немного, а сам все в окно поглядывает, что как долго то-варищев не видать. Всё как будто чего-то боится. Однажды взглянул в окно, смотрит — бежит старик, сам с нокоть, борода с локоть, и сам сорок возов за собой сена тащит. Сейчас притащил, открывает двор, начал воды качать, волов выпускать и считать. Считал, считал — пяти волов по счету не хватает. "Э, говорит, кто тут у меня есть? Не ко́рмит, не пои́т, а моим интересом пользуется".
И побежал в избушку. Прибежал в кухню, смотрит — сидит Дубиня. Взял ёго за́ волосы, бил, бил, возил, возил, до того возил, что Дубиня ни с места. Выбежал на улицу, сунул под угол: "Ну, пускай этот угол не гниёт". И убежал.
Этот Дубиня лежал, лежал — опомнился. Опомнился и начинает под у́глом шевелиться. Вертелся, вертелся да и вышел. Пошел в кухню, смотрит — огонь погас под котлом. Зажег огонь, сам повалился на кровать. Вот приходят братья: "Ну, что, Дубиня, обед готов?" — "Готов". — "Дак вставай есть". — "Не хочу, угорел". — "Ну, не хочу, так не надо".
Вот сели они есть, суп выхлебали, мясо съели. Им показалось мало. Вот Иван Сосновиц и говорит: "Ну, вот, Горыня, ты теперь оставайся, а Дубиня пойдёт с нами. Готовь обед и зарежь сёгодня голов семь, чтобы нам хватило пообедать".
И ушли. Вот, конечно, это Горыня приходит на двор, берет семь голов, зарезал. Вымыл, поставил мясо и варит также. Вари́т, уже покипело часа три-четыре, мясо стало поспевать. Вынул кусок, поел в ожиданье, а сам все смотрит в окно: "Скоро ли придут товарищи, уже совсем всё готово".
Однажды сглянул в окно, смотрит — бежит старик, сам с нокоть, голова с локоть, сорок возов за собой сена тащит. Прибежал во двор, начал опять воды качать и быков считать. Считал, считал — семи не хватает. Не хватает семи, -он и побежал: "Кто такой у меня здесь поселился? Не поит, не кормит, чужим интересом пользуется". Прибежал в избу и давай возить Горыню. Бил, бил, смял, выбежал на улицу, сунул под угол: "Ну, пускай и другой не гниёт".
А сам под тем не смотрит. Этот Горыня опять таким же путем вертелся там под углом, вертелся и вышел. Побежал скорее, огня подло́жил и свалился на кровать. Вот идут товарищи: "Ставай, Горыня, давай обедать!" — "Не хочу, голова болит, угорел". А вот Дубиня отвечает: "Угарна же здесь изба есть". Ну, сам не говорит, что тоже с ним было, молцит. Теперь они поели это мясо, им показалось мало. Иван Соснович и говорит: "Ну, вот что, Усыня, ты сегодня останься, зарежь десять волов, чтобы нам поесть честь честью, а мы пойдем".
И вот собрались все трое, ушли. Вот Усыня сейчас идет на двор, зарезал десять быков, поставил варить. Вынул кусок, поел — хороша. "А долго братьев нет", — все поглядывает в окно.
И смотрит из окна — бежит старик, сам с нокоть, борода с локоть, сорок возов за собой сена тащит. "Что такое?" Забежал во двор, начал быков считать, опять не хватает, теперь десяти уже. "Что такое у меня творится, кажной день завелось, что быки теряются. Не пои́т, не ко́рмит, а чужим интересом пользуется".
Забежал в избу, хватил Усыню за усы и давай ёго таскать. Усыня ничего не может с ним делать. Бил, бил, таскал, выбежал на улицу, сунул под угол: "Ну, пускай и третий угол не гниёт". Усыня подумал: "Ну, наверно, такая же честь и братьям была; оттого, наверно, им и угар был".
И начал также под углом шевелиться. Вышел, пришел в избу, видит — все потухло. Он зажег огня, растопил и свалился на кровать, не может больше. Вдруг слышит, что идут братья. Вот спрашивает опять Иван Сосновиц: "Ну, суп готов?" — "Готов". — "Так ставай есть". — "Не могу, угорел оцень, голова болит".
Ну, сели они есть, поели, мясо все съели. Иван Сосновиц и говорит: "Ну, так вы все подьте, а я останусь, что у вас за угар?" Вот они все собрались, пошли и говорят: "Ну, да ладно, будет же и тебе такая честь, Иван Сосновиц, какая нам была".
А Иван Сосновиц пошел на двор. Пошел на двор и зарезал двенадцать волов. Притащил, намыл, заставил и ходит по комнатам, песни поет. Посмотрел, мясо готово. Вытащил кусок, поел и опять поёт: "Что-то долго братьев нету. Что у них было за угар? Никакого угару нет".
И видит в окно — бежит старик, сам с нокоть, борода с локоть, сорок возов сена за собой тащит. Забежал во двор, начал воды качать, быков поить. А он выходит, попевает песню. Старик считал, считал — не хватает двенадцати. "Что такое? Кто у меня поселился? Не ко́рмит, не пои́т, а моим интересом пользуется".
Побежал в избу и давай возиться с Иваном Сосновицём. Возились, возились — ничего с Иваном Сосновицём сделать не может. Иван Сосновиц ёму всю бороду обо́рвал, осталась только что одна голова. Захватил в обей руки голову эту, взял молоток, гвозди и прибил к стенке, только голова вертится. Вдруг слышит, идут братья. А голову он затащил, прибил в другу избу, только дверь немного полая. Приходят: "Ну, садитесь, ребята, обед готов". Они думают: "Что такое?"