[26]. Всего за 67 лет после начала похода Ермака русские землепроходцы по рекам и арктическим морям преодолели расстояние «навстреч солнца» до крайней точки Востока, которую обогнул в 1648 году Семен Дежнев.
Засечная черта
Важнейшая особенность исторической судьбы России и её геополитического устроения – расположение на границе лесной и степной зон, на границе Великой Степи. Тысячелетние противоборство со степняками вызвало к жизни множество мифов. С одной стороны, концепцию «щита Европы», восходящую к Пушкину и Блоку и уверенно принимаемую европейскими исследователями: «Судьба России, – отмечает Бродель, – долгое время была предопределена её приграничным положением: защищая Европу, она амортизировала удары, которые наносились со стороны Азии, что дорого ей обходилось»[27]. С другой стороны – миф о евразийской семье народов, в который якобы вступила Россия с монгольским нашествием – «вымышленное царство» от Южного Китая до Новогорода, мнимо предопределившее судьбу Евразии в противовес Европе.
На деле, ни о каком братстве говорить не приходилось от битвы на Калке в 1232 году до сожжения Алексина в 1472 по источникам насчитывается 132 ордынских похода на Русь[28]. Столь же безосновательна и гипотеза о «щите». Русские спасали самих себя, а не «Европу». Европе в лице польско-литовского государства доставалось от татарских набегов не меньше, вплоть до того, что одно время польские короли признавали себя вассалами крымских ханов за Киев. А главное защищаться приходилось прежде всего от Европы. Спусковым механизмом, запустившим маховик непрерывных набегов стало появление генуэзской колонии в Каффе, откуда дорогой живой товар отправлялся в итальянские и французские города.
В 1465 году одна флорентийская синьора в письме к сыну со знанием дела рассуждает о сортах рабов: «Мне пришло на мысль, что раз ты женишься, тебе необходимо будет взять рабыню… Если ты имеешь это намерение, напиши какую. Какую-либо татарку, которые все выносливы в работе, или черкешенку, отличающуюся, как и все ее соплеменницы, здоровьем и силой, или русскую, то есть из России, которые выдаются красотой и сложением»[29].
Большое количество русских рабов поглощала Золотая Орда. А со становлением Османской Империи для работорговли открылся её огромный консолидированный рынок. И Орда, и Казанское ханство и, в еще большей степени, Крымское ханство были, прежде всего, колоссальными работорговыми предприятиями, высасывавшими из русского народа значительную часть человеческих ресурсов. Борьба России со степняками была не каким-то империалистическим и колонизационным предприятием, а прежде всего попыткой остановить это постоянное кровотечение, как мало что еще предопределявшее пресловутое «отставание» России в области развития производительных сил.
Если на Севере и в Сибири Россия наступала, то на Юге – трудно оборонялась и в этой борьбе выработался уникальный институт русской цивилизации, изменивший ход мировой истории – Засечная черта. Цивилизация не раз и не два пыталась отгородиться от варварства – от Вала Адриана и всей системы римского «лимеса» и Великой Китайской стены и до вымышленной Стены в «Игре престолов» и проектируемой «Стены Трампа» между США и Мексикой. Поскольку в основе всех этих проектов лежал принцип «преграждения пути», они рано или поздно оказывались не слишком успешными и не смогли защитить ни Рим, ни Китай.
Засечная черта представляла собой систему динамической защиты. «Лесные завалы – засеки только восполняли и смыкали естественные препятствия местности – реки, озера, болота, овраги и т. д. чередуясь с частиками – частоколами, надолбами, земляными валами и рвами в безлесных промежутках»[30]. Засеки заполняли пространство между крепостями и острогами в которых сосредотачивались гарнизоны – силы стрельцов, дворян и казаков. «А крепости всякие крепки бывают людьми, а без людей никакая крепость ненадежна»[31].
Черта работала не как стена, а как ловушка. Разумеется было невозможно отследить неприкосновенность тысяч километров преграды. Задачей черт было направить набеги степняков по немногим заранее известным маршрутам тщательно сохраняемых татарских проломов и постараться перехватить их на обратном пути, отобрав весь полон. Засечная черта была обращена как на юг, так и на север, работая как капкан на хищника[32].
Засечная черта была сложнейшей гибкой оборонительной системой, плодом того государственного единства, самодержавной централизации, без которой Россия вряд ли смогла бы существовать. Требовалось мобилизовать трудовые ресурсы, разработать план строительства и последующей охраны укреплений от растаскивания, требовалась постоянная бюрократическая работа Разряда по организации сторожевой службы. И над всем этим главенствовала мысль о единстве державы: «велено тебе лесной завал учинить и в засечных воротах острог и башня поставить, и всякими крепостьми засеку укрепить для бережения всево Московского государства, а не для девяти деревень» – выговаривала грамота Разряда проштрафившемуся воеводе[33].
Но сковывающая сила государства – это одна сторона вопроса. Засечная черта не сработала бы без непрестанного упругого потока народной колонизации. Крестьяне, казаки, гулящие, беглые стремились селиться на черноземной степной границе несмотря на постоянные татарские набеги и непрерывную игру с пленом и смертью. «Есть что-то чудесное – замечал академик М.Н. Тихомиров – в заселении обширных южнорусских степей, подвергавшихся постоянным набегам татар» [34]. Лучше понять это чудо мы сможем обратившись к обсуждению русского аффективного строя, того, что можно считать доминантой русского национального характера.
«Русский аффект»: обида
Норберт Элиас рассматривал процесс цивилизации как постепенное установление контроля над аффектами[35]. Цивилизация – это вежливость. Для того, чтобы исследовать этот процесс он в деталях изучил эволюцию застольных манер, правила поведения в обществе, то как постепенно убирались с глаз долой грязные и агрессивные проявления человеческой натуры.
Особенно впечатляющую и неочевидную эволюцию проделали застольные манеры, связанные с употреблением мяса: место руки и ножа заняла вилка (пришедшая, кстати, из Византии), – специальное устройство, имитирующее не оружие, а руку. На застольные манипуляции с ножом наложен был все более жесткий запрет, хотя даже при встрече с цивилизованными гостями с Запада китайцы умозаключили: «европейцы – варвары, они едят мечами»[36].
В этом маленьком примере столкновения цивилизаций отражается более общая проблема европейского цивилизационного процесса – он был прежде всего трансформацией чрезвычайно повышенной агрессивности, характерной в особенности для германских народов в эпоху великого переселения народов. Ключевым аффектом западных народов было оскорбление, – агрессия, проявляемая для установления иерархии, причем с выраженным элементом сексуального доминирования. Кто имеет право оскорблять, тот господин, кто не имеет, тот раб и серв. Равный не может спустить оскорбления равному.
Долгие столетия понадобились для того, чтобы решить эту проблему, приучив европейцев к вежливости, воздержанию от оскорбительное поведения. И эта вежливость уже перетекает в абсурдные формы политкорректности. Атмосфера агрессии убиралась из общества через создание суперагрессора – централизованной власти государства, имеющего монополию на насилие и не терпящего конкурентов.
Для нашей цивилизации обуздание агрессивных аффектов никогда не представляло какой-то кардинальной проблемы. Вежливость осваивается русским довольно легко, а подавление символики агрессии, изъятие ее из повседневности, происходит как бы само собой. Достаточно вспомнить, что на европейских празднествах XIX века на смену цельным тушам и большим кускам животных пришла так называемая «русская разделка», произведенная заранее, на кухне и освобождавшая застолье от всякой ассоциации с убийством.
В то же время русский эмоциональный строй так же чрезвычайно аффективен. Но в его центре лежит не фигура оскорбления, а фигура обиды[37]. Обида – это такое проявление негативного отношения, которое не обязательно носит насильственный характер, не выстраивает некоего иерархического отношения власти и подчинения, и ведет не к конфликту, не к «дуэли» а напротив – к максимальному эмоциональному и физическому отдалению участников конфликта друг от друга. Если участники социальной системы, где доминирует аффект оскорбления непрерывно «наскакивают» друг на друга и пытаются опытным путем установить отношения власти, то участники системы, где доминирует аффект обиды отталкиваются друг от друга вплоть до полной социальной диссоциации.
Обида рассматривается как несправедливость, обделение, присвоение чужой доли и ведет к ослаблению единства. Именно разрыв социальной ткани благодаря обиде и является той главной тревогой, которая заложена в русской цивилизации.
Вспомним основные идеи «Слова о полку Игореве» – в основе распрей князей, ведущих к нарушению единства и угрозе погибели Русской Земли – именно Обида. Вражеское нашествие и разорение Земли оказывается непосредственным плодом Обиды.
«Въстала Обида въ силахъ Даждьбожя внука,
въступила девою на землю Трояню,
въсплескала лебедиными крылы