Заметки Н. М. Хандзинского об Антоне Чирошнике содержат интересные сведения, не только помогающие понять его творчество, но и проливающие свет на исторический тип сказочника начала века.
Сказка представляет мастерское переплетение сюжетов типа «Три царства» (по Указателю, № 301А), «Бой на калиновом мосту» (по Указателю, № 300В), «Кащеева смерть в яйце» (по Указателю, № 302) со множеством мотивов из других сказок.
Повествование выделяется необыкновенной для сказочного творчества силою изображения, в ней великолепно сочетаются сказочные, чудесные моменты с реалистическими картинами. Рассказ постоянно связывается с действительностью то через реалистическую деталь («Был майский теплый день, так числа пятнадцатого»), то через мимоходом брошенную ремарку («Вот как росли чудно! Вот какие черти»…), то в рассуждениях как бы про себя или углубленных мотивировках. За сказочными образами встают живые, выхваченные из жизни люди, порой сказочник и сам не удерживается от замечания типа: царь потребовал рассказчика «такого же хромого Антона», «А Световик спит (он спать был не легче, как Прокопий)». Даже эпизодические фигуры у него нарисованы за-поминающимися.
Немаловажную роль в создании зримых образов героев играет описание жестов, мимики, внешнего вида, внешнего выражения внутреннего состояния героя: «Король взглянул на старичка и тот умильно посмотрел на него…», царь «сел, задумался; скамейка тут была, опустился на скамейку…», при упоминании об идолищах, пронесших девушек «царь вспыхнул». По словам собирателя, рассказ дополняется мимикой сказочника, жестами, репликами.
Любовь к книге, стремление к новой жизни, любознательность сказочника — все это наложило отпечаток на его творчество. В образы своих героев он привносит черты, связанные с его жизненными идеалами. Персонажи его сказки — люди «образованные, приятные», они в вечном поиске. Царь первым делом заботится об образовании героев.
Интересны в сказке подробности, связанные с местным бытом. Кухарка готовит рыбу для императрицы: «Ну там коренья разные, корица, гвоздика — сама того рыбка не стоит, сколько там приправ разных для духу». В них жизненный опыт сказочника, его наблюдения: «Вы видите, мы в звериных одеждах, кожа закорузла. (Известно — растут, шкуры не хватает, — разрежут, наставки делают, она раздается и опеть носят, а лось долго носится)».
Целые эпизоды, отдельные небольшие штрихи, удачные сравнения и т. п. отражают местную природу, местные условия жизни. Обычно в сказке нет описания пути, действия развиваются на остановках. Антон Чирошник отступает от общерусской традиции. Он подробно описывает путь героев, трудности, которые встречаются на его пути. И самое замечательное — это не свойственное для сказки Европейской России, но традиционное для сибирского эпоса изображение картин природы.
Нередко сказочник использует для обозначения пространства и времени традиционные общесказочные формулы, по они, как правило, заканчиваются реалистическими картинами: «Ну долго ли, коротко ли они ехали, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, за степь перевалили, пошла тайга: лес и горы, горы да пади, ни дорог проездных, ни тропинок проходных; темь, еле свет пробивался…».
Сказка достойна стать предметом особого исследования, так как она является необыкновенным явлением не только в сибирской, но и в общерусской сказочной традиции.
3. Иван Вечерник, Иван Полуношник и Иван Зорькин. Записала М. В. Красноженова от И. И. Иванова (1873–1937), с. Дрокино Емельяновского р-на Красноярского края, 1926 г. Красноженова, с. 53–69.
В основе повествования сюжет «Три царства» (по Указателю, № 301А), но дан он в сочетании с отдельными мотивами и эпизодами из других сказок, например, мотив появления крови на кинжале в случае гибели одного из братьев встречается в сюжете «Два брата» (по Указателю, № 303). Вставной эпизод о встрече героя с чертями, как дан он в тексте, вообще не характерен для волшебной сказки.
Много своеобразного в обрисовке персонажей. Так, в качестве названного брата, который играет коварную роль в жизни и приключениях главного героя, выступает черт, ему же приписываются функции, которые, как правило, принадлежат другому сказочному персонажу — мужичку с ноготок сам с локоток. Правда, в сказке есть «маленький такой старичок, а борода длинна-предлинна», но его действия выходят за рамки традиции: старичок является по требованию трех молодцев, чтобы помочь герою попасть домой, и выполняет он это весьма своеобразно.
4. Вечерник, Заутренник и Светлан. Записал A. В. Гуревич от Васи Соловьева 12 лет, с. Горячинск Баргузинского р-на Бур. АССР, 1926 г. Ск. Сиб. с. 141–145.
Вася Соловьев, сын курортного сторожа Алексея Соловьева, пользовался среди детей популярностью хорошего «посказателя». К сожалению, нет сведений собирателя, от кого перенял сказку В. Соловьев.
Сказка на распространенный сюжет о «Трех царствах» (по Указателю, № 301В). В период записи творческое лицо сказочника только определялось, поэтому хотя и сюжет усвоен им, и переданы основные эпизоды в логической последовательности, но еще не отточено изложение. Об этом говорят плохо разработанные диалоги, которые в русской сказке имеют особенное значение. Чувствуется, что выпали некоторые моменты в содержании, отдельные подробности. Зато юный «посказатель» точно придерживается сказочной обрядности: он строго соблюдает троичность эпизодов, необходимые повторы, типичные речи персонажей, градацию заданий по трудности и др.
Сказка В. Соловьева представляет интерес как свидетельство продолжающейся традиции в устах молодого поколения. По словам собирателя, Вася знал еще много «больших, хороших» сказок.
5. Самойло Кузнецов. Записал Л. Е. Элиасов от Е. И. Сороковикова-Магая, 1938 г. Элиасов, с. 78–85. Этот же текст в книге Сказки Магая, с. 30–37.
Впервые один из вариантов сказки записан в 1925 г. М. К. Азадовским и опубликован в антологии «Русская сказка», т. II с. 267–278. О сказочнике см. вступительную статью к настоящему изданию.
Точных соответствии по Указателю сказка не имеет; по заключенной в ней идее она близко примыкает к сюжету о змееборстве. Сказочник оригинально разработал как известные, так и малоизвестные мотивы; контаминируя их, он создал большое сказочное полотно, представляющее собой стройную композиционную систему. Внутри повествования все моменты логически связаны между собой, многочисленные вставные эпизоды органично входят в текст.
В сказке наглядно отразилась характерная для творчества Магая черта — сплетение фантастики с реальным и психологизм I образов.
В записи 1938 г. по сравнению с 1925 г. сказка освободилась от некоторых книжных выражении, благодаря чему было достигнуто единство сказочного стиля. В сказке 1925 г. Самойло «выставляет свою кандидатуру» биться с богатырем, или: «начинается роковой момент этого зверя», мышка передаст добытый перстень «с нижайшим почтением», «завтра сделаем собрание».
«Самойло Кузнецов», по свидетельству Л. Е. Элиасова, первая героическая сказка в репертуаре Магая. Перенял он ее, но его собственным словам, от охотника Матвея Шубина, ио прежде чем вынести на суд аудитории, рассказал сказку своему учителю (Элиасов, с. 12).
6. Богатырь Кожемяка. Записали Т. Леонова и О. Свешникова от колхозника А. К. Куликова, 50 лет, с. Тарбажино Большеуковского р-на Омской обл. Василенко, с. 83–85.
В основе сказки о змееборце (но Указателю, № ЗООА) известное предание о Кожемяке — победителе печенежского великана.
Образ Кожемяки значительно трансформирован. Сопоставим публикуемую сказку с текстом из сборника Афанасьева «Никита Кожемяка», записанным П. И. Якушкиным в г. Мичуринске Тамбовской области (Афанасьев, т. 1, № 148, с. 327–328).
Обе сказки построены на материале предания о Кожемяке, в них герой борется со змеем, похитителем девушек, но как не похож Никита Кожемяка из сказки сборника Афанасьева на Кирилу Кожемяку публикуемой! В первом тексте показан традиционный герой сказки, который сам не ведает о своей могучей силе, он благороден, но робок и даже кажется забитым. Кожи он рвет не от гнева, а от страха: «как увидел он, что к нему пришел сам царь, задрожал от страху, руки у него затряслись — и разорвал он те двенадцать кож» (с. 327). Когда прислали к нему пять тысяч детей малолетних, то глядя на их слезы, он и сам заплакал.
В сибирском тексте образ Кожемяки дан в сниженном плане. Сказка рисует не богатыря, до поры до времени не знающего своих сил, своих возможностей, а грубого, даже надменного промысловика. Образ змееборца Кожемяки здесь уже не ассоциируется с образом заступника народа, перед ним чувствуют смертельный страх те, кто прислан просить у него заступничества. И не напрасно боятся его посланники, он подозрителен, зол. Когда привезли к нему детей с просьбой заступиться, то он «смилостивился над ними и время сказал, когда примерно будет бороться со змеем, ну примерно числа двадцатого».
Нашло в сказке отражение и распространенное повсеместно в Сибири кустарное кожевенное производство, небольшие заводы. Кожемяка владеет таким заводом.
В публикуемом тексте отсутствует договор Кожемяки со змеем о разделе земли, нет и местной приуроченности. Хотя начало сказки содержит установку на достоверность, но в ней так же не ощущается связь с преданием, как в тексте из сборника Афанасьева. В сказке А. К. Куликова больше специфически сказочных моментов, широко используются типичные речи сказочных персонажей.
7. Иван Кобыльников сын. Записал А. А. Макаренко от Е. М. Кокорина (Чимы). См. ком. 1, вступ. статью к настоящему изданию. Жив. ст., с. 357–365. В 1932 г. сказка перепечатана М. К. Азадовскпм в антологии Русская сказка, т. 1, с. 224–236.
Точного соответствия сказка в Указателе не имеет, хотя основные ее архаические мотивы — рождение героя от животного (от съеденной рыбы) — в русском эпосе распространены. В сказке частично использованы сюжеты о змееборстве и о двух братьях (по Указателю, № 301, № 303). Пет здесь ни царств, ни царской дочери, как это характерно для сказок данного типа, да и свадьба без паря. Оригинальна роль матери кобылы. С рождения героя от животного начинаются многие сюжеты, чаще всего о трех царствах, о змееборце, но ни в одной из известных сказок герой не пользовался так долго по