Воевать тут тоже не с кем. Разве что набредёшь на такое же унылое селеньице. Но что там взять? А потому молодёжь из нескольких селений сбивается в ватажки и ходит «щупать» чужих. Совсем дальних. Или совсем чужих, не своего языка. Подчас хорошо получается.
Через некоторое время этот опыт организации полупрофессиональных дружин из ищущей добычи, но базирующейся на собственные роды молодёжи будет весьма продуктивно использован славянами…
Кстати, этот тип общины можно видеть и сегодня:
Опираясь на собственные материалы, собранные в Герцеговине и Черногории, Отто Шрёдер описал протоиндоевропейскую структуру родовой семьи.
Основной единицей этой структуры является задруга. В горных районах, где основным занятием было выращивание скота, её размеры были невелики. Задруга возникла на основе рода — экзогамного клана, члены которого были связаны прямым кровным родством. Более крупное объединение было необходимо для совместного владения скотом, лесами и пастбищами, а также для их защиты от захвата.
Задруги, в свою очередь, объединялись в племена. Каждое племя занимало определённую территорию — жупу и возглавлялось жупаном или старшиной (старейшиной). За ним сохранялась личная власть, но все принципиальные вопросы решались на совете старейшин. [102]
При этом попытки связать венедов со славянами, «сделать» их славянами К. Егоров остроумно и бесспорно опровергает.
И тем не менее какая-то связь тут есть, раз у соседних со славянами народов существует традиция такой связи. Раз в сознании этих народов венеды каким-то образом «превращались» в славян.
Каким?
Для прояснения этого вопроса вернёмся ненадолго к нашим днепровским бастарнам. Которых… уже нет!
«Днепровская» зарубинецкая культура закончилась максимум во II веке н. э. И довольно драматически. И связано это всё с теми же сарматами. Которые, конечно, не собирались менять свой образ жизни из-за того, что скифов-пахарей сменили некие пришельцы. Как повадились налетать на земледельцев ранее и брать с них добычу, так и не прекращали позднее.
Иное дело, что постепенно усилились сарматы! И от тактики набегов перешли к тотальному уничтожению лесостепного населения:
Около середины I в. н. э., где-то в интервале 40—70-х гг., прекращаются захоронения на всех крупнейших могильниках этой культуры — Зарубинецком, Корчеватовском, Велемичи I и II, Отвержичи, Могиляны, Чаплин и пр. Полесье полностью запустевает, а в Среднем Поднепровье сохранившееся население меняет места обитания, спустившись с открытых холмов в болотистые и заросшие кустарниками поймы, труднодоступные для конников. [381]
Вина сарматов в этих разрушениях несомненна:
Южные пограничные крепости-городища носителей этой культуры в районе Канева погибают в пожарах, в слоях разрушений найдены характерные сарматские стрелы. На территориях, занятых прежде зарубинецкой культурой в Среднем Поднепровье, появляются сарматские могильники и курганы, достигающие почти что широты Киева.
Из этого следует, что от грабежа сарматы перешли к завоеванию.
Любопытно, что при этом от набега сарматов не пострадали ниж-неднепровские скифские городища. Зато вокруг них плотным кольцом появляются сарматские погребения, а сами населённые пункты хорошо укрепляются. Значит, это захват, это уже сарматские города.
В результате в междуречье Днепра и Прута после 49 года возникло сарматское государство. Как говорят нумизматические и эпиграфические источники, возглавил его царь Фарзой. Серьёзное, видимо, государство образовалось, коли даже собственную валюту выпускать начало! И прошу отметить: чеканил Фарзой свои монеты в Ольвии. То есть царство его оказалось в зоне притяжения эллинистических центров Северного Причерноморья, отчего сразу приобрело значение. Похожую историю впоследствии пережили готы со своим государством.
Но к этой теме мы перейдём чуть позже. А пока отметим, что «зарубинцам» нашим деваться было некуда. Их товарное производство должно было оставаться ориентированным на эллиннские города, а значит, любое базирующееся на них степное государство неизбежно обязано было заинтересоваться собственным контролем над поставками.
Бастарны же — точнее, уже местные их потомки, не будем путать с теми, кто поселился возле римского лимсса, — видимо, имели серьёзные возражения по этому поводу. Потому к взаимоприемлемому компромиссу с сарматами не пришли. А посему вынуждены были эмигрировать, повторив путь, что проделало «скифо-пахарское» население после вторжения ещё тех, «старых» бастарнов.
Кстати, тут есть смысл ещё раз припомнить, куда уходила от скифов часть киммерийцев. В одних и тех же природных и военных условиях и реакция — одна и та же.
Так что часть зарубинецкого населения пожелала вернуться на историческую родину. Но не дошла. Там сидели какие-то пшеворцы. И, вероятно, это они вместе с носителями пшеворской культуры образовали постзарубинецкую зубрецкую группу на Волыни.
Часть разбежалась дальше по лесостепи. Этих людей связывают с постзарубинецкой группой Рахны на Южном Буге, а также похожими памятниками под Воронежем и на Хопре.
Некоторые археологи считают, что часть зарубинцев откочевала даже в Самарское Поволжье. Это нам интересно, потому что позже мы увидим аналогичный процесс, приведший к появлению там же именьковской культуры.
Основная же масса зарубинсцкого населения сместилась на север и северо-восток — на Сулу, Сейм, Десну, в брянские леса:
На место отступивших к северу юхновцев в это время приходят из Среднего Поднепровья племена венедов, известные археологам как позднезарубинецкая культура.
Кое-кто, видно, проник и дальше на север:
не без их воздействия происходит в это же время трансформация днепро-двинской культуры в среднетушемлинскую, появляется небольшая примесь чернолощёной керамики и сосуды с насечками по венчику, что характерно для «памятников киевского типа». Местные днепро-двинские традиции, впрочем, тоже сохраняются. [381]
Днепро-двинская культура считается балтской. Но важно не это, а то, что вновь, как и при бастарнском завоевании, мы видим ту же картину: лесостепное население в случае войны бежит в северные чащи. Где у нас по-прежнему —
венеты, бродящие ради грабежа между бастарнами и феннами…
И это, пожалуй, сдинствснное время, когда пшеворские венеды, возможные наследники иллирийских венетов, могли дать окружающим ассоциацию именно с будущими славянами — носителями Rlаі. Убежавшие поначалу от бастарнов, по не имевшие возможности вернуться в родные края из-за того, что те не ушли дальше, а закрепились, дозарубинецкие лесостепные земледельцы могли поступить только так же, как постзарубинецкие: уйти на север — в леса и поймы, где могли или образовать собственную культуру, или слиться с кем-то из местных обитателей. Собственной культуры скифов-пахарей в лесах, насколько я знаю, не отмечено. Слиться же можно было либо с балтами — и превратиться в балтов, придав им, возможно, некий свой отблеск (благодаря которому, возможно, и различаются восточные балты с западными), либо с финнами — и превратиться в финнов.
Либо с венедами.
С соответствующей трансформацией в глазах окружающих.
ИТАК:
І—II века н. э. В результате попытки сарматов повторить успех скифов, образовавших мощную общность с местным населением лесостепной полосы, зарубинецкая культура разрушается. При этом отдельные части её различного происхождения «разлетаются» в разных направлениях, образуя ряд постзарубинецких культур. Население «скифо-пахарского» происхождения традиционно подалось в северные леса. Там оно встретилось с уже родственным конгломератом древних выходцев из пшеворской культуры и бежавших от бастарнов «ранних» скифов-пахарей и слилось с ними. Тогда у окружающих народов и должна была возникнуть идентификация постоянно инфильтруемых волнами лесостепного населения венедов со славянами как потомками этого самого лесостепного населения (см. рис. 21).
Рис. 21. Генеалогическое древо
Глава 11
КИЕВСКАЯ КУЛЬТУРА
Так зарубинсцкая культура ушла в небытие. На её (и вокруг неё) пространстве теперь находятся древности, которые называют постзарубинецкими. Они явно оставлены теми жителями, которые пережили и вторжение бастарнов, и их исчезновение под воздействием сарматских клинков. А после того как ушли и сарматы — государство Фарзоя оказалось недолговечным, — «партизаны» из состава венедских «разбойничьих шаек» стали возвращаться.
Реэмигранты создали на прежней родине так называемую киевскую культуру.
Необходимо сделать одну важную оговорку. Конечно же, киевская культура не образовалась одномоментно. Помещение её в это место книги носит отчасти предварительный характер, ибо формировалась она при участии и под влиянием воздействий, о которых ещё только пойдёт речь. Так что, формально говоря, на данном этапе это — одна из постзарубинецких культур. И в то же время она и в этом качестве является достаточно серьезным фактором, особенно в преддверии будущей роли, которую она сыграла в истории. А потому я посчитал правильным охарактеризовать се в целом сейчас, помня, что развивалась и видоизменялась она и в ходе тех процессов, о которых пойдёт речь дальше.
Итак, киевская культура поначалу возникла на территории бассейнов днепровских притоков Псёла и Сейма. Это Сумы, Обоянь, Путивль, Полтава — знакомые уже нам места (см. рис. 22).
Рис. 22
— так, называемого горизонта Рахны-Почеп — Почепской группы на Десне и Судости, Лютежской в Среднем Поднепровье, Рахны в среднем течении Южного Буга, Картамышево-Терновка в верховьях Сейма, Пела, Донца и Оскола.
При этом —
— при наличии определённой преемственности с собственно зарубинецкой культурой и даже нового проникновения некоторых западных элементов, вновь образовавшиеся группы представляют собой явления специфические, не сводящиеся только к зарубинецким традициям.