В той роте служил стрелец-молодец, по имени Федот; метко в цель попадал, почитай никогда промаху не давал, и за то любил его король пуще всех его товарищей.
Случилось ему в одно время пойти на охоту раным-ранехонько, на самой заре; зашел он в темный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица. Федот навел ружье, прицелился, выпалил и перешиб птице крылышко; свалилась птица с дерева на сырую землю. Поднял ее стрелок, хочет оторвать голову да положить в сумку, — и возговорит ему горлица: „Ах, стрелец-молодец, не срывай моей буйной головушки, не своди меня с белого света; лучше возьми меня живую, принеси в свой дом, посади на окошечко и смотри: как только найдет на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь и добудешь себе великое счастье!" Крепко удивился стрелок. „Что такое? — думает. — С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом! Прежде со мной такого случая никогда не бывало…“
Принес птицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит-дожидается. Прошло немного времени, горлица положила свою головку под крылышко и задремала; стрелок поднял правую руку, ударил ее наотмашь легохонько — пала горлица наземь и сделалась душой-девицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Другой подобной красавицы во всем свете не бывало! Говорит она добру молодцу — королевскому стрельцу: „Умел ты меня достать, умей и жить со мной; ты мне будешь наречённый муж, а я тебе богоданная жена!”
На том они и поладили; женился Федот и живет себе с молодой женой потешается, а службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря возьмет свое ружье, пойдет в лес, настреляет разной дичи и отнесет на королевскую кухню.
Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: „Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам да по болотам, всегда мокрехонек домой возвращаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую — все дело поправим!”
Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес жене. „Ну, — говорит она, — купи теперь на все эти деньги разного шелку!” Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: „Не тужи, молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее!”
Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу — и тотчас явились перед ней два неведомых молодца: „Что угодно — приказывай!" — „Возьмите вот этот шелк и за единый час сделайте мне ковер, да такой чудный, какого в целом свете не видывали, а на ковре бы все королевство было вышито — и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами!"
Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковер — всем на диво; отдали его Стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их не было.
Наутро отдает она ковер мужу. „На, — говорит, — понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри: своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери!"
Федот взял ковер, развернул, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает. „Послушай, почтенный! Продаешь, что ли?" — „Продаю". — „А что стоит?" — „Ты торговый человек, ты и цену уставляй!"
Вот купец думал-думал, не может оценить ковра — да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвертый, и собралась их толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут.
В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошел и говорит: „Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости; о чем речь у вас?" — „Так и так, ковра оценить не можем!“ Комендант посмотрел на ковер и сам дался диву. „Послушай, стрелец, — говорит он, — скажи мне по правде по истинной, откуда добыл ты такой славный ковер?“ — „Моя жена вышила". — „Сколько ж тебе дать за него?" — „Я и сам цены не ведаю; жена наказала не торговаться, а сколько дадут — то и наше!" — „Ну, вот тебе десять тысяч!"
Стрелец взял деньги и отдал ковер; а комендант этот всегда при короле находился — и пил и ел за его столом; вот он поехал к королю обедать и ковер повез: „Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь купил сегодня я?"
Король взглянул — все свое царство словно на ладони увидел, так и ахнул: „Вот это ковер! В жизнь мою такой хитрости не видывал. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам!" Сейчас же вынул король двадцать пять тысяч и отдал ему из рук в руки, а ковер во дворце повесил. „Ничего, — думает комендант, — я себе другой, еще лучше закажу".
Тут же поскакал к стрельцу, разыскал его избушку, входит в светлицу и, как только увидал Стрельцову жену, в ту же минуту и себя и свое дело позабыл, сам не ведает, зачем приехал: перед ним такая красавица, что век бы очей не отвел, все бы смотрел да смотрел! Глядит он на чужую жену, а в голове дума за думой: „Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем владел? Я хоть и при самом короле служу и генеральский чин у меня, а такой красоты нигде не видывал!"
Насилу комендант опомнился, нехотя домой убрался. С той поры, с того времени сам не свой сделался: и во сне и наяву только и думает, что о прекрасной стрельчихе: и ест — не заест, и пьет — не запьет, все она представляется!
Заприметил король и стал его выспрашивать: „Что с тобой подеялось? Аль кручина какая?" — „Ах, ваше величество! Видел я у стрельца жену — такой красоты во всем свете нет; все об ней думаю, и не заесть и не запить, никаким снадобьем не заворожить!"
Пришла и королю охота самому полюбоваться, приказал заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу. Входит в светлицу, видит — красота невообразимая! Кто ни взглянет — старик ли, молодой ли — всяк без ума влюбится. Защемила его зазноба сердечная: „Чего, — думает про себя, — хожу я холост, не женат? Вот бы мне жениться на этой красавице; зачем ей быть стрельчихою? Ей на роду написано быть королевою!"
Воротился король во дворец и говорит коменданту. „Слушай! Сумел ты показать мне Стрельцову жену — красоту невообразимую, теперь сумей извести ее мужа. Я сам на ней хочу жениться… А не изведешь, пеняй на себя: хоть ты и верный мой слуга, а быть тебе на виселице!"
Пошел комендант, пуще прежнего запечалился: как стрельца порешить — не придумает. Идет он пустырями, закоулками, а навстречу ему Баба Яга: „Стой, королевский слуга! Я все твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю неминучему?" — „Пособи, бабушка! Что хочешь, заплачу!" — „Сказан тебе королевский указ, чтобы извел ты Федота-стрельца. Это дело бы неважное: сам-то он прост, да жена у него больна хитра! Ну, да мы загадаем такую загадку, что не скоро справится. Воротись к королю и скажи: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть остров, на том острове ходит олень — золотые рога. Пусть король наберет пол-сотню матросов — самых негодных, горьких пьяниц, и велит изготовить к походу старый, гнилой корабль, что тридцать лет в отставке числится, и на том корабле пусть пошлет Федота-стрельца добывать оленя — золотые рога. Чтоб добраться до острова, надо плыть ни много, ни мало — три года, да назад с острова — три года, итого шесть лет. Вот корабль выступит в море, месяц прослужит, а там и потонет: и стрелец и матросы все на дно пойдут!
Комендант выслушал эти речи, поблагодарил Бабу Ягу за науку, наградил ее золотом и бегом к королю. „Ваше величество! — говорит. — Так и так — можно наверняка стрельца извести!"
Король согласился и тотчас отдал приказ по флоту: изготовить к походу старый, гнилой корабль, нагрузить его провизией на шесть лет и посадить на него пятьдесят матросов — самых распутных и горьких пьяниц. Побежали гонцы по всем кабакам, по трактирам, набрали таких матросов, что поглядеть любо-дорого: у кого глаз подбит, у кого нос сворочен набок. Как скоро доложили королю, что корабль готов, он в ту же минуту потребовал к себе стрельца. „Ну, Федот, ты у меня молодец, первый в команде стрелец, сослужи-ка мне службу: поезжай за тридевять земель, в тридесятое царство — там есть остров, на том острове ходит олень — золотые рога; поймай его живого и привези сюда!"
Стрелец задумался, не знает, что и отвечать ему. „Думай не думай, — сказал король, — а коли не сделаешь дела, то вот мой меч — твоя голова с плеч!"
Федот повернулся налево кругом и пошел из дворца; вечером приходит домой крепко печальный, не хочет и слова вымолвить. Спрашивает его жена: „О чем, милый, закручинился? Аль невзгода какая?" Он рассказал ей все сполна. „Так ты об этом печалишься? Есть о чем! Это службишка, не служба. Молись-ка богу да ложись спать: утро вечера мудренее — все будет сделано!"
Стрелец лег и заснул, а жена его развернула волшебную книгу — и вдруг явились перед ней два неведомых молодца: „Что угодно, что надобно?" — „Ступайте вы за тридевять земель, в тридесятое царство — на остров, поймайте оленя — золотые рога и доставьте сюда!" — „Слушаем! К свету все будет исполнено!" Вихрем понеслись они на тот остров, схватили оленя — золотые рога и принесли его прямо к стрельцу на двор; за час до рассвета все дело покончили и скрылись, словно их и не было.
Стрельчиха-красавица разбудила своего мужа пораньше и говорит ему: „Поди посмотри: олень — золотые рога на твоем дворе гуляет. Бери его на корабль с собою, пять суток вперед плыви, на шестые назад поворачивай".
Стрелец посадил оленя в глухую, закрытую клетку и отвез на корабль. „Тут что?" — спрашивают матросы. „Разные припасы и снадобья: путь долгий, мало ли что понадобится!"
Настало время кораблю отчаливать от пристани; много народу пришло пловцов проводить, пришел и сам король; попрощался с Федотом и поставил его над всеми матросами за старшего.
Пятые сутки плывет корабль по морю, берегов давно не видать. Федот-стрелец приказал выкатить на палубу бочку вина в сорок ведер и говорит матросам: „Пейте, братцы, не жалейте!"
А они тому и рады, бросились к бочке и давай вино тянуть, да так натянулись, что тут же возле бочки попадали и заснули крепким сном. Стрелец взялся за руль, поворотил корабль к берегу и поплыл назад, а чтоб матросы про то не сведали — знай с утра до вечера вином их поит.