— Здравствуй, служивый! Не чаяли мы тебя живым-здоро́вым застать. Ящик вот принесли — твой кости собрать.
Усмехается солдат:
— Рано еще меня хоронить! Пособите мне вот лучше мешок мой в кузницу отнести. Далеко ли у вас тут кузница?
— Недалеко, — приказчики отвечают.
Взяли мешок и понесли. Пришли в кузницу. Солдат говорит:
— Ну-ка, молодцы-кузнецы, кладите этот мешок на наковальню да приударьте покрепче, по-кузнечному!
Кузнец с молотобойцем принялись по мешку кузнечными молотами бить-колотить. Худо пришлось чертям. Закричали в голос:
— Смилуйся, служивый, выпусти на волю!
Кузнецы знай свое дело делают, а солдат приговаривает:
— Так их, так, ребята, бей крепче! Отучим людей обижать!
— Век больше в тот дом не заглянем, — кричат черти, — и другим закажем[50] близко к этому городу не подходить! А тебе богатый выкуп дадим — только живыми оставь!
— Ну то-то же! Помните, как с русским солдатом тягаться![51]
Велел кузнецам остановиться и стал чертей по одному выпускать. Оставил только самого главного:
— Принесите выкуп, тогда и этого отпущу.
И только успел трубку выкурить, как видит — бежит чертенок, несет старую котомку:
— Вот тебе выкуп!
Солдат котомку взял. Легкая показалась. Развязал, заглянул, а там нет ничего. Закричал на чертенка:
— Да ты что, насмехаться вздумал надо мной? Сейчас вашего главного в два молота примемся усмирять!
А тот из мешка кричит:
— Не бей, не калечь меня, служивый, а выслушай! Та котомка не простая, а чудесная. Одна она только и есть на свете. Чего бы ты только ни захотел, развяжи котомку да погляди — все станет по твоему желанию. А коли птицу вздумаешь поймать либо вещь какую хочешь заполучить, раскрой тогда котомку да скажи одно слово: «Полезай!» — там и найдешь.
— А ну-ка попытаем, правду ли сказываешь: пусть в котомке бочонок вина будет!
И сразу почувствовал тяжесть в руках. Развязал котомку, а там бочонок вина. Отдал вино кузнецам:
— Пейте, ребята!
А сам вышел из кузницы, глядит по сторонам. Увидал — на крыше воробей сидит. Котомку раскрыл и сказал:
— Полезай!
Только успел вымолвить — снялся воробей с крыши и сразу в котомку залетел.
Воротился солдат в кузницу и говорит:
— Правду сказывал. Без обману дело выходит. Эдакая котомка пригодится мне, старому солдату.
Развязал ремни, открыл мешок и выпустил старшего черта:
— Ступай куда знаешь, да помни: еще раз попадешься мне на глаза, пеня́й на себя тогда!
Кинулись черт с чертенком бежать — только их и видели! А солдат взял свой мешок да котомку, распростился с кузнецами и пошел к купцу:
— Перебирайся спокойно в новый дом. Никто тебя там больше не потревожит.
Купец на солдата глядит и глазам не верит:
— Правда, что русский солдат в воде не тонет и в огне не горит! Рассказывай: как тебе удалось от нечистой силы оборониться, живым-невредимым остаться?
Солдат рассказал, как дело было, а приказчики подтвердили.
Купец думает:
«Ладно, день-другой надо повремени́ть, с переездом обождать. Узнаю: все ли там спокойно, не воротится, ли нечистая сила?»
Вечером послал с солдатом тех молодцев, что ходили утром в новый дом:
— Обживайте. Коли что приключится, солдат оборонит.
Те переночевали спокойно, как ни в чем не бывало.
Утром воротились живы-здоро́вы, веселёхоньки.
На третью ночь и сам купец отважился с ними переночевать. И опять ночь прошла тихо, спокойно. Никто их не потревожил.
После того велел купец все прибрать в новом доме, и стали готовиться к новоселью. Напекли всего, наварили, нажарили.
Собрали гостей. Всяких кушаний, вин да угощенья столько наставили — столы ломятся! Пей, ешь, чего душа пожелает.
Солдата посадил купец на почетное место и потчует, как самого дорогого гостя:
— Угощайся, служивый! Век твою услугу помнить буду!
Пир затянулся до рассвета. А как пробудились, стал солдат в дорогу собираться.
Купец его уговаривает:
— Не торопись, поживи́ у меня. Погости еще хоть неделю!
— Нет, спасибо, и так долго гостил. Надо мне домой скорей попасть.
Насыпал ему купец серебра полный мешочек:
— Вот тебе на обзаведенье!
А солдат ему говорит:
— Я человек одинокий, и есть еще во мне силы. Сам себя прокормлю. Раздай это серебро нищим да убогим, а мне ничего не надо.
Послали молодцев по городу нищих скликать. Потянулись убогие к купеческим хоромам, и каждому солдат по горсти серебра дал.
— Видишь, — солдат говорит, — сколько мы слез осушили, сколько радости людям дали — ро́вно и солнышко стало ярче свети́ть. И у самих на душе будто праздник!
Потом простился с купцом, вскинул чудесную котомку да пустой мешок свой на плечи и отправился в путь-дорогу.
Шел он долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — и пришел на родимую сторону.
Увидал с пригорка свою деревню, и стало ему весело да легко. Поприбавил шагу, сам во все стороны поглядывает:
— Экая красота кругом! Во многих я землях побывал, сколько разных городов да сел повидал, а лучше нашего места и на всем белом свете не сыскать!
Подошел солдат к своей избе. Поднялся на крылечко, постучался. Встретила его древняя старуха. Кинулся к ней солдат, обнимает.
Старуха сына узнала, плачет и смеется от радости:
— Всё тебя, сынок, старик вспоминал, да вот не привелось поглядеть, не дождался! Годов уже пять прошло, как схоронили его.
Потом старуха спохватилась, стала хлопотать, а солдат уговаривает:
— Ни о чем не беспокойся. Теперь моя забота тебя беречь да покоить.
Котомку раскрыл — всего достал, на стол поставил, потчует мать:
— Пей, ешь досыта!
На другой день опять котомку раскрыл, натряс серебра и стал за дела приниматься. Избу новую поставил. Купил корову да лошадь, завёл все, что надо по хозяйству. А потом приглядел невесту, женился и стал жить-поживать, хозяйствовать. Старуха мать внуков нянчит, не нарадуется на сына.
Прошло так годов шесть ли, семь ли… Занемог солдат, лежит день, другой и третий — не пьет, не ест. И все ему хуже и хуже. На третий день увидал — возле постели Смерть стоит, косу точит, на солдата поглядывает:
— Собирайся, солдат! За тобой пришла. Сейчас уморю тебя.
— Погоди, дай мне пожить еще тридцать годов! Детей выращу, сыновей поженю, а дочерей замуж выдам да внучат дождусь, погляжу — тогда и приходи, а теперь недосуг мне умирать.
— Нет, солдат, не дам и трех часов тебе прожить.
— Ну, коли нельзя прожить тридцати годов, повремени хоть три года! Мало ли у меня дел! Надо все переделать.
— Не проси — не дам тебе и трех минут жизни, — отвечала Смерть.
Солдат не стал больше ни о чем просить, а умирать ему неохота. Изловчился, достал кое-как из-под изголовья чудесную котомку. Открыл ее и крикнул:
— Полезай!
Только успел вымолвить, как чувствует: полегче стало. Оглянулся — нет Смерти на прежнем месте. Заглянул в котомку, а Смерть уже там сидит.
Солдат покрепче завязал котомку, и совсем ему полегчало, на еду потянуло.
Встал с постели, отрезал ломоть хлеба, посолил и съел. Потом выпил ковшик квасу — и совсем поправился.
— Не хотела ты, безносая, со мной по-до́брому говорить, узнаешь теперь, как с русским солдатом тягаться!
Слышит из котомки голос:
— А чего ты со мной сделаешь?
Солдат отвечает:
— Хоть и жалко мне котомки, да делать нечего — придется с нею расстаться. Пойду сейчас утоплю, тебя в гнилом болоте, а из котомки тебе век не выбраться!
— Выпусти меня, солдат! Дам тебе три года жизни.
— Ну нет, теперь уж не выпущу!
Смерть беспокоится, просит:
— Выпусти! Так и быть, живи еще тридцать лет.
— Ладно, — говорит солдат, — выпущу тебя, коли все тридцать годов людей не станешь морить.
— Так не могу, — отвечает Смерть. — Как мне жить, если никого морить не стану?
— Все эти тридцать годов грызи ты пенья, коренья да камни на полях.
Смерть на те речи ответа не дает, молчит. Солдат обулся, оделся и говорит:
— Коли так не согласна, понесу на гнилое болото.
Взвалил котомку на плечи.
Тут Смерть заговорила:
— Будь по-твоему: не стану никого из людей морить все тридцать годов. Буду пенья, коренья да камни на полях грызть, только выпусти на волю!
— Смотри, чтобы без обману было! — сказал солдат.
Вынес Смерть за околицу, котомку развязал:
— Поди, покуда не передумал!
Смерть свою косу подхватила и кинулась в леса. Принялась выворачивать пенья, коренья да камни на полях. Выворачивает да грызет — чего станешь делать!
А народ в ту пору зажил без горя, без заботы. Все здоровы — никто не хворает, не умирает.
И так шло без малого тридцать годов. Народ раздобрел, веселый стал.
У солдата тем временем дети выросли. Сыновья женились, дочери замуж вышли. Стала семья большая. Тому надо помочь, другому посоветовать, третьего на ум наставить, каждому дело дать да растолковать.
Хлопочет солдат да радуется: во всем у него удача — колесом жизнь катится! До дела он жадный. О Смерти ли солдату думать? А Смерть тут как тут:
— Сегодня тридцать годов миновало. Вышел срок. Собирайся, солдат, за тобой пришла!
Солдат спорить не стал:
— Мое дело солдатское: привык по тревоге враз справляться. Коли вышел срок, неси домовину.
Смерть принесла дубовый гроб с железными обручами, крышку сняла:
— Ложись, солдат!
Солдат рассердился, кричит:
— Ты что? Порядков не знаешь? Разве положено по уставу старому солдату первому чего-нибудь делать? Вот и на службе бывало: как чему новому взводный обучает, всегда сам покажет, как и что, а уж потом команду подает нам исполнять. Так и в этом деле: ты вперед сама покажи, а уж потом команду подавай!
Смерть в гроб улеглась: