В репертуаре И. Т. Загребнева — богатырские сказки про Ивана-царевича, змееборцев, леших, охотничьи рассказы, анекдоты. Он большой мастер устного рассказа. Чаще всего ему приходится рассказывать новеллистические и бытовые сказки, которые он называет былями. Особенно любит рассказывать были про разбойников.
Рассказывая сказку, И. Т. Загребнев иногда переходит на повествование от первого лица, тем самым придавая сказке форму достоверного рассказа.
Очень удачно сказочник подает диалоги. Здесь участвуют и мимика, и интонация. В сказке о разбойнике, например, передавая угрозу атамана, сказочник принял надменный вид, слова произносил сквозь зубы.
Десять сказок, записанных от И. Т. Загребнева, далеко не исчерпали его репертуар.
Полная противоположность неторопливому И. Т. Загребневу — Назар Николаевич Ларионов (1885 г. рожд.). Это сказочник- балагур, хотя его репертуар состоит в основном из волшебных сказок. Рассказывает он свои сказки очень выразительно: то понижает голос, то повышает, то, прикрывая глаза, переходит на шепот. Он как бы вслух размышляет. Жестом пользуется редко, но очень выразительно. Вот сказочник говорит о гибели старшего брата в сказке «Два богатыря»: «У малого браты на платочке кровь получилась, взглянул на платочек…» — в этот момент сказочник, беспомощно расслабившись, со страдальческим выражением лица всматривается в свои руки, в которых слушатели невольно видят платочек, облитый кровью.
В героической сказке с традиционной обрядностью великолепно уживаются юмористические сцены, сметные ситуации, героем которых вдруг оказывается его сосед. Назар Николаевич — веселый человек, любит шутку, хорошо поет. Про себя иронически выразился: «Ясашна поварежка. Выл дедушка бурят, потом на русской женился, вот и получилось ортом» (монг. ортома — помесь хайнака с монгольской коровой. — Р. М.). Хорошо знает бурятский и монгольский языки, в Монголии переводчиком был.
Сказки Н. Н. Ларионов выучился рассказывать еще в молодые годы от старика, у которого жил на квартире. «Я еще молодым был, — вспоминает сказочник, — был у нас старикашка, лет девяносто ему было, табачок курил, водочку попивал, сказки рассказывал. Я около него сижу, года два около него сидел. Я неграмотный, а чтобы не забыть, я повторял за ним, а потом спать лягу и вспоминаю. Одно слово говоришь, а друго уж тут вспоминаешь. Как молитва одно за друго цепляется. Я как раз переехал к нему на квартиру. Ему девяносто или поболе лет было. Борода больша-а, спрятаться можно было».
Назар Николаевич любит рассказывать сказки, герои его сказок чаще всего рыбаки. «Смолоду часто рассказывал, время провести надо, так начнешь бормотать, все слушают. Раньше рыбачить ездили, так вечером: „Кто сказки знает?“ — Ну и начнешь!»
Собранный за последние годы в Тункинской долине материал еще раз подтверждает, что фольклор продолжает здесь жить при самом широком разнообразии.
Материалы экспедиций сектора русского народного творчества Бурятского института общественных наук БФ СО АН СССР 1969–1975 гг. дают возможность сделать вполне оптимистический вывод о современном состоянии сказочной традиции Сибири. За эти годы записаны великолепные тексты, сохранившие сказочные каноны, «открыты» новые имена сказочников — Ф. С. Черневой, И. Л. Комарова, Н. С. Лотыша из Амурской области, П. А. Беловецкой, М. Ф. Литвиненко, А. Г. Соломенниковой из Приморского края, С. Т. Чекашкина из Читинской области, В. С. Сметкина из Хакасии, А. А. Хлескина из Баргузинской долины, А. А. Яриковой из Томска, сказочников из Тункинской долины Бурятской АССР и др. Репертуар этих сказочников полностью не исчерпан, он ждет своих исследователей.
Настоящий сборник представляет собой первую книгу готовящегося многотомного издания русских волшебно-фантастических сказок Сибири. В издание войдут тексты, записанные в разные годы (начиная с 50-х годов прошлого века и кончая 70-ми годами нынешнего) разными собирателями на обширной территории Западной и Восточной Сибири и Дальнего Востока. Среди них материалы, опубликованные и извлеченные из архивов, а также собранные сотрудниками сектора русского народного творчества Бурятского института общественных наук БФ СО АН СССР и отдельными любителями.
Структура сборника подчинена основному замыслу издания — дать как можно более полное представление о сложном составе сибирских сказок. Весь материал скомпонован по сюжетным «гнездам». Размещение сказок по сюжетным «гнездам», на наш взгляд, весьма продуктивно для изучения ряда проблем сказковедения. Это позволяет провести внутреннее сравнение сказочных сюжетов, выяснить композиционные возможности, морфологическое своеобразие сюжетов внутри одного сказочного типа, но в разных произведениях, т. е. поставить вопрос о варьировании сюжетов, о том, как перестановка или замена отдельных мотивов меняет все произведение, дает богатейший материал для исследования принципов творческой контаминации и других вопросов сюжетосложения.
В данном сборнике публикуются сказки на сюжет «Победитель змея», отмеченный в Указателе № 300[104]. Сюжет «Победитель змея», как правило, не существует самостоятельно, он используется в сочетании с другими сюжетами. Сибирская традиция знает множество сказок, в центре которых — богатырская борьба со змеем. А. И. Никифоров в статье, предпосланной публикации севернорусских сказок на сюжет «Победитель змея», приводит данные, с какими типами сочетается сюжет о змееборце: по Указателю — с типами № 301, 303, 305, 466, 502, 530, 532, 533, сборник И. Карнауховой[105] присоединяет тип № 513, тексты, публикуемые А. И. Никифоровым, — № 313, 314, 315, 329, 401, 508, 513, 531 514, 560, 707[106], публикуемые сибирские сказки добавляют № 302, 361, 400, 465, 475, 552, 567.
В сборнике помещено несколько сказок, не относящихся к типу № 300, но в основе главного конфликта в них также чудесный подвиг борьбы со змеем.
Книга открывается сказкой Чимы «Иван царской сын золотых кудрей». Это совершенно неповторимое в художественном отношении произведение. В результате причудливого соединения различных сюжетов, мотивов, эпизодов получилось многоплановое произведение, не имеющее себе подобного во всей русской сказочной традиции. Для связи отдельных повествовательных моментов у сказочника выработались индивидуальные переходные формулы, например, «Оставим нынче это дело, возьмемся за Ивана Кошкина сына: такой жа человек он, только сила не та уж».
Многие мотивы в такой разработке нигде более не встречаются: необычно испытание героя конем, весьма своеобразно дан мотив добывания живой и мертвой воды. Обычно на выполнение поручения отправляется либо старший из трех действующих лиц, либо младший. Здесь сказочник отходит от традиции, добывать воду отправляется не Волк Волкович — хозяин медного дворца, не Сокол Соколович — хозяин золотого дворца, как этого требует традиция, а Ворон Воронович — хозяин серебряного дворца. Но при этом сказочник прежде заставляет героев высказать причину, почему не может отправиться ни младший зять, ни старший, а именно средний, — налицо творческий момент.
Отступлением от традиции следует считать и замену функций действующих лиц. Благородством, честностью, силой вопреки традиции награжден не герой, рожденный чудесным образом от животного, а Иван царской сын золотых кудрей. Иван Кошкин сын оказывается низким, завистливым и корыстным братом.
Следует отметить тонкий психологизм сказки. Чима останавливает внимание на мотивах, движущих поступками героев, на душевном состоянии героев, внешнем выражении этого состояния.
Очень колоритны бытовые сцены, например, встреча царя с пьяницей, который «с похмелья мается».
Сказка чрезвычайно богата изобразительными средствами, которыми пользуется сказочник, ритмичностью, мелодичностью; великолепны общие места, переходные фразы, пословицы, поговорки, афоризмы, общеэпические формулы. Ярким примером может служить ответ коня троеногого на вопрос Кащея Бессмертного, сможет ли он догнать Ивана царского сына.
Украшением сказки являются имена героев: Иван царской сын золотых кудрей, его обручница — от зари заря подсолнушна красота, от семи сестер — сестра, от двенадцати бабушек — внучка, от трех матерей — дочь; герой встречает на пути Бабку зелену шапку, зятья у него Волк Волкович-супостат, Ворон Воронович-супостат, Сокол Соколович.
Такое высокохудожественное произведение мог рассказать лишь сказочник-«профессионал», каким является Чима — один из ярких представителей сибирской сказительской школы.
При отборе текстов для публикации учитывались прежде всего историко-фольклористические принципы. Поэтому рядом с высокохудожественными текстами в сборнике могут оказаться и слабые с точки зрения эстетического восприятия, но представляющие интерес для истории русского фольклора Сибири.
В связи с тем, что сказки записывались разными собирателями в разные годы, единая методика сбора материалов не соблюдена. В публикуемых текстах мы сохранили диалектные особенности языка сказочников, отклонения от нормы в синтаксических и морфологических конструкциях, но старались свести к минимуму фонетическую орфографию. Во-первых, фонетическое воспроизведение сказки затрудняет ее восприятие как художественного произведения. Во-вторых, нами использованы полевые записи, в которых слова нередко либо сокращены, либо неразборчиво написаны, к тому же собиратели не всегда последовательно фиксировали произношение: в одной сказке рядом встречается, например, «царево» и «царство». Этот языковой факт не характеризует диалекта, а чтение затрудняет. В таком случае мы придерживаемся нормативной орфографии, так же, как в словах с непроизносимой согласной «здравствуешь», «сердцо», но не редактируются особенности словообразования — «здравствуешь», «сердцо». Унифицированы «гварит», «гварт», «грит», где они соответствуют значению «говорит», при этом сохранены в отдельных случаях «гыт», «гыть», так как в устной речи они не соответствуют слову «говорит», а имеют значение в основном интонационное.