Долго ли, коротко ли – вот и граница; остановился добрый молодец, собрал своё войско в бочонок и поехал в столичный город. Едет мимо королевского дворца, увидал его сам король, засмотрелся на кобылицу: «Что за витязь едет! Этакой славной кобылицы в жизнь свою не видывал!» Посылает своих генералов торговать того коня.
– Ишь, – говорит молодец, – какой король у вас зоркий! Этак по вашему городу нельзя и с женой молодой погулять; коли на кобылу позарился, так жену и подавно отымет!
Входит во дворец:
– Здорово, братец!
– Ах, а я тебя не узнал!
Пошло обниманье-целованье.
– Это что у тебя за бочонок?
– Для питья, братец, держу; без воды в дороге нельзя.
– А ковёр?
– Садись, так узнаешь!
Сели они на ковёр-самолёт, младший брат тряхнул за один конец, и полетели выше леса стоячего, ниже облака ходячего – прямо в своё отечество.
Прилетели и наняли квартиру у родного отца; живут, а кто таковы – отцу с матерью не сказываются. Вот вздумали они задать пир на весь крещёный мир, собрали народу тьму-тьмущую, трое суток кормили-поили всех безданно, беспошлинно, а после стали спрашивать: не знает ли кто какой дивной истории? Коли знает, пусть сказывает. Никто не вызвался: «Мы-де люди не бывалые!»
– Ну так я расскажу, – говорит младший брат, – только чур не перебивать! Кто три раза перебьёт меня, того без пощады казнить.
Все согласились; вот он и начал рассказывать, как жил старик со старухою, как была у них курочка да несла самоцветные камушки, как связалась старуха с приказчиком…
– Что ты врёшь! – перебила хозяйка; а сын продолжает дальше.
Стал рассказывать, как курочку зарезали; мать опять его перебила. Дошло дело до того, как старуха хотела детей извести; тут она снова не вытерпела.
– Неправда! – говорит. – Может ли это случиться, чтобы мать да на своих родных детей восстала?
– Видно, может! Узнай-ка нас, матушка; ведь мы твои дети…
Тут всё открылось.
Отец приказал изрубить старуху на мелкие части; приказчика привязал к лошадиным хвостам: лошади бросились в разные стороны и разнесли его косточки по чисту полю.
– Собаке собачья и смерть! – сказал старик, роздал всё своё имение нищим и поехал жить к старшему сыну в его королевство.
А младший сын ударил свою кобылицу наотмашь кнутом-самобоем: «Была кобылица, будь теперь девица!» Кобылица обратилась прекрасною царевною; тут они помирились, поладили и повенчались. Свадьба была знатная, и я там был, мёд пил, по бороде текло, да в рот не попало.
Безногий и слепой богатыри
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею; у них был сын Иван-царевич, а смотреть-глядеть за царевичем приставлен был Катома-дядька дубовая шапка. Царь с царицею достигли древних лет, заболели и не чают уж выздороветь; призывают Ивана-царевича и наказывают:
– Когда мы помрём, ты во всём слушайся и почитай Катому-дядьку дубовую шапку; станешь слушаться – счастлив будешь, а захочешь быть ослушником – пропадёшь как муха.
На другой день царь с царицею померли; Иван-царевич похоронил родителей и стал жить по их наказу: что ни делает, обо всём с дядькой совет держит. Долго ли, коротко ли – дошёл царевич до совершенных лет и надумал жениться; приходит к дядьке и говорит ему:
– Катома-дядька дубовая шапка! Скучно мне одному, хочу ожениться.
– Что же, царевич! За чем дело стало? Лета твои таковы, что пора и о невесте думать; поди в большую палату – там всех царевен, всех королевен портреты собраны, погляди да выбери: какая понравится, за ту и сватайся.
Иван-царевич пошёл в большую палату, начал пересматривать портреты, и пришлась ему по мысли королевна Анна Прекрасная – такая красавица, какой во всём свете другой нет! На её портрете подписано: коли кто задаст ей загадку, а королевна не отгадает, за того пойдёт она замуж; а чью загадку отгадает, с того голова долой. Иван-царевич прочитал эту подпись, раскручинился и идёт к своему дядьке.
– Был я, – говорит, – в большой палате, высмотрел себе невесту Анну Прекрасную; только не ведаю, можно ли её высватать?
– Да, царевич! Трудно её достать; коли один поедешь – ни за что не высватаешь, а возьмёшь меня с собой да будешь делать, как я скажу, – может, дело и уладится.
Иван-царевич просит Катому-дядьку дубовую шапку ехать с ним вместе и даёт ему верное слово слушаться его и в горе и в радости.
Вот собрались они в путь-дорогу и поехали сватать Анну Прекрасную королевну. Едут они год, и другой, и третий, и заехали за много земель. Говорит Иван-царевич:
– Едем мы, дядя, столько времени, приближаемся к землям Анны Прекрасной королевны, а не знаем, какую загадку загадывать.
– Ещё успеем выдумать!
Едут дальше; Катома-дядька дубовая шапка глянул на дорогу – на дороге лежит кошелёк с деньгами; сейчас его поднял, высыпал оттуда все деньги в свой кошелёк и говорит:
– Вот тебе и загадка, Иван-царевич! Как приедешь к королевне, загадай ей такими словами: ехали-де мы путём-дорогою, увидали: на дороге добро лежит, мы добро добром взяли да в своё добро положили! Эту загадку ей в жизнь не разгадать; а всякую другую сейчас узнает – только взглянет в свою волшебную книгу; а как узнает, то и велит отрубить тебе голову.
Вот, наконец, приехал Иван-царевич с дядькою к высокому дворцу, где проживала прекрасная королевна; в ту пору-времечко была она на балконе, увидала приезжих и послала узнать: откуда они и зачем прибыли? Отвечает Иван-царевич:
– Приехал я из такого-то царства, хочу сватать за себя Анну Прекрасную королевну.
Доложили о том королевне; она приказала, чтобы царевич во дворец шёл да при всех её думных князьях и боярах загадку загадывал.
– У меня, – молвила, – такой завет положен: если не отгадаю чьей загадки, за того мне идти замуж, а чью отгадаю – того злой смерти предать!
– Слушай, прекрасная королевна, мою загадку, – говорит Иван-царевич, – ехали мы путём-дорогою, увидали – на дороге добро лежит, мы добро добром взяли да в добро положили.
Анна Прекрасная королевна берёт свою волшебную книгу, начала её пересматривать, да отгадки разыскивать; всю книгу перебрала, а толку не добилась.
Тут думные князья и бояре присудили королевне выходить замуж за Ивана-царевича; хоть она и не рада, а делать нечего – стала готовиться к свадьбе. Думает сама с собой королевна: как бы время протянуть да жениха отбыть? И вздумала – утрудить его великими службами. Призывает она Ивана-царевича и говорит ему:
– Милый мой Иван-царевич, муж наречённый! Надо нам к свадьбе изготовиться; сослужи-ка мне службу невеликую: в моём королевстве на таком-то месте стоит большой чугунный столб; перетащи его в дворцовую кухню и сруби в мелкие поленья – повару на дрова.
– Помилуй, королевна! Нешто я приехал сюда дрова рубить? Моё ли это дело! На то у меня слуга есть: Катома-дядька дубовая шапка.
Сейчас призывает царевич дядьку и приказывает ему притащить в кухню чугунный столб и срубить его в мелкие поленья повару на дрова. Катома-дядька пошёл на сказанное место, схватил столб в охапку, принёс в дворцовую кухню и разбил на мелкие части; четыре чугунных полена взял себе в карман – «для переду годится!»
На другой день говорит королевна Ивану-царевичу:
– Милый мой царевич, наречённый муж! Завтра нам к венцу ехать: я поеду в коляске, а ты верхом на богатырском жеребце; надобно тебе загодя объездить того коня.
– Стану я сам объезжать коня! На то у меня слуга есть.
Призывает Иван-царевич Катому-дядьку дубовую шапку.
– Ступай, – говорит, – на конюшню, вели конюхам вывести богатырского жеребца, сядь на него и объезди; завтра я на нём к венцу поеду.
Катома-дядька смекнул хитрости королевны, не стал долго разговаривать, пошёл на конюшню и велел конюхам вывести богатырского жеребца. Собралось двенадцать конюхов; отпёрли двенадцать замков, отворили двенадцать дверей и вывели волшебного коня на двенадцати железных цепях. Катома-дядька дубовая шапка подошёл к нему; только успел сесть – волшебный конь от земли отделяется, выше лесу подымается, что повыше лесу стоячего, пониже облака ходячего.
Катома крепко сидит, одной рукой за гриву держится, а другой вынимает из кармана чугунное полено и начинает этим поленом промежду ушей коня осаживать. Избил одно полено, взялся за другое, два избил, взялся за третье, три избил, пошло в ход четвёртое. И так донял он богатырского жеребца, что не выдержал конь, возговорил человеческим голосом:
– Батюшка Катома! Отпусти хоть живого на белый свет. Что хочешь, то и приказывай: всё будет по-твоему!
– Слушай, собачье мясо! – отвечает ему Катома-дядька дубовая шапка. – Завтра поедет на тебе к венцу Иван-царевич. Смотри же: как выведут тебя конюхи на широкий двор да подойдёт к тебе царевич и наложит свою руку – ты стой смирно, ухом не пошевели; а как сядет он верхом – ты по самые щётки в землю подайся да иди под ним тяжёлым шагом, словно у тебя на спине непомерная тягота накладена.
Богатырский конь выслушал приказ и опустился еле жив на землю. Катома ухватил его за хвост и бросил возле конюшни:
– Эй, кучера и конюхи! Уберите в стойло это собачье мясо.
Дождались другого дня; подошло время к венцу ехать, королевне коляску подали, а Ивану-царевичу богатырского жеребца подвели. Со всех сторон народ сбежался – видимо-невидимо! Вышли из палат белокаменных жених с невестою; королевна села в коляску и дожидается: что-то будет с Иваном-царевичем? Волшебный конь разнесёт его кудри по ветру, размычет его кости по чисту полю. Подходит Иван-царевич к жеребцу, накладывает руку на спину, ногу в стремено – жеребец стоит словно вкопанный, ухом не шевельнёт! Сел царевич верхом – волшебный конь по щётки в землю ушёл; сняли с него двенадцать цепей – стал конь выступать ровным тяжёлым шагом, а с самого пот градом так и катится. «Экий богатырь! Экая сила непомерная!» – говорит народ, глядя на царевича. Перевенчали жениха с невестою; стали они выходить из церкви, взяли друг дружку за руки. Вздумалось королевне ещё раз п