17 марта 1916 г. главнокомандующий Кавказской армией великий князь Николай Николаевич (рис. 20А) издает указ № 117, в котором запрещает «куплю, продажу и собирание» старых книг и рукописей, кроме специально уполномоченных лиц. Таковыми лицами в Трапезунде были члены экспедиции Ф. И. Успенского, посланные в город от комиссии Академии наук для регистрации и охраны памятников. К выполнению своих обязательств участники экспедиции приступили незамедлительно по приезде в город (13 мая 1916 г.) и обнаружили в нем «мерзость запустения»[483]: «открытые двери, разбитые ящики и сундуки, выпущенная шерсть из тюфяков, пух из подушек, разбросанные книги и деловые бумаги»… – писал в своих отчетах Ф. И. Успенский. Примерно то же про майский Трапезунд пишет и С. Р. Минцлов: «В мае месяце, когда я приехал в Трапезонд, все кварталы вокруг мечети были совершенно пустынны. Окна и двери домишек были выбиты и распахнуты: дворы были завалены битой посудой, ломаной мебелью и, кое-где, грудами рваных книг и рукописей. Немало дней я посвятил на обход дворов и рытье в кучах хлама, в результате чего оказалась находка нескольких десятков весьма любопытных, древних рукописей, писанных на пергаменте и украшенных орнаментами в красках. Кое-что отыскалось и в ворохах рвани, возвышавшейся у башни, близ мечети. Последняя – типичный византийский храм, весь выбеленный и оштукатуренный как внутри, так и снаружи»[484].
«Не менее безотрадное впечатление (чем остальной город. – А. Ц.) производит вид Св. Софии, – зафиксировал в своем дневнике Ф. И. Успенский. – Двери ея также раскрыты, стекла выбиты, она доступна для всякого, ибо нет ни одного представителя мусульманского духовенства, ни русских священников <…> Также необходимо принять меры по поводу закрытия мечети… При нашем посещении здесь оказались разбросаны по полу обрывки бумаги и рукописей, целый архив книг и разных деловых записей, валялись по полу в беспорядке на хорах»[485]. Вокруг церкви Св. Евгения ситуация была не лучше: «Кругом церкви следы разрушения, брошенные рукописи и книги. В школе следы последнего урока арифметики на доске: цифры от 10, задача на сложение, разбросаны карты и квитанции»[486]. Развалы распотрошенных рукописей находились также рядом с другим собором, главной мечетью города – Орта-Хисар, бывшей Хрисокефалос.
Возможно, именно поэтому в мечети Орта-Хисар Ф. И. Успенский и начнет складывать рукописи и документы[487]. Причем отбирались не только те архивы, которые имели отношение к научным интересам Успенского, но и те, которые могли бы дать понятие о новейшей истории края. В поле внимания византиниста попадают и простые делопроизводственные документы местного значения: судебные и губернские дела, таможенные, банковские; земельные описи, которые не имели для экспедиции никакого научного значения, но являлись важными для бежавшего турецкого населения[488] и бездумно уничтожались[489]. Такая работа Ф. И. Успенского была весьма кстати. Было необходимо спасти то, что еще оставалось, так как уничтожение трабзонских архивов осуществлялось не только греками, которым было интересно избавиться от расписок о долговых и других обязательствах, но по невежеству – русскими: «Оказалось, – писал С. Р. Минцлов в “Трапезондской эпопее”, – что <…> командир телеграфной роты Мелик-Парсаданов распорядился произвести генеральную чистку отданных под постой его роты зданий, и весь архив края и суда за все время владычества турок были вывалены в овраг и преданы сожжению: сколько тут погибло важных и ценных материалов – это теперь вопрос уже праздный!»[490] Свою работу по сбору рукописей Ф. И. Успенский старался не афишировать. В то время как академик, согласно написанному многим позже отчету, аккуратно раскладывает древние рукописи по ящикам, коих набралось около двухсот[491], и составляет описание самой церкви[492], С. Р. Минцлов недоумевает о роде его деятельности и оставляет об академике такие записи: «[В соборе] ежедневно по нескольку часов просиживает Ф. И. Успенский; по его словам, он наслаждается внутренним видом собора, тишиной и прохладой. Что он там еще сверх того делает – не знаю, т. к. за месяц наслаждения в мечети все осталось нетронутым: не сняты деревянные настилы на полах, нигде не соскоблена штукатурка и не обнаружены фрески, словом, ничего он не коснулся совершенно»[493]. Но вскоре и С. Р. Минцлов присоединяется к его работе.
Во внутренней части этого собора Богородицы Златоглавой[494], куда, по преданию, греки «перед падением города замуровали где-то в стене собора обширную библиотеку, состоявшую из древних манускриптов»[495], тоже находились вещи, могущие привлечь внимание археографа: «На древних, христианских хорах, в вечных полусумерках навалены груды сундуков с восточными документами и книгами; на сводах над ними висят головами вниз сотни летучих мышей; при появлении человека они срываются и начинают черкать вокруг него воздух»[496], – вспоминает в «Трапезондской эпопее» чиновник особых поручений при генерале А. В. фон Шварце, писатель С. Р. Минцлов. 13 мая 1916 г. Ф. И. Успенский запишет в своем дневнике: «Целые кипы деловых бумаг, тюки и мешки с книгами и бумаги валялись на хорах в беспорядке, оставленные грабителями как не заключающие реальной ценности»[497]. «Когда под руководством ученых эллинистов мы группой обходили храм, стаи летучих мышей вспархивали из темных его углов и скрывались в противоположной стороне», – вспоминает доктор Я. И. Кефели[498], городской голова Трапезунда.
В 1917 г. местное греческое население начинает интересоваться рукописями, собранными Ф. И. Успенским, так как для разрешения бытовых вопросов и споров среди местного населения архивы представляли исключительную важность, и экспедиция оказалась в центре конфликта между греческим и мусульманским населением[499].
То, что уже было в «архиве» Хрисокефалос на момент приезда экспедиции, Ф. И. Успенскому удалось дополнить рукописями «из соседнего с мечетью помещения», турецкой библиотекой «из частного дома, занятого третьим отрядом Государственной Думы», а также найденными им самим и С. Р. Минцловым рукописями. Также Успенский задумывается о переносе библиотеки из греческого училища Трапезунда (фронтистирион), но поскольку не может предложить надежной охраны, отказывается от этой мысли сразу же[500].
Работа Трапезундской экспедиции проходила в рамках Комиссии об организации охраны и исследования археологических памятников, созданной для нужд, вызванных войной, главной ее целью была охрана, регистрация и описание новых памятников. Вскоре экспедиция приобретает археографический характер, поскольку имущество не только мирных жителей, но архивов и библиотек расхищалось или разбрасывалось по городу, где его подбирал любой желающий. Например, генерал русской армии В. А. Яблочкин в Штабе 5-го армейского корпуса устроил особый склад как памятников старины, так и другого добра[501], который был, вероятно, в Трапезунде таким не единственным. В обращении к тому же генералу В. А. Яблочкину, командиру 5-го армейского корпуса, под пунктом з в разделе «по отношению к мечетям и другим памятникам» Ф. И. Успенский замечал: «В том случае если бы оказалось имущество в нескольких мечетях, более легкой охраны его требовалось бы снести его в одну более прочно построенную и имеющую хорошие запоры, а остальные мечети запереть. Переписав собранное имущество и составив протокол обо всем происшедшем по вышесказанному, оригинал протокола хранить при управлении коменданта, а другой – в городском управлении»[502].
Предварительный отчет по собранным и спасенным рукописям был написан Ф. И. Успенским в своем дневнике. Относительно этих рукописей в 1916 г. Его Императорским Высочеством Наместником было принято следующее решение: ящик № 1 был одобрен к перевозке в Академию наук в Петроград. «Вместе с тем мне было поручено объяснить Академии наук, – докладывал Ф. И. Успенский на заседаниях Академии, – что рукописи предоставляются Академии “для ознакомления и изучения” впредь до новых распоряжений, имеющих последовать по окончании войны. По мнению Его Высочества, особому рассмотрению и решению подлежит судьба рукописей, секвестированных в мечетях, от тех, кои приобретены частным образом. Относительно этих последних (ящики III и IV) Его Высочество не встречает препятствий к тому, чтобы они были распределены между русскими учреждениями, интересующимися восточными рукописями»[503]. От 17 сентября 1916 г. приведен предварительный список рукописных коранов, описание которых впоследствии было сделано А. Е. Крымским и И. Ю. Крачковским[504].
За зиму 1916-1917 гг. в отсутствие членов экспедиции с архивом в мечети Орта-Хисар в Трапезунде произошли изменения: «В течение зимы много незваных посетителей проникало туда и с ключами, и без ключей, через окна и двери. Хранившиеся на хорах и в других помещениях акты, рукописи и разные собрания подверглись грубому пересмотру и новому расхищению». В лето 1917 г., несмотря на смену администрации, Ф. И. Успенский опять столкнулся с проблемами охраны помещений с рукописями: «Уже второе лето