— Гляди, солдат, вот так надо ложиться: ноги протянуть, а руки на груди сложить.
А солдат только того и ждал: крышку захлопнул, обручи набил:
— Лежи там сама, а мне и тут хорошо!
Потом взвалил домовину на телегу, отвез на крутой берег и свалил с обрыва в реку.
Подхватила река домовину и унесла Смерть в море…
Много годов прошло, а Смерть все плавает по морским волнам.
Народ живет припеваючи, солдата славит. И сам солдат не старится. Внуков женил и внучек замуж выдал. Правнуков уму-разуму учит. Хлопочет по хозяйству, бегает с утра до ночи, ног под собой не чует.
И вот поднялась как-то на́ море сильная буря. Разбили волны домовину о камни. Выбралась Смерть на берег еле живая, от ветра шатается.
Поотлежа́лась на морском берегу и кое-как поплелась в ту деревню, где солдат живет. Зашла к нему во двор и притаилась: ждет, когда солдат выйдет.
А солдат собрался идти хлеб сеять. Взял пустой мешок и пошел в амбар за семенами. Только стал к амбару подходить, как вышла Смерть из-за угла. Сама смеется:
— Теперь-то уж ты от меня не уйдешь!
Видит солдат — пришла беда, и думает:
«А, была не была, будь что будет! Коли не избавлюсь от Смерти, так хоть попугаю безносую».
Выхватил из-за пазухи пустой мешок да как крикнет:
— По котомке стосковалась? На гнилое болото захотела?
Увидала Смерти у солдата в руках пустой мешок. Показалось ей со страху, что это и есть чудесная котомка. И кинулась она прочь бежать — только ее солдат и видел!
И стала с тех пор Смерть людей морить крадучись. Только и думает:
«Как бы мне солдату на глаза не попасться. Коли увидит — не миновать гнилого болота».
А солдат с тех пор стал жить-поживать, и сейчас, говорят, живет да посмеивается.
Про бедного и богатого брата
Жили-были два брата. Старший был богатый, а младший — бедный.
У богатого — пиры да веселье, а у бедного иной раз хлеба куска нет: ребят полная изба, и все мал мала меньше.
Последнюю коровенку проели, и дошло дело до того, что совсем нечем стало детей кормить.
Говорит бедняк:
— Пойдем, жена, к брату, попросим хлеба — аво́сь он муки мешок даст.
— Ну что ж, пойдем.
И пошли.
В тот день там праздник был. Съехалось гостей со всех волосте́й: и купцы, и попы, и богатые мужики в горнице сидят, пируют.
Бедняк с женой поздоровались и просят:
— Дай, братец, хлеба, нечем ребят кормить! Осень придет — рассчитаемся.
Вынес богач черствую ковригу, подал и говорит:
— В поле поработаете денек-другой за это, и будем в расчете.
А к столу не позвал. Обидно им показалось, да что станешь делать?
Поднесла работница квасу: выпили, да с тем и пошли домой.
Слышно — гости в горнице песни поют.
Говорит бедняк:
— А что, жена, давай и мы запоём! Пусть люди думают, будто и нас угостили винцом.
— Чего не дело говоришь! Гости там поют оттого, что сладко поели да много выпили, а нам с тобой не до песен.
Не послушался бедняк, затянул песню, и послышалось ему два голоса: кто-то тоненьким голоском подпевает.
— Это ты, жена, подсобляешь мне петь?
— Что ты! Я и не думала.
— Так кто же еще поет?
— Не знаю, — отвечает жена. — Ну-ка, запевай, послушаем.
Опять запел. Поет один, а слышно два голоса: кто-то тоненько подпевает, Остановились. Спрашивает бедняк:
— Кто тут подпевает?
— Да я, Нужда твоя.
Обернулся и увидал возле себя маленькую, ростом с ноготок, старушонку, всю в лохмотьях.
Крикнул ей:
— Ну, чего тут мерзнешь на ветру? Садись ко мне в мешок, донесу тебя.
Забралась Нужда в мешок, а бедняк завязал мешок покрепче и пошел.
Дома хозяйка отрезала ребятам по ломтю хлеба, покормила и стала их спать укладывать.
Муж спать не ложится: пилит да строгает доски.
— Чего там на́ ночь гля́дя выдумал еще мастерить? — спрашивает жена.
— Молчи, жена, я гроб сколачиваю. Надо Нужду похоронить: надоела, проклятая, хуже горькой ре́дьки!
Вот он гроб сколотил, Нужду в него уложил и крепко гвоздями крышку прибил.
Прихватил лопату и понес гроб на кладбище. Выкопал там глубокую могилу, опусти́л Нужду и только стал зарывать, как услышал — зазвенела лопата обо что-то. Нагнулся, поглядел — золота кусок нашел. Поскорее могилу зарыл, землю утоптал:
— Лежи тут! Станем теперь без Нужды жить!
Домой воротился, повалился спать.
На другой день отправился в город, продал там золото. На эти деньги купил лошадь, корову да хлеба три воза. Потом купил всем ребятам да жене по обновке, и денег еще вволю осталось. Избу почини́л, со всем справился и стал работать да жить-поживать, лихо́е время[52] забывать. Во всем пошла удача: и урожай выдался хороший, и рыбы наловил вдоволь, и дети стали подрастать да по хозяйству помогать.
А богатый брат завидует:
«Был нищий, по чужим людям работал, а теперь хозяйство свое завел. Не у меня ли чего украл?»
Не утерпел, пришел к младшему брату и спрашивает:
— Был ты последний житель в деревне, а теперь стал справным хозяином. Как тебе удалось выбиться из бедности?
Рассказал ему младший брат все без утайки: как они с женой от него шли домой, и как Нужда ему подпевала, и как он от нее избавился.
Выспросил богач, где Нужда похоронена, и заторопился — от зависти не те́рпится ему:
— Засиделся у тебя, а меня дела ждут.
— Пообедай с нами, братец, да чайку попей, — уговаривает младший брат.
— Нет, недосуг мне обедать да чай распивать! Надо домой поспешать.
И ушел.
Дома взял лопату да топор и побежал на кладбище. Разыскал место, где Нужда похоронена, разрыл могилу, наклонился и спрашивает:
— Жива ли ты, Нужда?
— Ох, жива, — чуть слышно Нужда отвечает, — да ху́до мне, ой, как ху́до!
— Ладно, сейчас тебя выпущу.
Спустился в яму, отбил топором крышку и говорит:
— Поди, Нужда, к меньшому брату, станешь у него привольно жить.
А Нужда изловчилась да и вскочила ему на шею:
— Нет, тот брат меня живую схоронил, а ты добрый, выпустил на волю. Я от тебя никуда теперь не пойду!
И осталась Нужда у старшего брата. Стал он жить хуже и хуже, а под конец и совсем разорился.
Мужик и царь
Жил-был царь. Пуще всего на свете любил тот царь сказки слушать. И все ему хотелось новых да новых сказок. Царские ска́зочники все сказки, какие знали, пересказа́ли, и никто больше угодить не может.
Царь кликнул клич:
— Женю на своей дочери и полцарства отдам тому, кто расскажет сказку, какой я еще не слыхал.
Желающих сыскалось много. Откликнулись и князья, и бояре, и генералы, и купцы, да все без толку. Только кто начнет сказывать какую сказку, а царь уже кричит:
— Знаю, знаю, слыхал эту сказку!
Того жениха и прогонят.
А в том царстве жил бедный мужик. Ни дома, ни хозяйства у него не было. Жил где приведется, а пил, ел что придется. Иной день впроголодь, иной день и вовсе не евши сидел.
Как-то раз зашел тот молодец в кабак погреться, выпить винца. Люди над ним подсмеиваются:
— Что нейдёшь царю сказки сказывать? Небось царевна все глаза проглядела: ждет тебя, жениха, не дождется.
Слушает бедняк те насмешки и сам думает:
«Дай пойду попытаю счастья. Царским зятем мне не быть, а хоть день-другой готовым обедом попользуюсь!»
Пришел во дворец. Царь спрашивает:
— Зачем, мужик, пришел?
— Хочу тебе, царское величество, сказку рассказать. Только вели сперва накормить, напои́ть меня.
Царь его оглядел и усмехнулся про себя:
«Ну и жених! Рубаха рваная, лапти веревкой подвязаны».
Но ничего не сказал.
Мужика накормили, напоили. Царь собрал бояр да советников и приказывает молодцу:
— Сказывай твою сказку!
— Мой покойный родитель, — говорит мужик, — был самый богатый человек в нашем царстве. Выстроил он высокие терема. По крыше трех теремов голуби ходили да с неба звезды поклевывали: вот сколь высоки были те терема! А двор у нас был такой, что за весь день голубь не мог перелететь из конца в конец…
Царь молчит, и бояре молчат, не перебивают. А мужик говорит:
— Дальше сказывать стану завтра, после обеда, поевши пирогов да мягкого хлеба.
И пошел ужинать.
На другой день стал он сказку продолжать:
— И стоял у нас на дворе бык-семилеток. На одном рогу сидел у того быка пастух, а на другом — другой. Пастухи в трубы трубили, на рожках играли, песни пели, а друг друга в лицо не вида́ли и го́лоса не слыха́ли. Вот какой был у нас бык здоровый!
Молчит царь, не перебивает, и бояре молчат. Сказочник поднялся и говорит:
— Завтра доскажу, а сегодня на покой пора.
И пошел ужинать. Тут царь и заговорил:
— Что станем делать, бояре? Эдакой сказки я не слыхал, а отдавать свою дочь за мужика-лапотника не желаю. Придумайте, как сказочника обмануть.
Князья да бояре стали думу думать. Думали, думали и придумали:
— Скажи, царь-государь, что ты эту сказку слыхал, и мы все подтвердим: знаем, мол, слыхали про это. А чтобы крепче все было, вели грамоту заготовить, и под той грамотой мы свои́ подписи поставим.
На том и согласились.
Мужик про тот сговор проведал, а виду не показывает. На другой день как ни в чем не бывало пришел после обеда, сел и стал сказку досказывать:
— Была у моего покойного родителя кобылица, в три дня вокруг земли обегала. Каждые сутки та кобылица трижды жеребилась…
Князья да бояре с царем переглядываются, себе в бороды усмехаются, а сказочник сказывает:
— Золота да серебра у нас были амбары доверху насыпаны. И ты, царь-государь, в ту пору занял у нас сундук золота и по сей день еще не отдал…
Тут царь закричал:
— Знаю! Знаю!
И князья да бояре поддакивают:
— Знаем и грамоту в том подписать согласны.