Разумеется, я тут поторопился назвать пшеворцев и зарубинцев германцами. Снова повторюсь: они ещё в лучшем случае прагерманцы. В них много намешано кровей и культур, и сами себя они, конечно, не больно-то с германцами ассоциировали. Тем более что и термина такого не знали — это римское обобщение для народов на северо-восток от лимеса.
Впрочем, и прагерманцы представители этой культуры такие же, как и праславяне или прабалты. Как уже сказано, куда сдвинутся — теми и станут. Ибо пока что есть только роды, родовые общины. И есть какие-то начатки будущих известных нам племён. А народов — нет. По крайней мере здесь, в Северной Европе, где ещё продолжается, так сказать, «этнолитейный процесс». В котором зачастую один сорт этноса отличает от других лишь маленькая присадка из какой-либо древней культуры. Или из контактов. Или даже из религиозной идеи. Ведь говорят же, что иранцев создала огненная проповедь Заратустры. И их же выделила и отличила от других ариев.
И вот, похоже, какая-то из проповедей погнала часть носителей зарубинецкой культуры на юго-восток.
Впрочем, понятно, какая проповедь. Конечно же, до кельтизированной культуры на севере доходили от родственных южных кельтов слухи и разговоры о том, как хорошо, как богато живётся людям на юге.
Не исключено также, что кельты с юга и прямо призывали охочих бойцов потешить силушку в славных ратоборствах с македонскими богатырями.
А что значит — часть зарубинцев двинулась? Мы уже постоянным рефреном говорим в этой книге: «те сдвинулись», «эти переселились», «этот народ мигрировал». Что это значит вообще — «народ мигрировал»?
Это нам из нынешнего прекрасного далёка кажется, что переселение народов было миграцией именно народов. На самом деле брать с собой в дальний поход жён-детей-стариков просто нерационально. Экономически невыгодно. Их же кормить надо. Их защищать надо. Они, простите за прозу жизни, одни останутся, если голову сложишь. А Красного Креста тогда не было. И никто не защитит твою жену и детей, когда ты уйдёшь к богам отчитываться, сколько убил славных врагов.
Проще говоря, это — обуза в воинском предприятии. А тогда любой дальний поход по определению был воинским предприятием.
И что-то не очень запустевали земли, якобы оставляемые всем племенем. Вроде бы ушли, скажем, готы искать свой Ойум, а приглядеться — всё равно остались какие-то готы в Скандинавии. Ушли юты, англы — а нет, не заросла полынью Дания, продолжает на ней кто-то жить и новых грозных воинов растить!
Словом, о чём я говорю? О том, что нередко новая культура появлялась там, куда приходили ушедшие в дальний поход воины, вырезали местных мужчин и брали себе их женщин. А на родине продолжали себе мирно пахать и сеять те из рода, кто никуда уходить и не собирался. Вернее, так и оставался — тылом для войска. Кто это был?
Оставался глава рода. Оставались старейшины. Оставались младшие сыновья. Оставались вообще те, кому велел остаться глава рода: ведь на земле кому-то надо продолжать работать. Оставались водимые, то есть главные жёны. Оставались матери и сёстры.
А далее — войско могло вернуться с добычей и славой. И разойтись по родовым селищам и городищам, распространяя вокруг себя аромат успеха. Заражающий новых мужчин. И поднимающий их в следующий поход, как только военный вождь провозгласит его.
Или войско могло вовсе не вернуться. Погибнуть полностью.
Это ничего. Род воина ведь сохранился.
А могло войско не вернуться потому, что встретило землю, на которой захотело поселиться. Правда, на ней обычно кто-то уже жил. По это не проблема. Во-первых, они — чужаки. То есть фактически как бы и не люди. Их не жалко, и с ними можно делать, что хочешь. А во-вторых, если сила и удача с тобой, то ты их победишь — и заживёшь!
Похоже, что-то подобное и произошло с нашими скифами-земледельцами. Пока они жили, не ведая о надвигающейся беде, где-то в польских и германских лесах она уже назревала.
Одно ли войско, несколько ли, или даже войско вместе с гражданским населением, но часть «зарубинцев» двинулась вдоль рек к манящей богатствами Македонии. Беда скифов-пахарей, что в Вислу впадает Западный Буг, а от того — два шага в речную систему Днепра, в походе по которой «зарубинцы» натолкнулись на процветающую землю с мирным — находок оружия этого времени уже мало — населением. И…
Через четыреста лет предания об этом событии позовут готов в поход на поиски блаженной страны Ойум…
Интервентов, носителей зарубинецкой культуры, идентифицируют ныне как бастарнов. А —
— бастарны — племя германского происхождения, раньше других пришедшее в соприкосновение с греко-романским миром, Страбон признаёт, что их происхождение неизвестно, Тацит утверждает, что это племя германского происхождения, которое деградировало из-за смешанных браков с сарматами.
При передвижении германцев из восточной части Европы к центру её бастарны первые направились на юго-запад, В истории они упоминаются впервые в 182 г. до н. э, во время македонских царей Филиппа V и Персея, живущими на Тисе, у Карпат и при дельте Дуная, Это был чрезвычайно рослый народ, с голубыми глазами, очень храбрый на войне, но долгое время остававшийся на первобытной степени культуры. До III века н. э., когда готы явились преобладающим германским народом в Юго-Восточной Европе, о бастарнах упоминается в истории войн римлян на нижнем Дунае и у Карпат, как о сильном племени. Они исчезают из истории после того, как 100 000 из них по желанию императора Проба в 279 г, н. э. переселились в римскую Фракию,
Так писалось в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. Со времени выхода этого словаря минуло ровно сто лет. С тех пор, судя по великолепной книге В. П. Будановой «Варварский мир эпохи Великого переселения народов», много к этим знаниям не добавилось. Этническое происхождение бастарнов по-прежнему спорно. Кто причисляет их к сармато-фракийцам, кто — к кельтам или кельти-зированным иллирийцам, кто — к германцам, а кто-то — даже и к персам. Между тем в свете археологических находок проблема эта решается просто:
…проникновение латенских импортов на юго-восточную окраину ясторфской культуры и складывание там переходной латенско-ясторфской подмокельской группы создало предпосылки для широкого распространения процесса латенизации, который резко активизировался с началом передвижения населения восточно-ясторфской периферии, приведших в 225–190 гг. до н. э. к сложению цикла латенизированных культур и попавших в поле зрения письменных источников, отмечающих появление в Причерноморье скиров и бастарнов. [134]
Говоря проще, окельтизированные недогерманцы пошли воевать македонцев, а по пути захватили страну скифов-земледельцев. После этого, оставив там известную часть населения, бастарны, неся с собою ясторфские, латенские, зарубинецкие вещи, распространяются на юг, достигают Причерноморья, где оставляют памятники типа Поянешти-Лукашевка.
Сегодняшняя археология поддерживается древним историком Страбоном, который, описывая ситуацию в Причерноморье на рубеже II–I веков до н. э. (самый расцвет зарубинецкой и поянешти-лукашевской культур), говорит о наличии между Петром и Борисфе-ном двух группировок бастарнов:
…певкины владеют островом Певкой в дельте Дуная, а две прочих бастарнских группировки, атмоны и сидоны, располагаются «в глубине материка» между Дунаем и Днепром, за которым находятся сарматы-роксоланы.
При этом культурные импульсы с прагерманского северо-запада продолжают надёжно фиксироваться археологически.
Так что правы древние авторы, которым вообще давно надо бы дать больше веры. Особенно после того, как их правоту во многом стала подтверждать паука генетика. Бастарны могли быть кем угодно, но оставались «па связи» с германской ясторфской культурой. Хотя, как пишет в своей «Германии» римский энциклопедист Тацит, конечно, были уже «подпорчены» приднепровским населением:
Смешанными браками они обезображивают себя, почти как сарматы.
При этом — всё по тому же принципу, когда одни уходят воевать, а другие остаются их тылом и резервом — поколение за поколением новые и новые волны бойцов спускаются к Дунаю. И по находкам видно, как синхронизируется прилив боевой активности бастарнов с новыии ясторфскими импульсами в регионе памятников Поянешти-Лукашенка. Словом, подпитка «германскими оккупантами» шла регулярно.
Несмотря на это, «днепровские» бастарны развиваются уже по своим местным лекалам. Как «польские» — по своим. Вот вам и три культуры с одним народом. Как бывают — мы это увидим ещё — три (или больше) народа с одной культурой.
Но вернёмся к днепровским бастарнам. Германцам удалось уверенно закрепиться в этих местах. И создать уже собственную культуру:
…вещевой комплекс погребений скифского времени совершенно не схож с зарубинецким…
Нет никаких оснований для того, чтобы утверждать, что типологическое сходство двух культур, близость форм массовой кухонной керамики позволяют доказать их генетическую преемственность. [134]
На сей раз ассимиляции, срастания культур завоевателей и завоёванных не было. По крайней мере, поначалу.
Зато тогдашние вещевые комплексы содержат элементы юго-западных — балкано-иллирийских культур. Это значит, что местные воины активно участвовали в балканских походах времён III Македонской войны. И, соответственно, их добыча и их рассказы влияли на дальнейшее складывание и формирование днепровско-зарубинецкой общности.
Это, кстати, тоже прослеживается археологически. Ареал днепровско-зарубинецкой культуры расширяется явно за счёт притока иммигрантов с «исторической родины»:
Верхнеднепровский вариант складывается, по-видимому, позднее балканских походов бастарнов в результате нового культурного импульса с ясторфской периферии, зародившегося, судя по вещам ясторфского происхождения, в Северной Ютландии. Появление памятников этого варианта представляет собой третий, завершающий этап сложения ЗЕК [зарубинецкой культуры].