Чтоб не идти бы им сего дня и сего числа.
И стал Алеша уговаривати
Молода Касьяна Михайловича,
Зовет к княгине Апраксевне
На долгия вечеры посидети,
Забавныя речи побаити,
А сидеть бы наедине во спальне с ней.
Молоды Касьян сын Михайлович,
Замутилось его сердце молодецкое,
Отказал он Алеше Поповичу,
Не идет на долгие вечеры
К молодой княгине Апраксевне
Забавныя речи баити.
На то княгиня осердилася,
Посылает Алешуньку Поповича
Прорезать бы его суму рыта бархата,
Запехать бы чарочку серебряну,
Которой чарочкой князь на приезде пьет.
Алеша-то догадлив был:
Распорол суму рыта бархата,
Запехал чарочку серебряну
И зашивал ее гладехонько,
Что познать было не можно-то.
С тем калики и в путь пошли,
Калики с широка двора,
С молодой княгиней не прощаются,
А идут калики не оглянутся.
И верст десяток отошли они
От стольного города Киева,
Молода княгиня Апраксевна
Посылает Алешу во погон за ним.
Молоды Алеша Попович млад
Настиг калик во чистом поле,
У Алеши вежство нерожденое,
Он стал с каликами вздорити,
Обличает ворами-разбойниками:
"Вы-то, калики, бродите по миру по крещеному
Кого окрадите, своем зовете,
Покрали княгиню Апраксевну,
Унесли вы чарочку серебряну,
Которой чарочкой князь на приезде пьет!"
А в том калики не даются ему,
Молоду Алеше Поповичу,
Не давались ему на обыск себе.
Поворчал Алешинька Попович млад,
Поехал ко городу Киеву,
И так приехал во стольной Киев-град.
Во то же время и во тот же час
Приехал князь из чиста поля,
И с ним Добрынюшка Никитич млад.
Молода княгиня Апраксевна
Позовет Добрынюшку Никитича,
Посылает за каликами,
За Касьяном Михайловичем.
Втапоры Добрынюшка не ослушался,
Скоро поехал во чисто поле,
У Добрыни вежство рожденое и ученое,
Настиг он калик во чистом поле,
Скочил с коня, сам бьет челом:
"Гой еси, Касьян Михайлович,
Не наведи на гнев князя Владимира,
Прикажи обыскать калики перехожия,
Нет ли промежу вас глупого?"
Молоды Касьян сын Михайлович
Становил калик во единой круг
И велел он друг друга обыскавать
От малого до старого,
От старого и до больша́ лица́,
До себя, млада Касьяна Михайловича.
Нигде та чарочка не явилася —
У млада Касьяна пригодилася.
Брат его, молоды Михаила Михайлович,
Принимался за заповедь великую,
Закопали атамана по плеча во сыру землю,
Едина оставили во чистом поле
Молода Касьяна Михайловича,
Отдавали чарочку серебряну
Молоду Добрынюшке Никитичу,
И с ним написан виноватой тут
Молоды Касьян Михайлович.
Добрыня поехал он во Киев-град,
А и те калики — в Ерусалим-град.
Молоды Касьян сын Михайлович
С ними, калики, прощается.
И будет Добрынюшка в Киеве
У млады княгини Апраксевны,
Привез он чарочку серебряну,
Виноватого назначено —
Молода Касьяна сына Михайлова,
А с того время-часу захворала она скорбью недоброю:
Слегла княгиня в великое во огноище.
Ходили калики в Ерусалим-град,
Вперед шли три месяца.
А и будут в граде Ерусалиме,
Святой святыне помолилися,
Господню гробу приложилися,
Во Ердане-реке искупалися,
Нетленною ризою утиралися,
А все-то молодцы отправили;
Служили обедни с молебнами
За свое здоровие молодецкое,
По поклону положили за Касьяна Михайловича.
А и тут калики не замешкались,
Пошли ко городу Киеву
И ко ласкову князю Владимиру
И идут назад уже месяца два,
На то место не угодили они,
Обошли маленькой сторонкою
Его, молода Касьяна Михайловича.
Голосок наносит помалехоньку,
А и тут калики остаялися,
А и место стали опознавать,
Подалися малехонько
И увидели молода Касьяна сын Михайловича:
Он ручкой машет, голосом кричит.
Подошли удалы добры молодцы,
Вначале атаман, родный брат его
Михаила Михайлович,
Пришли все они, поклонилися,
Стали здравствовать.
Подает он, Касьян, ручку правую,
А они-то к ручке приложилися,
С ним поцеловалися
И все к нему переходили.
Молоды Касьян сын Михайлович
Выскакивал из сырой земли,
Как ясен сокол из тепла гнезда.
А все они, молодцы, дивуются,
На его лицо молодецкое,
Не могут зрить добры молодцы,
А и кудри на нем молодецкия до самого пояса.
И стоял Касьян не мало число, —
Стоял в земле шесть месяцов,
А шесть месяцов будет полгода.
Втапоры пошли калики ко городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
Дошли они до чудна креста Леванидова,
Становилися во единой круг,
Клюки-посохи в землю потыкали,
И стоят калики потихохуньку.
Молоды Михаила Михайлович
Атаманом еще правил у них,
Посылает легкого молодчика
Доложиться князю Владимиру:
"Прикажет ли идти нам пообедати?"
Владимир князь пригодился в доме,
Послал он своих клюшников-ларешников
Побить челом и поклонитися им-то, каликам,
Каликам пообедати,
И молоду Касьяну на особицу.
И тут клюшники-ларешники
Пришли они к каликам, поклонилися,
Бьют челом к князю пообедати.
Пришли калики на широкой двор,
Середи двора княженецкого
Поздравствовал ему Владимир-князь,
Молоду Касьяну Михайловичу,
Взял его за белы руки,
Повел во светлу гридню.
А втапоры молоды Касьян Михайлович
Спросил князя Владимира
Про молоду княгиню Апраксевну:
"Гой еси, сударь Владимир-князь!
Здравствует ли твоя княгиня Апраксевна?"
Владимир-князь едва речи выговорил:
"Мы-де уже неделю-другу не ходим к ней".
Молоды Касьян тому не брезгует,
Пошел со князем во спальну к ней,
А и князь идет свой нос зажал,
Молоду Касьяну то ничто ему,
Никакого духу он не верует.
Отворяли двери у светлы гридни,
Раскрывали окошечки косящетые,
Втапоры княгиня прощалася,
Что нанесла речь напрасную.
Молоды Касьян сын Михайлович
А и дунул духом святым своим
На младу княгиню Апраксевну, —
Не стало у ней того духу-пропасти,
Оградил ее святой рукой,
Прощает ее плоть женскую,
Захотелось ей, и пострада она:
Лежала в страму полгода.
Молоды Касьян сын Михайлович
Пошел ко князю Владимиру во светлу гридню,
Помолился Спасу образу
Со своими каликами перехожими
И сажалися за убраны столы,
Стали пить-есть, потешатися,
Как будет день в половина дня,
А и те калики напивалися,
Напивалися и наедалися,
Владимир-князь убивается,
А калики-то в путь наряжаются.
Просит их тут Владимир-князь
Пожить-побыть тот денек у себя.
Молода княгиня Апраксевна
Вышла из кожуха как из пропасти,
Скоро она убиралася,
Убиралася и наряжалася,
Тут же к ним к столу пришла
С няньками, с мамками
И с сенными красными девицами
Молоду Касьяну поклоняется
Без стыда, без сорому,
А грех свой на уме держит.
Молоды Касьян сын Михайлович
Тою рученькой правою размахивает
По тем яствам сахарныем,
Крестом огражает и благословляет,
Пьют-едят, потешаются.
Втапоры молоды Касьян сын Михайлович
Вынимал из сумы книжку свою,
Посмотрел и число показал,
Что много мы, братцы, пьем-едим, прохлажаемся,
Уже третей день в доходе идет,
И пора нам, братцы, в путь идти.
Вставали калики на резвы ноги,
Спасову образу молятся
И бьют челом князю Владимиру
С молодой княгиней Апраксевной
За хлеб, за соль его,
И прощаются калики с князем Владимиром
И с молодою княгинею Апраксевною.
Собрались они и в путь пошли
До своего монастыря Боголюбова
И до пустыни Ефимьевы.
То старина, то и деянье.
Иван гостиной сын
В стольном в городе во Киеве,
У славного князя Владимира
Было пированья, — почестной пир,
Было столованья — почестной стол
На многи князи-бо́яра
И на русския могучия бога́тыри
И гости богатыя.
Будет день в половина дня,
Будет пир во полупире,
Владимир-князь распотешился,
По светлой гридне похаживает,
Таковы слова поговаривает:
"Гой еси, князи и бо́яра
И все русския могучия бога́тыри!
Есть ли в Киеве таков человек,
Кто б похвалился на три́ ста́ жеребцов,
На три́ ста́ жеребцов и на три́ жеребца похваленые:
Сив жеребец да кологрив жеребец,
И которой полонен Воронко во Большой орде,
Полонил Илья Муромец сын Иванович
Как у молода Тугарина Змеевича, —
Из Киева бежать до Чернигова
Два девяносто-то мерных верст
Промеж; обедней и заутренею?"
Как бы большой за меньшого хоронится,
От меньшого ему тут, князю, ответу нету.
Из того стола княженецкого
Из той скамьи богатырския
Выступается Иван Гостиной сын,
И скочил на свое место богатырское
Да кричит он, Иван, зычным голосом:
"Гой еси ты, сударь, ласковой Владимир-князь!
Нет у тебя в Киеве охотников
А и быть перед князем невольником!
Я похвалюсь на три́ ста́ жеребцов
И на три жеребца похваленыя:
А сив жеребец да кологрив жеребец
Да третей жеребец — полонян Воронко,
Да которой полонян во Большой орде,
Полонил Илья Муромец сын Иванович
Как у молода Тугарина Змеевича, —
Ехать дорога не ближняя
И скакать из Киева до Чернигова
Два девяносто-то мерных верст
Промежу обедни и заутрени,
Ускоки давать кониныя,