Царица опять свиделась с Алихоном-богатырем, и он расспрашивает ее: "Ну как твой сын, ходил ли он в лес?" — "Да, ходил, — говорит царица, — и принес молока". — "Да львицыно ли это молоко?" — спрашивает Алихон-богатырь. "Да, — говорит царица, — я бы не поверила ему, но он даже львенка привел". Алихон сильно удивился и говорит ей: "Ты скажи своему сыну Ивану-царевичу, что эти чертенята, твои звери, мне-ка очень надоели. Когда он скажет: "Куда я их деваю", то ты посоветуй ему, чтобы запереть их в пустой амбар, а когда он исполнит твои слова и запрет их в пустой амбар, тогда скажи сыну своему: "Так вот, мол, дорогой Иван-царевич, ты за разными зверями ходил, наверно от них и вшей накопил, давай-ка я лучше поищу у тебя вшей в голове". Когда будешь искать вшей в голове, увидишь на голове три золотых волоса. Вот в этих-то трех волосках заключается вся сила. Незаметно вырви эти три волоса, тогда он будет обессилен, тогда мы узнаем, что с ним сделать".
Так царица и сделала, как сказал ей Алихон.
Приходит к ней Иван-царевич, она ему и говорит: "Дорогой Иван-царевич, твои черти-звери мне уже надоели, надо их в лес отправить или запереть".
Поскольку Иван-царевич слушал свою мать, так и сделал. Взял троих зверят и запер в пустой амбар, замкнул их крепко-накрепко и приходит в свою спальню. Мать увидела его в окно, что он запер зверей в амбар, то она побеспокоилась скорее прийти к нему, стала говорить: "Дорогой ты мой Иван-царевич, ты все время возишься с этими зверями, и наверно, ты обовшивился от них, дай-ка я лучше поищу у тебя в голове вшей".
Иван-царевич был очень доволен, что мать беспокоится об нем. Он сел на стул, она на другой. Стала мать искать вши. Увидела она на голове три золотых волоска, незаметным образом она их выдрала. Когда выдрала эти три волоса, то Иван-царевич сделался сильно расслабленным и даже не мог стать со стула, а она пошла к темнице, отворила ее, выпустила Алихона-богатыря. Приходит царица с Алихоном к Ивану-царевичу, приносят цепи и заковывают Ивану-царевичу руки и ноги цепями. Повели его в цепях в туё темницу, в которой сидел Алихон-богатырь. Выколол Алихон Ивану-царевичу глаза и приковал к стене, а сами вышли на двор, заперли Ивана-царевича тремя дверями. Каждая дверь была на крепком замке. Затем царица с Алихоном собрали в своем царстве все драгоценное и уехали в Алихоново царство, а Ивана-царевича оставили до конца его жизни.
Сидел в темнице Иван-царевич много лет, а медвежонок, волчонок и львенок сидели и думали, что придумана какая-то хитрая напасть для ихнего хозяина, и они стали думать: что если им выйти на свободу. Порешили, так и сделали. Попеременно стали грызть они двери. Наконец, удалось прогрызть им эти три крепкие двери и выйти на волю. Побегали по всему царству, поискали Ивана-царевича, но нигде его не было. Вдруг попадает им старая-престарая старушка, они стали у нее расспрашивать, что бы значило, куда это все девалось и где сейчас Иван-царевич. Старушка с удивлением стала рассказывать зверям, что Иван-царевич сидит много лет в темнице, посаженный своею матерью и Алихоном-богатырем. Звери сейчас же бросились отыскивать Ивана-царевича. Прибегают к той двери, где ее даже песком занесло. Звери стали усердно отгребать песок от дверей, а потом стали грызть двери попеременно. Наконец, они прогрызли все двери, зашли туда и стали здороваться с Иваном-царевичем.
Иван-царевич спросил: "Кто вы такие, я вас не знаю и не вижу". А они ему и говорят: "Мы ведь твои дети-звери". А Иван-царевич им говорит: "Если бы вы были мои дети-звери, то я бы здесь не сидел". Звери ему и говорят: "Если бы ты нас не посадил в амбар, мы тебя никогда бы не выдали".
Вся вина пала на Ивана-царевича, что он послушал свою лукавую мать. "Ну, ладно, — сказали звери, — один будет стеречь темницу, а два зверя пойдут искать живую воду".
Медведь остался у темницы, волк и лев пошли искать живую воду. Приходят они на возвышенную сопочку. Волк ложится, как убитый, а лев лежал и ждал, когда прилетит ворон-чародей выклевывать глаза у волка. Вдруг прилетает ворон с вороненком, садятся они на волка. Лев стал скрадывать. Старый ворон был хитрее, он спорхнул и улетел, а молодого вороненка схватил лев. Вороненок стал каркать и, биться. Старый ворон стал просить льва, чтобы отпустили его сына-вороненка: "Я укажу тебе за это хороший выкуп". Лев и говорит ворону: "Мне ничего твоего не надо, а вот достань-ка ты живой воды".
Ворон живо спорхнул и улетел. Летал он два дня и прилетел обратно и подал льву пузырек. Лев хотел убедиться в чудодейственности воды. Он разорвал вороненка пополам и спрыснул этой водою вороненка, и вороненок спорхнул и полетел. Лев и волк пошли обратно. Пришли к темнице, где их медведь ожидал. Заходят они все трое, дали волку прыскать Ивана-царевича из этого пузырька. А лев и медведь стали грызть цепи. Как только волк спырснул Ивану-царевичу глаза, и Иван-царевич сразу увидел все, стал благодарить своих детей. Пока лев и медведь не имели надежду перегрызть эти цепи. Иван-царевич приподнялся на ноги, как рванул руками и ногами, так и цепи слетели, как век на нем не бывали. Стал Иван-царевич благодарить своих детей: "Вот вы выполнили для меня большой долг. Я также достигну своей цели и вас пущу на свободу к своим матерям".
Иван-царевич стал показывать им свою голову, на которой они увидели три золотых волоска. Теперь, значит, силы Ивана-царевича восстановлены с помощью живой воды.
Пошел Иван-царевич вместе со зверями в Алихоново царство. Приходят они туда, а Алихон-богатырь с царицею блаженствуют и думают, что Иван-царевич погиб навеки. Как только увидели Ивана-царевича со зверями, то Алихон-богатырь на своем сиденье заколел, как лед. Взял Иван-царевич Алихона-богатыря и мать свою, посадил их на ворота и заставил слуг расстрелять их. А сам женился на Алихоновой сестре. Стал он жить да поживать и добра наживать, а зверям дал свободу. И жил Иван-царевич до глубокой старости.
Серебряные шевяки
Ну-с, ладно, начнем. Был один крестьянин в деревне. Очень был беден. Была у него жена, конечно, и одна кобылица. Не особенно ему жилось. Как-то все выходило, куда ни кинь, туда и выходит клин.
В одно прекрасное время он поехал за дровами. Дело было летом. Когда он ехал е дровами обратно домой, увидал, за ним едут какие-то двое. По виду по всему, что приискатели. А он их хорошо раньше знал, что народ это завистливой. Было у него с собой несколько серебряных монет. И вдруг стала кобылица его шевяки ронять, а он тут же и подбросил эти мелкие монеты. Они хорошо заметили это, приискатели, и подъехали за ним на то место и увидели несколько серебряных монет да еще в шевяках. И они подстегнули своих лошадей, стали догонять крестьянина, а он себе едет, напевает песенки. Ни о чем не думает. Сейчас они догоняют его и спрашивают: "Что, мужичок, ты едешь так неосторожно?" Он спрашивает: "В чем же вы заметили мою неосторожность?" — "А зачем серебро-то рассыпал?" — "Да это ничего, — говорит. — Если бы мою кобылицу кормить хорошенько овсом, она бы, пожалуй, серебро одно роняла".
"Вот так-так, — думают, — и кобылица!" И как раз они были оба братья. Вот старший брат и говорит младшему: "А что, брат, давай купим кобылицу, чем нам скитаться с тобой по приискам, жисть убивать, завести такую кобылицу и сидеть дома".
"А что же, мужичок, у тебя кобыла заветная или продажная? Дак, значит, ты ее продашь?" — "Пожалуй, продал бы, все равно шибко не кормлю, а эту мелочь надоело собирать". — "А что же бы ты взял за кобылицу?" — "Да тысчонку-то надо было бы взять".
Приискатели думают, что это нам наплевать. "Ну так что же, давай по рукам, — запрягай кобылу!" — "Так-то так, а разве я дрова на себе повезу?"
"Ну тогда едем к тебе-ка".
Приезжают мужику на двор, не дали опомниться, посадили, кобылу выпрягли, отсчитали ему тысячу рублей. И повели кобылу. "А ведь мы не спросили его, чем ее кормить-то настояще-то". — "Конечно, обыкновенно, надо кормить лошадь овсом и сеном, и поить водой досыта, и проезжать почаще, и ставить нужно ее в залу, а то, пожалуй, рассыпет деньги, и не соберете по двору".
Повели кобылу и стали спорить между собою, кому прежде взять. Старший брат говорит: "Я ведь родился-то прежь, поэтому я и должо́н взять кобылу себе прежь".
Привел домой, стал поить и кормить ее сколь хотел. И прогнал ее сажен сотни две. И завел ее в зало. Запер окна все крепко-накрепко, чтобы кобыла в окно не выскочила. Наутро он наказывает женке своей пораньше разбудить. А наутро жена его рано будит, побежала с голиком заметать деньги.
Забегает в залу — темно, а тут вместо серебра раскатился да чуть не упал, обмарал все свои руки и пошел окна отворять — смотреть, что такое там.
Видит — там не осталось ничего, все в брызгах, даже и стены и потолок. "Вот так-так, — думает, — за тысячу-то рублей удружил!"
"Ну, жена, скорей надо убирать это все, покуль брат не пришел". Живо заставили прислугу убирать и сами давай помогать и покончили все это. Приходит брат...
А он скоре поспешил ему навстречу. С засученными рукавами у рубашки. "Ну что как, брат, много серебра?" — "Ничего, брат, здорово. Везде на подоконнице, везде, брат, серебряны монеты". — "Ну, ну, давай скорее кобылу, я ее кормить буду".
Брат повел кобылу домой, а старшой брат с женою ссориться остались. Жена его так колотит, что на чем свет стоит.
Давай кобылу кормить младший брат: старается, как бы поболе скормить, а она уже не ест — ей и старого довольно.
Наутро получилась у них такая же история. Вот и жена так же принялась его колотить. А он давай бежать к брату: "Ну что, брат, ты зачем мне не сказал, как?" — "А у тебя как?" — "Да как у тебя да так и у меня!" — "Вот так и сволочь мужик!" — "Давай тепере пойдем убьем его, так и так от него не будет нам спокою".
Идут они к мужику, а мужик тоже подготовился до них, начинил он бычачий пузырь кровью и уложил этот пузырь жене под пазуху. А сам подготовил бич и вострый нож и велел ругать себя на чем свет стоит.