[271]0 и до 50 малых церквей: если бы был фанограф, могущий записать местные былины, свадебные песни… Я слышал, что англичане в Багдаде производят археологические] работы, многое вывозят[272]. Я много собрал, но жаль, что я не знаю, для кого я работаю и полезна ли моя работа? Работаю, конечно, и для себя, но свое я давно пожертвовал для других. Извиняюсь, что, быть может, этим письмом отвлекаю Вас, но к кому обращусь как не к Вам – здесь и далеко от всех, да и нет людей, могущих понять стремления моей души <…> Теперь все храмы зарегистрировал»[273].
По сохранившимся в архивах документам (описям, переписке, фотографиям, которые почти все были сделаны Ф. Μ. Морозовым на его фотоаппарат) можно сделать вывод, что львиная доля материалов экспедиции была собрана благодаря Ф. Μ. Морозову, волонтеру и энтузиасту. Охрана памятников с осени 1916 г. по весну 1917 г. находилась под его бдительным контролем, насколько он мог позволить себе его осуществление, неся основную нагрузку на Кавказском фронте в качестве санитара Красного Креста. Эти плоды бескорыстного интереса и жестов доброй воли бывшего послушника оказались в большинстве своем тем самым изобразительным материалом, который и достался потомкам.
Глава 2Экспедиция 1917 г.
§ 2.1. Организация и проведение экспедиции 1917 г.
Одним из обществ, имевших отношение к организации Трапезундской экспедиции 1916-1917 гг., было Московское археологическое общество (далее – МАО) во главе с графиней П. С. Уваровой.
Стоит отметить, что интерес МАО к кавказской археологии зародился достаточно давно и был не случаен: во главе общества после смерти графа А. С. Уварова стояла его вдова[274], графиня Прасковья Сергеевна (рис. 13А), женщина-ученый, положившая начало изучению археологии Кавказа в России, «причем в самых широких рамках»[275], и прототип Кити Щербацкой в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина»[276].
Прасковью Сергеевну Уварову (урожд. Щербатову), часто называют первой русской женщиной-археологом. Однако археологией даже в широком смысле этого слова ее деятельность не ограничивалась.
Она также была и меценатом, вносящим личный финансовый вклад в исследования. В статье, посвященной жизни и научному пути графини, историк и исследователь ее биографии В. Г. Аксареева отмечает, что деятельность Уваровой получила в конце концов и благоприятный отзыв императора Александра III – и это в эпоху, когда женщины только начинали свою самостоятельную социально-общественную жизнь[277]. Влияние времени отразилось и на Уваровой, имевшей по сравнению с многими другими более благоприятные условия: до 1885 г. графиня не входила в состав МАО, так как его создатель А. С. Уваров «был против привлечения женщин к работе и считал невозможным делать исключение для своей жены, во всяком случае, официально. На деле Прасковья Сергеевна готовила вместе с мужем заседания Общества и археологические съезды, часто от его имени вела деловую переписку», сопровождала Алексея Сергеевича в поездках[278].
Хвалебные отзывы о деятельности графини принадлежат многим ученым[279], с ней переписывались выдающиеся люди ее времени: геолог, академик В. И. Вернадский, географ, археолог, антрополог, этнограф Д. Н. Анучин, писатель Л. Н. Толстой, виднейшие ученые-историки: археолог В. А. Городцов, братья Д. В. и И. В. Цветаевы, филолог-классик, славист, востоковед Ф. Е. Корш, искусствовед-византинист Η. П. Кондаков, египтолог Б. А. Тураев, археолог А. А. Бобринский, востоковед и нумизмат В. К. Трутовский, историк И. Н. Бороздин, музыкальный и художественный критик, историк искусств, архивист и художественный критик В. В. Стасов и многие другие. С почтением относился к Уваровой и историк-византинист Ф. И. Успенский. Их контакты имели долгую историю: Успенский активно участвовал в проводившихся археологических съездах (в 1884,1890,1893,1896 гг. – участник VI, VIII, IX, X археологических съездов соответственно), заслуга в организации которых во многом принадлежала МАО.
После смерти мужа, став председателем Общества, графиня постепенно расширяла географию его деятельности. Так, например, в 1887 г. она создала Восточную комиссию[280], основной задачей которой стало изучение древностей Кавказа. В 1892 и 1896 гг. были созданы Славянская и Археографическая комиссии, в 1909 г. – Комиссия по изучению старой Москвы[281]. Уварова также принимала участие в создании Государственного исторического музея, директором которого стал ее родной брат, князь Николай Сергеевич Щербатов. Но даже в отдельном обзоре сохранившихся документов возможно только частично упомянуть разностороннюю деятельность графини и ее родственников (Ф. 17)[282].
Деятельность П. С. Уваровой имела самый широкий международный масштаб и резонанс. П. С. Уварова также способствовала развитию российского византиноведения. Создать византиноведческое общество в Одессе и «объединить частные попытки изучения истории Византии и направить их одной цели»[283] у Ф. И. Успенского, Η. П. Кондакова и А. И. Кирпичникова не получилось, приходилось задействовать для нужд византиноведения иные общества и личные контакты. Уварова много помогала в этих делах Успенскому, хлопотала перед министром народного просвещения графом И. Д. Деляновым о скорейшем открытии института в Константинополе[284], деньгами и другими средствами поддерживала сама и с помощью МАО проведение второй Трапезундской экспедиции (1917 г.), приглашала выступать в Обществе с докладами. Сам проект создания Русского археологического института в Константинополе (РАИК) обсуждался на VIII Археологическом съезде в Москве[285]. Наиболее важные достижения РАИК его директор докладывал на археологических съездах. Таким образом, византиноведение конца XIX – начала XX в. органично встраивалось в общую культурно-историческую жизнь России, не имея пока, по характеристике В. Г. Васильевского, достаточных сил и средств на обособленное существование[286], а переписка Успенского и Уваровой стала дополнительным источником по истории российского византиноведения.
Корреспонденция носила дружеский и деловой характер одновременно. Ее участники регулярно пересылали друг другу в дар новые издания, обсуждали съезды, Успенский неоднократно приглашался графиней на заседания МАО. В свою очередь, Успенский звал графиню на заседания РАИК[287], рассказывал об изменениях состава института[288], во многом потому, что в начале XX в. графиня стала почетным членом РАИК. И вот как писал об этом его директор: «Позволю высказать пожелание, что Ваше Сиятельство и впредь не оставите Институт своим сочувствием и участием в его деятельности, которыя Вам угодно было оказывать ему со дня его открытия», – писал по этому случаю Успенский[289]. По всей видимости, с эмиграцией семьи Уваровых в Югославию переписка прекратилась – во всяком случае, следов писем друг друга после 1917 г. в личных фондах этих лиц обнаружено не было.
Среди документов графини существует и некоторое другое количество материалов по истории организации византиноведческих исследований -например, «Пояснительная записка и положение комитета по описанию, охране и поддержанию археологических памятников в Цареграде и его окрестностях»[290] и «Обязательные постановления, высочайше утвержденные Его Величеством Падишахом для археологических памятников»[291], что свидетельствует о ее участии в подготовке к возможным российским археологическим раскопкам на территории бывшей Византийской империи.
Тогда как Русское археологическое общество добивалось устройства Русского археологического института в Афинах[292], Уварова обратилась в Министерство народного просвещения с ходатайством об учреждении Русского археологического института в Риме[293]. Однако «директор РАИК Ф. И. Успенский, давая сдержанную, а в ряде случаев отрицательную оценку проектам создания других научных центров, стремился сохранить за рубежами России монопольное положение Русского археологического института в Константинополе», – замечает по этому поводу исследователь организации археологической науки А. С. Смирнов[294].
Интерес МАО к археологическим исследованиям на Востоке зрел постепенно, научной работой в этом направлении занималась особая Восточная комиссия Общества. С началом Первой мировой войны и продвижением русской армии на соответствующие территории интерес к истории Востока стал более актуальным, поскольку представилась дополнительная возможность его изучения. На заседании ИМАО 9 января 1915 г. профессор Б. А. Тураев, участвовавший в том числе в создании египетской коллекции ГМИИ им. Пушкина (то есть хорошо представлявший себе, каким образом происходит комплектование как зарубежных, так и русских музеев), выступил с докладом «Задачи русской науки на Переднем